|
***
Если бы Мишель знал заранее, до того как дать твердое согласие участвовать авантюре, что означают слова «немного потрудиться», то конечно же постарался бы переубедить Юлию и Ясмин. А так что ж? Дал слово – держись. Хотя изображать из себя прожженного шпиона было очень неприятно. В пору юности даже такие сомнительные вещи представляются некой игрой, но сейчас Мишелю было не до шуток. Да, к тому же, все умозаключения дам были столь эфемерны, что план в любую секунду мог рухнуть, а гости – окончательно превратится в пленников, несмотря на покровительство Зулейхи.
Однако делать нечего – первым делом нужно посеять во всех заинтересованных лицах сомнения в целесообразности присутствия в Персии неких французских подданных и их сопровождающих. А для этого пришлось проявить заинтересованность в судьбе Моабад-хана. Мишель старательно наводил на себя подозрения в неком тайном умысле, даже встретился с французским послом и завел беседу о мятежном принце. Посол разговор быстро свернул, зато через день Аббас-Мирза настоятельно пригласил Мишеля нанести ему вечерний визит.
- Не понимаю, отчего вас вдруг взволновала судьба этого недостойного своих предков Моабад-хана? – Аббас-Мирза поморщился.
Не к добру этот интерес, тем более такой внезапный. А появился он после бесед с шахом. Фетх-Али-Шах весьма чадолюбив, к мерзкому же отродью славянской наложницы он всегда питал особую склонность. Не пытался ли отец снова обелить своего любимца, нажав на де Грисея? Ходят странные слухи. Граф не глуп и понимает, что ему не выжить, коли шах будет им недоволен. Несмотря на болезнь и передачу власти в другие руки, Фетх-Али-Шах оставался грозным властителем, чьего слова никто бы не посмел ослушаться.
- Простите мою дерзость, - Мишель склонил голову и начал осторожно подбирать фразы.
Именно этого вопроса он ждал весь вечер, именно к нему подводил осторожного перса, привыкшего плести словесные кружева.
- Я лишь хочу удостовериться, что моей семье ничего не угрожает, ведь Моабад-хан очень высокороден... к таким людям судьба благоволит… если он окажется на свободе, только ваше покровительство укроет нас от мести, однако…
- Он не окажется на свободе, - Аббас-Мирза выпустил клуб ароматного дыма. В любом случае, вы правильно делаете, что рассчитываете на покровительство, которое я вам обещал. Не стоит слушать сплетни евнухов. Это они разносят по дворцу всякую чушь.
Мишель подобрался, как перед первым выпадом в бою.
- Я буду говорить прямо, прошу простить за неучтивость, но что стоит жизнь чужеземцев, которые к тому же не приносят никакой пользы – вы ведь не позволяете мне вернуться на Родину и доказать, что я верен клятвам – что стоит их жизнь по сравнению с братскими узами и благорасположением отца?
За такую дерзость можно было бы в прежние времена и голову потерять. Мишель, которые считал, что неплохо знает человеческую натуру, не мог с точность решить на что Аббас-Мирза рассердится, а что сочтет приемлемым для «дружеской» беседы. Именно поэтому план, придуманный за шербетом и дыней был столько опасен. Дело осложнялось тем, что был перс – персом, да еще и правил страной. Уж на что пришлось близко узнать покойного императора Александра, а хитрые выверты его логики понять так и не вышло до конца.
Разумеется никаких чувств к опальному братцу, уже несколько десятилетий мутящем воду в стране, кроме самых для него неприятных, Аббас-Мирза не испытывал. Но и признаться в том, что ни во что ставит родную кровь было невозможно, пока шах лично не вынес решения. А он его выносить не спешил. И дело было вовсе не в пресловутой восточной неспешности.
За несколько дней до этого, в других покоях дворца Ясмин коротала вечер с шахом. Она искренне переживала, видя беспокойство и страдание на дорогом лице, и была полна решимости помочь прежде всего Фетх-Али-Шаху. Тот поглаживал свою знаменитую бороду, отхлебывал ароматный чай и грустно глядел замысловатый узор нового ковра, поднесенного в дар несколько дней назад одним из приближенных. Ковер был несказанно хорош – достоин только царей; ткачи подобрали цвета с редким искусством, дабы радостью наполнялись сердца тех, кто глядит на него. Шах же становился все мрачнее и мрачнее.
- Скажи мне, о услада моих очей, что происходит с вожаком звериной стаи, когда он стареет и ослабевает членами, а так же разумом? – вдруг разомкнул он уста.
- Его изгоняют или убиваю, о великий шах.
- Не называй меня так. Разве я велик? Великому дарили оружие, коней, прекрасных юных пери со всех концов света. Теперь же, когда я немощен, мне дарят ковры. Я невластен даже над своими детьми: они разбивают мне сердце! Все, кроме Аббаса-Мирзы из которого настоящий мудрец и достойный воин. Но и он порой огорчает меня своей ревностью и пристрастным отношением к братьям. Зачем вот он привез Моабад-хана чуть не в клетке? Пусть я и отрекся от него, но достойнее было бы убить его прямо на месте!
Ясмин улыбнулась. Наконец-то шах заговорил о том, что его тревожит. Гораздо легче давать советы, которых ждут.
- Аббас-Мирза достоин хулы, потому что не выполнил твою волю, о мой господин. Я не знала, что ты приказал убить Моабад-хана и не понимаю, почему он все еще жив.
- Я не отдавал такого приказания, - шах хмуро посмотрел на Ясмин, - и тебе это известно.
- Тогда, Аббас-Мирза пошел бы не только против твоей воли, но и воли Аллаха, если бы пролил безвинно родную кровь.
- Это ты Моабад-хана безвинным называешь, женщина?! В своем ли ты уме?! – шах позабыл о приличествующих ему жестах и замахал руками.
- Но доказательства его преступлений еще требуется отыскать.
- А как же вопиющий к небесам разбой?! Мой сын опустился до того, чтобы преследовать мирных путников!
- Так-то оно так, о всемудрейший, - Ясмин усмехнулась, - но нельзя же судить твоего сына, пусть и не самого достойного, основываясь на словах иностранцев?
- Они лгут? – быстро спросил шах, - почему же ты раньше молчала?
- Они говорят правду и только правду. Но это ничего не меняет.
- Выслать бы их из страны, да только Аббас-Мирза будет против.
- Он мудр. Пусть далеко не так, как ты, но мудр, а поэтому придет к правильному решению
Ему в этом очень сильно помогут. Но говорить об этом шаху не стоит.
_________________ Третье тысячелетие наступило. Увы, на те же грабли... 
|
Вход
Регистрация
FAQ
Поиск
Маркиз сентиментальностью не страдает.
))
