Кавалерия не флот, а флот вовсе не кавалерия!
Эту максиму, изреченную некогда Варварой Петровной Лугиной (а вернее написанной ею в письме), Мишель частенько вспоминал нынче, сидя у камелька со старыми друзьями по несча… э, прошу прощения – счастью. Счастью любить Вареньку. Мадемуазель Ланская вошла в жизни многих мужчин, как русского, так и иноземного происхождения, пронеслась по ним, подобно метеору, потопталась острыми каблучками по сердцу, а так же прочим нежным частям мужского организма и вылетела вон, подобно пробке от шампанского.
Разрушительная Варенькина деятельность до сих пор, даже по прошествии нескольких лет, аукалась тем, с кем ее свела судьба, но – странное дело! – ни один из, обласканных вниманием оной фемины не относился к ней дурно.
Объяснения сему феномену не смог бы, верно, отыскать даже Спартак. А Мишель и не пытался. Он просто радовался, что подружился, насколько это возможно, конечно, при несходстве взглядов и вкусов, разнице в воспитании, политических препонах и общеизвестной сухости англичан, с двумя британскими морскими офицерами.
И поскольку ни он, ни Платон, ни капитан Хорнблауэр, ни граф Кеннеди до сих пор не связали себя узами брака, то при их встречах некому было дуться и причитать из-за нескольких лишних бутылок вина или беседы, длившейся до утра.
Правда, встречи эти были уж очень редки, а письма… что ж, они писали друг другу… изредка. Однако перед новым 1812 годом обстоятельства сложились столь удачно, что дела служебные привели капитана Хорнблауэра (конечно, вместе с его кораблем) в Россию, а мистер Кеннеди, узнав об этой оказии, тоже изыскал возможность приехать. Лугин и Толстой готовились к встрече.
- Подумать только, - Платон с видимым удовольствием разглядывал в зеркале новехонький – только от портного – мундир, - подумать только, если бы Варваре Петровне не пришла в голову блажь после нашего возвращения из-под Аустерлица отправиться на розыски отцовской экспедиции, если бы она, переодевшись юнгой не попала на немецкий корабль, если бы из-за того, что ее раскрыли, на корабле не поднялся бы бунт, а бунтовщики не подожгли случайно пороховые бочки, если бы корабль не потонул, а Варвара Петровна не выжила, если бы ее не подобрал корабль капитана Хорнблауэра, то мы бы никогда не познакомились с такими отличными людьми! Все-таки, какая от Варвары Петровны большая польза, ты только подумай, Мишель!
Мишель несколько скептичнее думал относительно пользы, приносимой мадемуазель Ланской обществу, да и мундир Платона пробудил в нем тоску по прежним временам, когда он еще служил, а не был отправлен в отставку лично ревнующим императором, так что он только хмыкнул.
- Если бы ты не бросил ее у алтаря, то ей бы даже в голову не пришло ехать в какую-то там экспедицию!
- Я не бросил, - Платон толстой доказал, что для бравого кавалергарда нет невозможных вещей и умудрился покраснеть, - я понял, что нам с ней вместе не ужиться. Ты же помнишь – я уже пробовал на ней жениться! И потом, Мишель, она бы все равно сбежала. Уж такая она девушка. Кстати, решил тогда, что ты увидишь чистый горизонт и немедленно сделаешь ей предложение.
- В сотый раз? – Мишель оскорблено дернул подбородком. – Впрочем, я сделал. Из чувства долга и в память о былых чувствах. К тому же, новый мой роман тоже не увенчался успехом, как я тогда думал, а Варвара Петровна была одна и в затруднительном положении… Только, ее никогда затруднительные положения не смущали, и мне она отказала, пообещав остаться другом. Я не был опечален, разве только переживал из-за ее сложного положения в доме отчима без всяких личных средств, но тут уж ничего поделать было невозможно.
- Мда, - Платон вздохнул, - я, признаться, о денежной стороне вопроса тогда и вовсе не думал, а она, бедняжка ведь без приданного осталась, по милости матери. Бедняжка!
- Зато сейчас у нее все просто отлично, насколько я понял из последнего письма, - Мишель успокаивающе похлопал Толстого по плечу, - во Франции ей ужасно нравиться, она вхожа в самые лучшие салоны, как известная путешественница, ее рассказами о виденных экзотических странах и, главное, о России заслушивается сам Наполеон. А что семьей не обзавелась, так и мы с тобой, Платоша, холостяки по сию пору. Варе же все амуры были глубоко противны. Если кто и взволновал ее чувства, так это Моабад-хан, но жить в его гареме ей тоже было тягостно.
- И все же, мы должны быть благодарны Варе за нашу дружбу! И я требую, чтобы первый тост мы произнесли сегодня за нее! – Платон никогда не уставал гнуть свою линию.
- Гм, а ты уверен, что капитан Хорнблауэр станет пить за даму (заметь – даже не англичанку!), по милости которой потерял корабль? – с сомнением покосился на друга Мишель. - А граф Кеннеди? Тот и вовсе был вынужден оставить флот! Платон, это мы с тобой к Варваре Петровне относимся снисходительно, памятуя о собственных безумствах, а наши британские друзья к ней не очень благоволят. Неужели ты этого так и не заметил?
- Заметил, - проворчал Платон. - Капитан даже писал мне, что опасается, как бы из-за Вари не разразилась война между Францией и Россией, мол, доходили до него такие слухи, но это же полнейший бред! Подумаешь, Варвара Петровна решила показать свои познания в мореходстве и нечаянно сломала пару приборов. Она же не специально это сделала! Подумаешь, корабль не смог выполнить из-за этого боевую задачу! Надо было бы – определили координаты и без приборов, подумаешь – цацы какие! Это все их английский снобизм! Правда, граф, надо отдать ему должное, Варю защищал. Жаль, что ему пришлось подать в отставку, но у него и без Вари были причины списаться на берег! Он наследство получил и титул.
- Идем, Платон, - улыбнулся Мишель привычной горячности Толстого,- успеешь еще наспориться сегодня. Идем же! А то встреча старых друзей и Нового года пройдет без нас.
Шампусик
_________________ Одна голова хорошо, а три лучше.
|