...
Часть восьмая
Посвящается романтичным, но любящим крыжовник форумчанкам.
…Месяца марта 1800 года 3-е число
Ах, жизнь прекрасна, в этом нет сомнений! За окном началась весна, и хоть снег еще не тает, а до прилета птиц осталась не одна неделя, вся природа уже готовится к пробуждению. Весна в моей душе началась еще раньше. Сколько же времени прошло с того памятного вечера? Две недели? Всего лишь? А кажется, будто я знаю Платошу уже целую вечность, и целую вечность пребываю в блаженстве!
Вчерашний поход в театр был прелестен – мы с Жюли сидели в ложе, а П. сидящий в партере со своими друзьями, весь спектакль лорнировал меня, и я совершенно не запомнила представления. Правда, Софи Сосновская прибыла в совершенно изумительном платье цвета малины с отделкою из пурпурных кружев, и произвела форменный фурор, но даже это не испортило мне настроения.
Сегодня я велела делать блины – ведь нынче масленица, а значит, самое время для еды Аля рюс. Днем должна заехать на обед Аглаюшка, а вечером я ожидаю П.
Думаю завтра съездить к мосье Брантьену и заказать новую легкую накидку из синего бархата – ведь скоро будет очень тепло!
Позже, того же числа.
Право, я знать не хочу этого человека! Приехавшая Аглаюшка рассказала мне ужасную новость – направляясь ко мне, она заметила П. и графиню Столыпину, едущих в одной карете и, по ее словам, весело переговаривающихся! Настоящая сенсация! Каков! Да что он делал в обществе ЭТОЙ? Решительно, ничего хорошего! Ну, я проучу его! Когда он придет, буду с ним холодна и вежлива, словно лед, и попрошу его представить мне свои объяснения, которые, несомненно, сочту надуманными, и заставлю его долго и униженно извиняться.
Месяца марта 1800 года 4-е число
Ах, никогда мне будет покоя с этим Платоном!
Сцену для его приходя я приготовила заранее – забрала волосы, надела сумрачно-синее бархатное платье с глухим воротником, забрала волосы и уселась с вязаньем, дабы по его прибытии продемонстрировать полное пренебрежение.
Наконец он пришел. Сразу же по входе попытался обнять меня, однако я, не поднимая головы от вязанья, отстранилась:
-Как вы находите сегодняшнюю погоду, поручик?
Он изумленно поднял брови:
-Изумительно. Да что с вами, Оксана?
Я холодно поглядела на него:
-А как находит погоду Светлана Столыпина?
-Ах, вот в чем дело! - его лицо на мгновение прояснилось, и в тот же момент стало каким-то недобрым, - уже донесли сороки на хвосте?
Я мысленно подивилась подобной наглости, однако виду не подала:
-Извольте объясниться, почему вы оказались в одной карете с графиней?
-Даже и не подумаю! - Он усмехнулся.
-Да как вы смеете?! – я вскочила, ответ его должен быть совсем не таким, - вы не собираетесь разъяснить мне свое поведение?
-Платон Толстой ни перед кем не должен держать ответ. Он свободный человек! – Он нахмурился и упер руки в боки. Я стояла напротив, возмущенно глядя на него.
-Ах, свободный? Тогда извольте покинуть помещение! – я держалась из последних сил.
-Нет. Я пришел увидеться с вами и не собираюсь отказываться от своих намерений! – Он спокойно скрестил руки на груди, выглядя при этом почему-то непривычно угрожающе. –Нет, - упрямо произнес он.
-Извольте удалиться! – почти закричала я, - Как вы смеете походить ко мне, после того как непонятно чем занимались с этой интриганкой! – Я топнула ногой.
-Не смейте оскорблять Светлану! – тепе6рь он тоже повысил голос, - она мой друг!
-Ах, друг? – теперь я уже кричала в полную силу, - значит, друг? Да как у вас хватает наглости говорить такое МНЕ?
-А почему бы и нет? – он тоже разошелся не на шутку, - Вы же тоже не брезгуете обществом князя Чарторыйского, не так ли?
Нет, это решительно переходило всякие рамки!
-Нахал! – я со злостью бросила в него свое вязание, - Ничего у меня не было с князем Чарторыйским, чтоб вы знали! И, кстати, он в сто раз благороднее вас!
-Ах так? Значит, благороднее меня? – он медленно сделал шаг ко мне.
-Благороднее, несомненно благороднее! Да вы…вы… вы просто мужлан! – я кричала, абсолютно не владея собой.
-А вы – нервная кумушка! И за что я вами пленился? – он яростно отбросил в сторону мои клубки, в беспорядке раскатившиеся по ковру.
-Волокита!
-Экзальтированная девица! – он подошел ближе.
-Бретер! Да какого черта вы смеете оскорблять меня? – П. в изумлении округлил глаза.
-Крикунья!
-Пьяница! Невежа!
-Совершенно невоспитанная особа… -прорычал он и страстно поцеловал меня.
-Да как… Нахал!.. - выдыхала я в перерывах между поцелуями, не переставая бить кулаками по его широкой спине.
Он крепко сжал меня в объятьях и почти больно впился губами в мою шею. Я судорожно вздохнула. Платон опрокинул меня на пол, накрыв своим телом, и провел рукой вверх по бедру. Я, застонав, закрыла глаза. Он, издав непонятный звук, так сильно рванул пуговицы на застежке моего платья, что они посыпались на пол. Горячие, сухие губы покрывали поцелуями мое тело, заставляли вздрагивать. Дрожащими от нетерпения пальцами я расстегнула его мундир, судорожно сняла рубашку. Кое-как стянув с меня платье, он отбросил его в сторону. Прижав мои руки своими, он оставил меня почти беспомощной. Задохнувшись от возбуждения, я прогнулась навстречу ему и вскрикнула, когда мы соединились. Кусая мою шею, мои плечи, мою грудь, П. двигался быстро, резко, словно дикий зверь, я же пронзительно кричала, не в силах сдержаться. Наслаждение слилось с болью и с каждым рывком все больше затапливало меня – скоро я уже ничего не видела перед собой и вся отдалась этому. Минута, другая – и я уже дрожала, билась, пыталась освободиться, настолько острым стало ощущение, и я уже не помнила себя. Еще сильнее, еще быстрее, еще один вскрик – и Платон в изнеможении упал на меня, я же, слабо застонав, закрыла глаза, обвила его шею и заснула.
Проснувшись утром на ковре, среди размотанных клубков, раскиданной одежды, я со смущением оглядела комнату. Непонятно как мы умудрились перевернуть столик, даже того не заметив, и стоявшая на нем ваза разбилась на мелкие кусочки. Платон крепко спал, но я не замедлила разбудить его.
-Ксаночка…
-Платон… Что мы с тобой вчера учинили?
Он протер глаза и оглядел меня с неподдельным восхищением:
-Ты изумительна, Ксана. Такого я никогда не переживал раньше. Думаю, это можно назвать внезапной вспышкой страсти.
Я окончательно пришла в себя и возмутилась:
-Как ты мог? А как я могла? Ты не должен был даже прикасаться ко мне после прогулки с этой Столыпиной!
Он широко улыбнулся и обнял меня:
-Да не было никакой прогулки! Мы, после нашего с Лугиным караула, все вместе обедали у Мишеля, а потом она любезно предложила довезти меня на своей карете… А ты что, напридумывала? Моя ревнивица…- Он мягко поцеловал меня сзади в плечо.
-И ничего я не ревнивица!- С превеликим облегчением я придвинулась к нему ближе и весело поцеловала в нос, - просто мне не понравилось, что ты где-то показался с дамой…- произнесла я капризным голосом. – А почему ты мне сразу не объяснил?
Платоша притянул меня к себе на колени:
-Все таки ты у меня еще такое дитя! Твое упрямство вывело меня из себя, вот я и решил смолчать, и. кроме того, последствиями этого я вовсе не разочарован! Кстати, душа моя, кто научил тебя так залихватски браниться? Дамам так выражаться не пристало!
Я покраснела до кончиков ушей:
-Мой покойный муж, Дмитрий Петрович, был человеком пожилым и с причудами. Он считал, что все эти условности ни к чему, и небо не разверзнется, если я скажу «черт». Ты возмущен моей невоспитанностью?
Он рассмеялся:
-Наоборот, я восхищен! Другой такой, как ты, больше нет, пойми, Ксаночка! Все эти Лизаньки, Анечки, Вареньки – все они лишь пустые, бесцветные по сравнению с тобой! А ты… у тебя есть задор, есть характер – с тобою не соскучишься. Однако столь бурное общение с тобой пробуждает аппетит!
-Конечно-конечно! – засуетилась я, и через полчаса мы уже чинно завтракали, убрав с пола компрометирующие клубки.
После его ухода я велела говорить, что никого не принимаю, и бросилась писать эти строки, время от времени краснея от некоторых воспоминаний.