Адъютанты любви

Императорская свита, дворцовые гренадеры.

Императорскую главную квартиру составляли: Свита Его Величества, военно-походная канцелярия, Собственный Его Величества Конвой, рота дворцовых гренадер и лейб-медики. Во главе квартиры стоял командующий, должность которого со вступлением на престол Александра II (точнее – с 1856 года) стала совмещаться с должностью министра Императорского двора. должности генерал-адъютанта и флигель-адъютанта в России впервые появляются в 1711 году, с 1713 года генерал-адъютанты стали назначаться при Монархе, а с конца XVIII века названные должности окончательно перестают связываться с постоянным исполнением адъютантских обязанностей и превращаются в почетные звания. Оба звания (генерал-адъютант и флигель-адъютант) стали даваться лицам, уже имевшим военные чины. . В начале XIX века складывается понятие «Свита Его Императорского Величества», объединявшее всех генерал– и флигель-адъютантов. Роль свиты в это время возрастает, для Александра I члены свиты были ближайшим кругом общения: выезжали вместе с ним в войска на ежедневный парад, сопровождали в пеших и конных прогулках, на балах, придворных церемониях, обедали с ним. Отношения с ними императора были дружескими и неформальными. Назначение в свиту флигель-адъютантом означало особую честь и Александру I приходилось выдерживать подчас сильный натиск матушек, которые пытались пристроить своих сыновей в свиту вопреки их воинским доблестям и прочим заслугам.. Для Александра I, а позднее и для Николая I это решение тщательно обдумывалось, и одной протекции или личного расположения было мало. Весьма характерен эпизод в упоминавшихся уже воспоминаниях графини Шуазель-Гуфье, предпринявшей поездку в Царское Село в 1824 году, чтобы ходатайствовать за своего пасынка. Несмотря на любезный прием дамы, которую он после встречи в парке поселил в Александровском дворце, император через некоторое время отказал ей в просьбе. Графиня пишет: «Затем Государь сказал, что моя просьба относительно займа удовлетворена; в то же время он высказал сожаление, что не может исполнить другую просьбу. Старший сын графа Ш., служивший в России с ранней юности, вернее – с детства, очень желал получить место адъютанта при его величестве и просил меня ходатайствовать за него. Мне очень хотелось устроить это дело, и, не зная, насколько оно трудно, я употребила все средства, чтобы достигнуть желанной цели. «Я принужден, – сказал Государь, – ответить вам откровенно, как лицу, которое я люблю и уважаю. Я не могу дать молодому человеку, который до сих пор не был на действительной службе, место, считающееся наградой за многолетнюю службу». – Я напомнила об одиннадцати годах службы моего пасынка. «Одиннадцать лет, – возразил Государь, – много ли это в сравнении со службой стольких заслуженных офицеров в Польше – полковников, считающих лет двадцать службы? И какой службы! Вечно на войне, в ранах и т. д. Все они стремятся получить это место; поэтому я по справедливости не могу дать его этому молодому человеку. Поставьте себя на мое место; нанести им такую обиду…»[319] Никакие чары графини не помогли.

В обязанности чинов свиты входило выполнение специальных поручений Императора (наблюдение за рекрутскими наборами, расследование крестьянских беспорядков и т. п.), сопровождение прибывающих в Россию «иностранных высочайших особ», дежурство при Императоре во дворце и присутствие в свободное от служебных занятий время «на всех выходах, парадах, смотрах… где Его величество изволит присутствовать»[320]. Первоначально свита входила в состав Квартирмейстерской части военного ведомства, при Николае I была включена в Императорскую главную квартиру, подведомственную Военному министерству. Император Николай I, будучи Великим князем, немало времени провел в этой среде и считал неплохой для себя школой жизни. «До 1818 года, – пишет Николай Павлович, – не был я занят ничем; все мое знакомство со светом ограничивалось ежедневным ожиданием в передних или секретарской комнате, где, подобно бирже, собирались ежедневно в 10 часов все господа генерал– и флигель-адъютанты, гвардейские и приезжие генералы и другие знатные лица, имевшие допуск к Государю. В сем шумном собрании проводили мы иногда час и более, доколе не призывали к Государю военного генерал-губернатора с комендантом, и вслед за ними все генерал-адъютанты и полковые адъютанты с рапортами, и мы с ними, и представлялись фельдфебеля и вестовые… Время не было потерей времени, но драгоценной практикой для познания людей и лиц – я этим воспользовался»[321]. «Как правило, – отмечает историк Л. Е. Шепелев, – военные не имели придворных званий, но те, кто пользовался особым доверием Императора, образовывали военную свиту. Формально свита не являлась частью двора, но фактически составлявшие ее лица отождествлялись с придворными и участвовали придворных церемониях» [322]; формально свита находилась в ведении Военного министерства, и ее представителей стали упоминать в Придворном календаре только с 1908 года.[323]. В 1827 году для военных чинов IV класса установили особые звания – свиты Его величества генерал-майор и свиты Его величества контр-адмирал (первые их пожалования состоялись в 1829 году). С этого времени звание генерал-адъютанта присваивали лишь военным чинам II–III классов. Сохранялось оно и за генерал-фельдмаршалами (в 1830–1831 году генерал-адъютантом был фельдмаршал И. Ф. Паскевич). Наконец, в 1811 году появляется еще одно свитское звание – генерал, состоящий при особе Императора (существовало до 1881 года).

По закону пожалование в свиту производилось «по непосредственному Государя Императора усмотрению», причем число лиц не ограничивалось. По царствованиям назначения в свиту распределялись следующим образом: Павел I – 93, Александр 1 – 176, Николай I – 540 пожалований. Таким образом в царствование Николая I численность свиты увеличилась в три раза. Больше всего назначений было при Александре II – 939 человека, а вот при Александре III – всего 43 лица. Общая численность свиты составляла в конце царствования Александра 1 – 71 человек, Николая 1 – 179, Александра II – 405 и Александра III – 105[324]. Только в период с 14 декабря 1825 года по Новый год были назначены 20 новых генерал-адъютантов и 38 флигель-адъютантов [325]. В своем духовном завещании Николай I не забыл об этих людях. Персональный состав свиты был довольно случайным, учитывались стаж и послужной список генералов и личное расположение Государя. Николай I старался возвысить это звание, назначив 25 декабря 1825 года в генерал-адъютанты Дмитрия Николаевича Сенявина (1763–1831), отличившегося во время 2-й Архипелагской экспедиции в Эгейском море (1807 год) и находившегося в отставке.[326]. Вскоре после воцарения Император Николай не замедлил вспомнить об одном из опальных деятелей прошлого царствования - адъютанте Александра I, светлейшем князе Александре Сергеевиче Меншикове (1787–1869), уволенном в отставку в чине генерал-майора 24 ноября 1824 года. Николай Павлович вызвал князя из Москвы, тот немедленно выехал 29 декабря 1825 года и, прибыл в Петербург 1 января 1826 года, остановился у графа А. Ф. Орлова. На другой день князь Меншиков явился к возвратившемуся из Таганрога генерал-адъютанту Дибичу, предложившему ему начальство над Кавказской линией; но князь отказался от подобного назначения. 3 января князь Меншиков был принят Николаем Павловичем; Государь предложил ехать с особым поручением в Персию и после разговора с Государем в приказе от 6 января 1826 года было объявлено: «Уволенный из свиты Его Императорского Величества по квартирмейстерской части генерал-майор князь Меншиков – в ту же часть»[327]. Так началась настоящая карьера А. С. Меншикова, в дальнейшем адмирала, начальника Морского штаба (1827), с 1831 года – Главного морского штаба (с 1836 год – с правами морского министра), одновременно финляндского генерал-губернатора ( декабрь 1831 года) и члена Государственного совета (1830 год).

Генерал-адъютанты участвовали в воспитании и обучении сыновей Николая Павловича, среди них были: генерал-адъютант Александр Александрович Кавелин (1793–1850); бывший помощник воспитателя при Цесаревиче Александре Николаевиче, упоминавшийся уже Семен Алексеевич Юрьевич (флигель-адъютант с 1837 года ), Л. И. Философов. Воспитателем Великого князя Константина Николаевича был адмирал и президент Русского географического общества Федор Петрович Литке (1797–1882). В статье 23 духовного завещания от 4 мая 1844 года Николай I писал: «Искренне благодарю всех бывших при мне господ генерал-адъютантов, генералов моей Свиты и флигель-адъютантов за верную их службу; прошу их с тою же любовью и преданностью служить моему сыну»[328]. После кончины Императора всем членам свиты были разосланы выписки из этого документа. Позднее им были вручены бронзовые медали в память кончины Императора Николая Павловича[329]. Среди флигель-адъютантов были например герой Наварина Ф. Г. Гейден (с 3 апреля 1849 год)[330]. Другие были своими людьми при дворе. Например, друг Императора с детских лет Владимир Федорович Адлерберг (1791–1884), ротмистр лейб-гвардии Конного полка, побочный сын Великого князя Константина Павловича Павел Константинович Александров (1808–1857), состоявший при Императрице Александре Федоровне, граф Степан Федорович Апраксин (1792–1862). Доверенное лицо Николай Павловича, его адъютант с 1819 года Василий Алексеевич Перовский (1795–1857), младший брат Л. А. Перовского, сопровождал дочерей Императора в Москву на коронацию [331]. Оренбургский генерал-губернатор, внебрачный сын графа А. К. Разумовского, в 1855 года вместе со старшим братом он получил титул графа. По кончине Цесаревича Константина Павловича его адъютанты перешли к Николаю I и позднее стали флигель-адъютантами. Великая княжна Ольга Николаевна пишет о них: «Между ними были чужие и безродные, умные люди или просто красавцы, как, например, американец Монго или Безобразов, любимец всех дам»[332]. Прозвище Монго имел Алексей Аркадьевич Столыпин, внук графа Н. С. Мордвинова, двоюродный дядя М. Ю. Лермонтова[333]. Ротмистр лейб-гвардии Кирасирского полка Сергей Дмитриевич Безобразов (1801–1879) был назначен флигель-адъютантом в 1834 году, впоследствии – генерал от кавалерии. О нем ходили сплетни, что, столкнувшись с Императором из-за дамы, он осмелился протестовать и дал Императору пощечину - именно этим молва объясняла высылку его из столицы[334]. Флигель-адъютантом был граф Григорий Григорьевич Кушелев (1802–1855), полковник, брат А. Г. Кушелева-Безбородко [335]. В 1846 году был зачислен в свиту генерал-адъютант (1849), командир Конного полка Петр Петрович Ланской (1799–1877), женатый на Наталье Николаевне Пушкиной. [336].

Непременной частью дворцовых интерьеров были фигуры гренадер в темно-зеленых мундирах, расшитых золотыми галунами, медвежьих шапках с золотым кутасом (шнуры с кистями), которые своим покроем напоминали шапки наполеоновских гвардейцев. Общим требованием было блюсти усы и баки. В Петербурге за золотой мундир дворцовых гренадер прозвали «золотой ротой». Мимо царя гренадеры ходили строем "тихим шагом" – 72–75 шагов в минуту вместо 107–110 на больших парадах. Ротное знамя представляло собой бархатное полотнище, на нем был изображен золотой крест с надписью: «В воспоминание – подвигов – Российской – Гвардии». Знамя хранилось в специальном сафьяновом ларце. В дни торжеств его устанавливали в Военной галерее у портрета Александра I. Рота дворцовых гренадер создана именным указом от 2 октября 1827 года № 1436 «из гвардейских отставных нижних чинов, бывших в походах против неприятеля и только по распоряжению Императора». Об обязанностях роты говорилось: «Рота имеет только присмотр или полицейский надзор во дворце, а в большие праздники дает во дворце почетный караул и посты… другой строевой службы не несет»; дворцовые гренадеры так же наблюдали за коллекциями Эрмитажа. Рота участвовала и во всех празднованиях, связанных с открытием памятников военной истории[337]. Первоначально рота состояла из 120 солдат, представлявших 17 гвардейских частей, но больше всего было бывших конногвардейцев и измайловцев, причем кавалеристам пришлось переучиваться по пехотным артикулам. Среди гренадер было 69 награжденных знаком отличия Военного ордена. Трое офицеров выслужившихся из нижних чинов, имели знаки отличия за Бородино. Рота находилась в ведении Министерства двора, но по строевой части подчинялась командиру Гвардейского корпуса[338]. Командиром роты был капитан (впоследствии – полковник) Егор Григорьевич Качмарев, поручиком – Василий Михайлович Лаврентьев. Рота была на привилегированном положении. Кроме оклада (унтер-офицерам как прапорщикам, гренадерам первой статьи как фельдфебелям, гренадерам второй статьи как унтер-офицерам) Николай I пожаловал по второму окладу: унтеры стали получать семьсот рублей в год, гренадеры первой статьи – по триста пятьдесят, а второй – по триста рублей.Рота приступила к службе в понедельник 9 ноября 1827 года. После восстановления Зимнего дворца было принято новое «Положение об управлении Императорским Зимним Его Императорского Величества дворцом», на которое 7 апреля 1840 года наложена резолюция: «Быть по сему». В § 19–22 были более четко прописаны обязанности гренадер. Поддержание внутреннего порядка во всех покоях, залах и комнатах возлагалась на них, а в прочих помещениях (коридоры, лестницы, подъезды, дворы и окружность дворца) – «на майора от ворот». К внутреннему порядку были отнесены: «совершенная чистота; исправная чистка полов, мебелей, окон и прочих принадлежностей; своевременная топка печей и каминов; содержание определенной степени теплоты; свежесть и чистота воздуха; освещение в должное время, и должная от огня осторожность».

«Непрерывное и точное наблюдение за всем этим, – говорилось в «Положении», – возлагается на обязанности командира роты дворцовых гренадер, дежурных офицеров оного и самих гренадер»[339]. В «Дополнении» к «Положению» от 25 апреля 1840 года отмечалось, что к управлению Императорским дворцом «присоединяются также все прикосновенные к сему дворцу здания: эрмитажные, театральные и вновь возводимого Императорского музеума»[340]. По сравнению с другими войсками они имели ряд уставных и материальных преимуществ. Офицеры роты, говорилось в указе, «имеют чин старой гвардии». В частности, фельдфебель роты приравнивался по чину к подпоручику, а унтер-офицер – к прапорщику армии, рядовые – к унтер-офицерам армии с соответствующими окладами. Сверх жалованья им выплачивались суммы, полагающиеся им как «комнатным инвалидам». В § 12 особо оговаривались правила отдания чести: «Нижние чины сей роты честь отдают одной Императорской фамилии, фельдмаршалам, министру двора и начальнику Главного штаба Его Величества. Прочим генералам берут под приклад». Далее § 13 предусматривалось: «Нижним чинам сей роты часовые как гвардии, так и армии отдают честь»[341]. Название гренадер связано с названием одного из залов Зимнего дворца. Смежный с Гербовым залом Пикетный, или Гренадерский, зал, замыкавший Большую анфиладу дворца, использовался для разводов караулов, где мраморные пилястры и барельефы были выполнены на мотивы холодного вооружения, как тогда говорили, военной арматуры[342]. Как правило, в дни, когда Государь или кто-нибудь из Императорской семьи посещали собор, здесь также выставлялся караул из роты дворцовых гренадер[343]. Гренадеры присутствовали во время торжественных церемоний: в 1832 году по специальному указанию Николая I караул из роты дворцовых гренадер был поставлен на подмостках сооруженных лесов для поднятия Александровской колонны.[344]. В 1834 году, при принесении Наследником Александром Николаевичем офицерской присяги, в Гербом зале было выставлено 4 взвода гренадер[345]. В 1840 году, 8 сентября, они были участниками торжественной встречи принцессы Марии Гессенской, невесты Цесаревича Александра Николаевича. войска встречали принцессу от Чесменской богадельни и последними были гренадеры. Великая княжна Ольга Николаевна вспоминала: «На ступеньках лестницы, ведущей из Большого двора во дворец, стояли по обеим сторонам дворцовые гренадеры»[346]. По завершении строительства Кремлевского дворца караульную службу там несли усиленные наряды дворцовых гренадер. В архивах сохранились документы о выдаче гренадерам денег на амуницию и разные пособия. Так, командиру роты полковнику Качмареву «на постройку состоящим в Санкт-Петербурге нижним чинам сей роты годовых амуничных вещей по сроку с 1851 года примерно 1500 рублей»[347]. Гренадерам в Петербурге и Москве регулярно выдавались деньги на именины и крестины [348], а также единовременные пособия в виде трети оклада (28 р. 58 к.) при увольнении от службы[349]. В этом случае им полагались и пенсионы в виде оклада.

Во время торжественных военных церемоний, в частности, во время следования Императорской четы, процессию возглавлял обычно Собственный Его Величества Конвой, за которым следовали подразделения Кавалергардского и Конногвардейского полков, далее за каретой Императрицы – взводы гвардейской легкой кавалерии, которые замыкали шествие[350]. Именно эскорт Высочайших особ был важнейшей составляющей службы конвоя. Представителя Императорской фамилии встречали в строю лицом к нему. Затем после салютования конвой перестраивался; перед экипажем были горцы, позади – казаки. Офицеры в седле были с обнаженными клинками, а нижние чины с ружьями в правой руке, трубачи в одной шеренге. Во время маневров и учений при Императоре при нем неотлучно дежурил офицер-ординарец из конвоя. Несли они также и караульную службу в Зимнем дворце (Большой зал, Помпеева галерея, Малый фельдмаршальский зал), а также в Царском Селе и Петергофе. Конвой выполнял различные церемониальные функции во время встреч Высочайших гостей и во время коронаций, военнослужащие составляли «шпалеры» (то есть стояли в отдельном строю). Предшественниками Конвоя обычно считают Донскую и Чугуевскую казачьи команды, а также «выборный» гусарский лейб-эскадрон, Екатерины II. Специалисты датируют образование Конвоя 18 мая 1811 года, когда по указу Александра I была создана казачья сотня Черноморского войска в составе лейб-гвардии Казачьего полка. За отличие в Лейпцигской битве 4 октября 1813 года ей были пожалованы Георгиевский штандарт и серебряные трубы и этот день Св. Иерофея стал праздником Конвоя. 1 мая 1828 года из знатных «горских уроженцев» был сформирован для несения конвойной службы при Императоре отдельный взвод. Это были кабардинцы, черкесы (адыги), чеченцы, ногайцы и кумыки. В 1830 году это уже был лейб-гвардии Кавказский полуэскадрон Собственного Его Величества Конвоя. По штатам 1830 года в полуэскадроне было 5 офицеров, 9 юнкеров, 40 оруженосцев. Они практически не знали русского языка, им разрешалось иметь при себе мусульманского священника и готовить пищу с соблюдением религиозных правил. Имея традиционное вооружение, в кольчугах и с длинными ружьями, они выглядели весьма эффектно. В августе 1829 года 17 человек изъявили желание поступить на учебу в Дворянский полк и А. X. Бенкендорф составил инструкцию, в которой, в частности, был пункт: «…Не давать свинины и ветчины. Строго запретить насмешки дворян и стараться подружить горцев с ними… Телесным наказаниям не подвергать: вообще наказывать только при посредстве прапорщика Туганова, которому лучше известно, с каким народом как обходиться»[351]. В июне 1830 года с Кавказа прибыло еще 40 юношей и в дальнейшем в учебные заведения С.-Петербурга принималось в среднем по 30 человек. В 1832 году состав Собственного Его Величества Конвоя расширился: из всех полков Кавказского линейного казачьего войска был сформирован команда лейб-гвардии кавказско-линейный полуэскадрон.27 июля 1833 года Долли Фикельмон упомянула о маневрах в Гатчине: «Черкесский князь, которого зовут ханом Гиреем – очарователен на коне, у него интересная голова, а живописный костюм придает ему оригинальность и своеобразие, что может нравиться»[352]. Речь шла о князе Махмет Гирее (Хан-Гирее) Гирееве (1808–1842), адыгском военном, историке, писателе; начавшем службу на Кавказе в армии А. П. Ермолова. На маневрах под Калишем в 1835 году в Царстве Польском 500 всадников в азиатских одеждах поразили воображение присутствующих джигитовкой и инсценировкой сражения[353]. Каждая команда имела свою национальную одежду – черкески, бешметы разных цветов, папахи и т. д. Заметным событием в истории Кавказа и Закавказья был приезд Императора в 1837 году.

В Грузии Николай Павлович посетил бывшую турецкую крепость Ахалцых и по новой дороге в Боржомском ущелье отбыл в Ахалкалаки. «Меня везде принимают весьма радушно, – сообщал он И. Ф. Паскевичу из Ахалцыха 1 (13) октября. – Везде дворянство молодцы, у меня в карауле и конвое, а сегодня были турки и армяне»[354]. Сопровождавшие Императора горцы были награждены специально выбитой медалью. После этой поездки 6 октября 1837 года указом Николая I было предписано присылать каждые два года в лейб-гвардии Кавказский полуэскадрон по 12 человек «из знатнейших горских фамилий»[355]. Таким образом, каждые два года происходила ротация. Это рассматривалось и как фактор сближения с народами Кавказа. 30 апреля 1838 года для конвоя была образована команда лезгин. Николай Павлович следил за формированием этой экзотической части конвоя. Свидетельством этого являются письма к Наследнику. В письме от 5 (17) октября 1838 года он сообщал: «Отработав, ездил я к М. П. (Михаилу Павловичу. – А. В.) и делил прибывших прекрасных людей с Кавказа»[356]. В следующем письме к сыну от 25 ноября (6 декабря) того же года: «Потом смотрел штук 20 черкесов, вновь привезенных; есть славные ребята»[357]. Черкесами тогда называли адыгейцев, а еще шире – и всех представителей горских народов. В 1839 году в составе конвоя появилась команда Закавказского Мусульманского полка (азербайджанцев и закавказских турок) из чинов этого полка, сформированного в Закавказье. Иностранные наблюдатели, присутствовавшие на маневрах и западная пресса, всех представителей народов Кавказа называли черкесами. Об участии черкесов вместе с казаками на маневрах в Красном Селе 14 августа 1839 году писал Фридрих Гагерн[358]. Другой мемуарист, В. В. Гаффнер, описывая учения в 1846 году, заметил: «…Ученье конным черкесам… Последние на ходу стреляли из своих пистолетов и длинных ружей в цель, укрепленную на земле»[359]. В 1855 году при конвое был сформирован Кавказский казачий эскадрон, а по указу Александра II от 18 ноября 1855 года все команды были соединены в Кавказском эскадроне Собственного Его Величества Конвоя (команда грузин, горцев Кавказа, лезгин, джарцев (лезгин Прикаспийского края) и команда мусульман Закавказского края). Все гвардейцы должны были быть из знатных родов, ханов и беков. Конвой состоял из двух эскадронов, каждый в четыре взвода. В 1863 году после расформирования Крымско-Татарского эскадрона, часть татар составила подразделение в составе Конвоя. В конце 1876 года казаки в Конвое были представлены двумя Кубанскими и одним Терским эскадронами, затем в конце 1881 года формируется еще один Терский эскадрон. По новому положению 1891 года эскадроны переименовывались в сотни, конвойную службу стали нести две Кубанские и две Терские казачьи сотни[360].

Леонид Владимирович Выскочков: «Будни и праздники Императорского двора».

Г.И. Беггров по оригиналу К Тейхеля. Литография (фото avoeinoff )
«Г.И. Беггров по оригиналу Карла Тейхеля: прощание с Императором Николаем I»

319 Исторические мемуары об Императоре Александре I и его дворе графини Шуазель-Гуфье. С. 252–253.

320 Цит. по: А. Е. Шепелев: Чиновный мир России. XVIII – начало XX века С. 413.

321 Цит. по: Н. К. Шилъдер: Император Николай Первый. Книга 1. М., 1997. С. 142.

322 А. Е. Шепелев: Чиновный мир России. XVIII – начало XX века С. 395.

323 Там же. С. 411.

324 А. Е. Шепелев Чиновный мир России. XVIII – начало XX века С. 412.

325 Н. К.Шилъдер Император Николай Первый. Книга 1. М., 1997. С. 356.

326 Там же. С. 356–357.

327 Шилъдер Н. К. Император Николай Первый. Кн. 1. М., 1997. С. 357–358.

328 Духовное завещание в Бозе почившего Государя Императора Николая Павловича. 4 мая 1844 года Там же. С. 463.

329 О. Р.Фрейман С. 356.

330 Там же. С. 355.

331 Сон юности. Воспоминания Великой княжны Ольги Николаевны. 1825–1846. С. 179.

332 Там же. С. 188.

333 Б. Н. Чичерин Воспоминания: Москва сороковых годов. М., 1991. С. 112.

334 Р. Г. Скрынников Дуэль Пушкина. С. 139.

335 Письмо В. Н. Репниной к В. А. Репниной-Волконской // Российский архив. Т. MMI. М., 2001. С.70.

336 Е. В. Пчелов Ланские // Отечественная история: Энциклопедия. Т. 2. М., 2000. С. 280–281. См. также: Тоболина Г., Едомский М. Конногвардейский манеж. СПб. С. 126.

_________________
Третье тысячелетие наступило.
Увы, на те же грабли...