Адъютанты любви

мы не лечим болезнь, мы делаем ее приятной
Текущее время: 28-03, 20:58

Часовой пояс: UTC + 4 часа




Начать новую тему Ответить на тему  [ Сообщений: 31 ]  На страницу 1, 2  След.
Автор Сообщение
 Заголовок сообщения: Неврев. Альтернативная история...
СообщениеДобавлено: 12-07, 23:34 
Не в сети
Аватара пользователя

Зарегистрирован: 16-12, 13:46
Сообщения: 7822
Откуда: Москва
Фанфик я свой так и не дописала (пока). Ну хоть выложу то, что было, а то забыли небось уже... :D
Хм... перечитала сама... С удивлением подумала - и это все я написала? :roll: :D :D :shock:

«НЕВРЕВ. Рядом с Адъютантами любви».

Часть 1.

Родился Дмитрий Мокеевич в 1764. Отец его - Мокей Ильич Неврев был из рода дворянского, но не очень богатого, служил в Петербурге в гвардии. В 1762 году участвовал в тех смутных событиях, в результате которых императрицей стала Государыня Екатерина. За это Мокей Ильич получил в награду поместье в Смоленской губернии - Невревку и денег. Женился на барышне из Москвы, доброй и веселой. После указа о Вольности дворянства - вышел в отставку и остаток жизни провел в деревне, занимаясь хозяйством и воспитанием сына. Мокей Ильич и супруга его - Дарья Пантелеймоновна - единственного сына любили и баловали, учением особенно не утруждали и служить не побуждали. Рос Митенька Неврев в любви, неге, ласке, был избалован, играл, крепостными командовал - а родители всему только радовались. Отец с детства приучил сына к охоте и рыбалке, а мать обучала простым навыкам усадебного хозяйствования. Были у Митеньки и учителя - обучили его танцевать, немного французскому языку, несного манерам, да больше он учится не захотел. В молодости отец возил сына в Москву и в Питер, знакомил с бывшими сослуживцами по гвардии. Друзья отца познакомили его со своими детьми и среди молодых питерских гвардейцев пристрастился Митенька к картам и буйным гулянкам. Отец увез сына обратно в Невревку, да вскоре и умер. А за ним умерла и мать. Остался Дмитрий Мокеевич молодым хозяином имения. Вел хозяйство, охоту держал знатную, но одному скучно - а соседи вокруг - только Евдокия Черкасова - добродетельная вдова, да Анна Антоновна Лопухина с внучкой - скучно, деваться некуда здоровому молодому да с буйным нравом Дмитрию Мокеевичу. Начал он к водочке пристрастие иметь. В карты играл с соседскими помещиками. Крепостных порол - не со зла, от скуки.
А летом 1800 года и обратил вдруг внимание на Варю Ланскую. Так росла рядом - в имении Евдокии - и внимания его не привлекала. А как только племянник Платоша на нее взглянул - тут и Дмитрий Мокеевич посмотрел на нее другими глазами. Но долго потом не решался, все шло своим чередом и не хотелось ему свою жизнь менять. Скучно было. Поиграл с Аглаей в карты - выиграл Степана. Давно ему этот крепостной музыкант нравился, хотелось, чтобы и у самого в доме был такой вот Степан и развлекал бы он Дмитрия Мокеевича своим пением. Ан нет, Степан строптивым оказался. Не захотел петь. Дмитрий Мокеевич по пьянке и избил его, и приказал выпороть. Не привык он, что крепостные ему в чем-либо отказывают.
Сбежал выпоротый Степан и совсем грустно стало Дмитрию Мокеевичу. Жизнь проходит, года идут, скоро сорок, а у него ни семьи, ни детей... И вспомнил он тогда про Варю и решил ехать свататься! А Варвара Петровна такая строптивая оказалась! То чернила на него выльет, то сумасшедшей прикинется. очень Дмитрия Мокеевича это веселило и раззадоривало. Нравились ему такие веселые строптивые девушки - не скучно с ними!

Часть 2.

А тут на Варвару Петровну и Великий Князь Константин Павлович внимание обратил. Неудобно стало Дмитрию Мокеевичу с такой особой соперничать, отошел он в сторонку. Но оставался в Петербурге - ездил на балы и вечера, в карты играл, танцОвал иногда И как-то на вечере играл в карты, как всегда - навеселе. А тут Петр Черкасов взялся с Монго-Столыпиным в карты играть. Дмитрию Мокеевичу интересно было, смотрел он за игрой, вполуха слушал странные рассуждения Петруши, чего-то они между собой задираются - Петр с Монго-то... А тут - Монго Петрушу в шулерстве обвиняет! Эка! Неспроста значит! И чего это Петруша говорил, что он все равно выиграет? Заранее знал, шельмец! Значит - точно нечестно играл! Дмитрий Мокеевич игрок опытный, давний - он такие штучки знает! Надо на сторону Монго встать и Петины слова подтвердить: мол, точно, уверен же был заранее, что выиграет! Ох, Петька! И чего они между собой петушаться.... пойти водочки выпить!
А потом уехал Дмитрий Мокеевич в родную Невревку и стало ему там совсем невмоготу... Думал он, думал... а тут еще в карты денег проиграл и решил он поправить дела! Вот если бы он женился на Варваре Петровне - за ней бы Машкины лужки отдали в приданное - как раз делам вышла бы поправка! Ну, а если за Варварой Петровной сам Великий Князь ухаживает... А не жениться ли на её маменьке? Ровесники, правда, не очень хорошо, на сорокалетней жениться, ну да ладно, где же молодую взять, молодые - они строптивые... И женился Дмитрий Мокеевич на Аглае! А у той любовники все куда-то разбежались, истосковалась она - хоть за Неврева, хоть за кого - лишь бы мужчина! И вышла замуж за Дмитрия Мокеевича. и сразу они поняли, что вместе им никак. Дмитрий Мокеевич - человек простой, ему жена нужна хозяйственная, покладистая, веселая, но верная! А Аглае только балы, да маскЕрады, да кокетничать с мужчинами... Имение свое она все на Дмитрия Мокеевича переписала, Варе ничего не оставила - пусть мужчина управляет имением, лишь бы не мешал ей развлекаться. Но супружеский долг все же исполнять надо (да и охота была) - и как ни была Аглая опытна - а в сорок-то лет забеременела! Стала капризна, раздражительна, вздорна, совсем мужа замучила. А тут Варя из Парижа вернулась! И решил Дмитрий Мокеевич жену на воды отправить - нервы полечить, здоровье, опять же о младенцах будущих позаботиться. А Аглая и рада - чем в Невревке сидеть да пьяного мужа глядеть - лучше в Ницце гулять.
И остался Дмитрий Мокеевич в Невревке один с Варей. Вспомнил, как ухаживал за ней, как жениться хотел... А что тут поделаешь - жениться уже не получится, может так, поухаживать? А Варя, как столб соляной - такая серьезная, такая неприступная! Нет бы с ним, с Дмитрием Мокеевичем-то - пошутила, посмеялась, водочки бы ему налила, книжку какую интересную рассказала - вместе погуляли бы, на охоту съездили... Вон у графа Ростова дочка как лихо на охоту ездит верхом со всеми! Да еще после охоты танцует русскую! А эта - только Аристотель на уме! И решил Дмитрий Мокеевич к Варе поприставать -мол, домогаюсь я тебя! И как ему смешно было её негодование, как весело было, когда она то кочергой пыталась его побить, то счетами! Да еще Степан тут как тут! Вернулся откуда-то - незнамо где в бегах был - и давай Варю защищать. Можно подумать, Дмитрий Мокевич и вправду её насиловать собирался! Он хоть и пьяница - а честный русский барин! Ему скучно просто очень. Степа бы спел, Варя поплясала - как хорошо бы они зажили!
А Степка плюется еще! В солдаты его сдать - пусть либо погибает, либо героем станет! А Варька бежать вздумала - к Евдокие этой, которая только о ватрушках думает... Ух! Евдокия-то знает, что Дмитрий Мокеевич только с виду буйный - от русской душевной тоски. А на самом деле хороший он человек...
А за Варькой опять Великий Князь Константин приехал... И как он только из Петербурга сюда добрался...
Вот и опять Дмитрию Мокеевичу одному оставаться... Охота, водочка, хозяйство.... Аглая в Ницце близнецов родила, а домой не едет... Степка в солдатах пропал... Тоска.

И вот однажды зимним днем Степа вернулся. Да такой красивый! Да такой нарядный в офицерском мундире. Господи, да кого ж он там вынес-то из-под огня, что ему такая невероятная награда - офицерский чин и личное дворянство сразу? Значит, совсем уж герой - дальше некуда... Да что-то грустный... Степа, не грусти, выпей водочки - вон у меня их сколько, и все разные, и все домашние, сам готовил - большой я мастер водочки готовить... Не грусти, Степа! Ах, хан... на дуэль... ишь ты - басурман - а туда же! Дядюшка, Платон Толстой, папенька Платоши Толстого - племянника - Измаил брал с Суворовым - и про басурман рассказывал. Не любил их с тех пор Дмитрий Мокеевич! Да и чего с них взять - водку не пьют! Значит, на дуэль хан вызвал? Ничего, Степа, будет у тебя секундант!

_________________
Бессменный Ангел-хранитель Дмитрия Мокеевича Неврева


Последний раз редактировалось Критикесса 13-07, 00:11, всего редактировалось 1 раз.

Вернуться к началу
 Профиль  
 
СообщениеДобавлено: 12-07, 23:35 
Не в сети
Аватара пользователя

Зарегистрирован: 16-12, 13:46
Сообщения: 7822
Откуда: Москва
Часть 3.

День какой зимний, ветренный... Плохо, целиться нехорошо будет.... А с ханом какой толстый рядом... вот чучело-то... Водку не пьют... евнух, прости, Господи! Эй, ты, пистолеты-то давай! Эх... басурмане, и на дуэли-то толком драться не умеют, а туда же!... Чего там хан лопочет? Мне? Язык отрезать? Руки коротки!... Степа, а ты давай, давай... сынок... эх, сколько крестьянок у меня было, хоть бы одна такого красивого да ладного родила - сразу же своим бы признал и упросил государя усыновить разрешить!... Степа... ты ему в живот целься... Ох... Степка, а стрелять-то он умеет? Степа, не обижайся на меня, прости... ох, мне бы сына такого... никакому хану его в обиду не дал бы, никакому басурманину.... Степка выстрелил, хана в руку ранил... Ох, сил нет... Митрошка... водки давай. Не смотреть, рукавом закрыться... Степаааааааа! Степа... ты не умирай... Лежит, милый, на снегу, вот шуба-то моя, Митрошка, подкладывай под Степушку шубу-то мою, давай, а то холодно ему... Степа, да, да, все Варе пердадим, не беспокойся! ... А это еще кто? Фельдъегерь? От государя? Степа! Медаль тебе за службу твою, за подвиг твой! Господи, и чего они его аннинской медалью наградили? Она ж только для гражданских чиновников...( ) Ну, да Государю виднее... А басурмане эти - раз и ускакали! Давай, доктор, что там с раной? Митрошка, сани давай сюда, поближе... Степушка, потерпи... Поехали в Невревку!

Несите Степушку в спальню... Доктор, чего там? Ранен? А жить будет? Ты, доктор, давай, водочки вот выпей с мороза и лечи давай, лечи! Кладите Степушку на постель, да подушку, подушку подвиньте, чтоб удобнее... Степа, ты поспи, поспи... А Варе все передадим!

Ох, дни идут... Зима... А Степа - ничего! На поправку пошел! Ох, молодец, ох, сильный какой, мне бы сына такого... Степа, ты как? Я тебе тут бульончику куриного принес. Попей, Степушка! А поправишься, мы с тобой водочки выпьем!
ты не беспокойся, мы никому не скажем, что ты здесь! Чтоб басурман этот не узнал и не убил тебя совсем. Лежи, Степа, лежи...
Господи, как Степе сказать, что Варю-то этот хан проклятый украл? Не буду пока говорить, а то ведь кинется спасать! Нет, Степушке поправляться нужно! А за Варей Платоша с другом Мишелем съездят...

А что за коляска там? Из Ниццы? От Аглаи Михайловны? Господи! Ну, женщина - детишек крохотных, малюсеньких - одних - в такую даль отправила! А ты кто? Мюзетта? Кормилица? Как же ты, сердешная, по зимней дороге сюда добралась-то, без русского языка?
Детушки... мои... ишь ты! Пашенька и Натальюшка... Мои детки. Вот и я теперь - Дмитрий Неврев - отец, есть и у меня продолжение в этом мире...

Часть 4.

И откуда этот Петр Ланской взялся? Умер же! Умер! Погиб! Ан на тебе! Как снег на голову! За Варей на родину потянуло! А раньше где был? Басурманин! .... И наш брак теперь недействителен? И я не муж? И Аглая мне не жена?... А может оно и ничего? Зачем я тогда на ней женился? Машкины лужки, опять же... Теперь и имение Аглаино опять к ней вернется. Надо хозяйство аккуратнее вести и в карты не играть больше... А дети! Они же теперь Ланские! Ну уж нет!" Детей не отдам! Митрошка, где у нас гербовая бумага? Прошение Государю писать буду! Дети - мои! Мюзетту обратно в Ниццу отправили. Какое у француженки молоко? Разве что синтезированное... Павлушу и Натальюшку наша выкормит - Матрена, жена конюха!
Ох, да тут еще война эта на голову... Все на войну ушли. Степа поправился и тоже ушел... И Платоша, и Мишель. Варь, ты как? Не тошнит больше? Попей водички кисленькой, поможет! Вернутся они, вернутся, я сердцем чувствую!
Зима на исходе... Вон и у князя Николая Андреича Болконского сын Андрюшенька вернулся... Варя, Варя! Едут! Живые! Все!

Митрошка, что там? Бумага от Государя? Ох... Ну, Слава тебе Господи! Мои дети! Невревы!!!!!!!!!!!! Павел Дмитрич и Наталья Дмитриевна Невревы!

Дарнюша, Иван Иваныч! Давай Аннушку сюда, вместе к речке пойдем. Рыбалка у нас знатная! Митрошка, подсекай! Ох ты рыбина какая! Давай, брюхо-то ей вспарывай, сразу потроши, уха знатная будет... Что там? Кольцо? Ну, как в сказке, просто Тысяча и одна ночь... Иван Иванч, кольцо-то как раз тебе - ты рыбину поймал - тебе и носить!

Пашенька, Натальюшка... детки мои.... Ох, вырастут, а что я им оставлю? Невревку? И будут они, как я, всю жизнь хозяйством заниматься, Натальюшка замуж выйдет, а Павлуша - водочку пить? Грустно ему будет, как мне... Надо им образование хорошее дать! А я что - только по водочке мастер... Какие там книжки у Вари - надо почитать. Эх, когда еще Карамзин "Бедную Лизу" написал - а я только прочитать собрался! Десять лет прошло! Душевная книга... И "Марфа Посадница". Что там еще у Вари есть? Дидро... Руссо... Монтескье... Стерн... Вольтер... Аристотель!!!! Все прочитаю! И детям гувернеров выпишу - англичанина и француженку!

Иван Иваныч, Бог с тобой, про рыбалку мы еще поговорим - ты мне лучше скажи, вот, Тацит... пойдем-пойдем, обсудим, заодно и водочки выпьем... Латинские авторы они как раз под водочку хорошо идут!

Опять зима... Комета эта проклятая... Говорят, к войне... Не приведи, Господи! Павлуше с Натальюшкой седьмой годок пошел, зачем нам война...

Часть 5.

А как раз на масленичную неделю 1812 года Дмитрий Мокеевич приехал в Москву с детками. Ожидалась премьера Степиной оперы! Непросто это было, ох, не просто! Степушкины песни и романсы и светских салонах пели, и в армейских казармах – очень нравились его товарищам задушевные, грустные песни о любви, о солдатской доле, о разлуке с Родиной. Степа давно уже капитан, за Аустерлиц орден Святого Георгия получил – за храбрость, в Кампанию 1807 года тоже отличился, служил исправно и был переведен в гвардию. Но одно дело – песни сочинять для своих друзей и товарищей, они их слушают и сами потом поют. А другое дело – опера! Сочинить-то её Степушка сочинил, давно замышлял, еще перед дуэлью первые мелодии придумал, и позже, когда в отпуска наезжал в Невревку отдохнуть – все уходил на берег речки и там, сидя на бережку, все писал, писал на бумажечке… Ладная опера получилась! Дмитрию Мокеевичу очень понравилась! Учили и его когда-то на гитаре играть, да на клавикордах, да немного из этого получилось. А вот матушка у Дмитрия Мокеевича мастерица была! Играла! И пела нежным таким голоском… Потому музыка Дмитрию Мокеевичу очень нравилась. А Степины мелодии чем-то напоминали матушкино пение… И вот – целая опера! Да на сюжет какой – по трагедии Озерова! «Дмитрий Донской» - знатная трагедия, сюжет героический! Но одно дело – сочинить, а другое – на сцене поставить. Дмитрий Мокеевич тут все старание приложил, по всем знакомым в Москве поездил, и к графу Ростопчину на бал – всенепременно! Там - пропустив не одну пару рюмочек - и испросил позволения – аж в Большом театре Степину оперу поставить! Вот и премьера как раз на Масленницу.

Ох… народу сколько собралось. Хорошо! Любил Дмитрий Мокеевич походить важно среди нарядных зрителей, весело здоровался со знакомыми, на незнакомых поглядывал, не забывал рюмочку – то одну, то другую. Ну его, это шампанское – водочка – она самое то, она верная, не обманет! Ба, Роман Евгеньич! И вы тут!… Мое почтение, сударыня, очень рад, очень рад… Тамара? Княжна Чавчавадзе? Очень рад!… в за пора, в ложу… ох, пардон, сударыня…. Пардон, прошу… Хм… какая миленькая барышня, не знаком, а что это за старик с такой ладной да сбитой молодушкой? Ох… Никак старый Василий Матвеевич Бельский… да что ж за молодушка-то с ним… дочка разве? Хороша, ох, хороша…
В зал, в зал… Степа, ну Степа! Ну молодец…. Как хорошо… а вот это место – чудо!… ох, слеза аж прошибла – до чего хорошо! Степааааа…. Успех, несомненный успех! … Где ж Степушка-то? Степа!!!! Сынок мой, дружочек, гений, удалец!

Удалась премьера. Сидел Дмитрий Мокеевич в ложе, слезы утирал платочком, расчувствовался совсем. Потом Степу в объятиях чуть не задушил, водочкой поил, всех актерок и певцов облобызал, всех обнимал, даже кучера Ивашку готов был облобызать – от переполнявших чувств! А после всех торжеств сел в санки и – ну, Ивашка, давай, по пустынным и темным улицам, вперед, навстречу ветру, в котором сквозила уже будущая весенняя теплота…. Вперед… А перед глазами все стояла та молодушка, которую видел он в театре со стариком Бельским…


Часть 6.

Весеннее настроение воодушевляло Дмитрия Мокеевича. Душа его рвалась куда-то в необъятные дали, вспоминалось прошлое, и хотелось жизни новой, светлой, радостной… Даже водочка что-то перестала согревать душу. Мало стало душе водочки-то!
В субботу на масленичной неделе устраивали детский бал у Муравьевых. У них деток своих много, да приглашенных – весело! Дмитрий Мокеевич повез своих. Хоть и маленькие еще – а пора начинать со сверстниками знакомиться, жизнь осваивать…
Павлуша, худенький, остроносенький, похожий на мать, наряжен был просто как принц, собрался быстро и сидел на диванчике, терпеливо ждал, когда будет готова сестрица. А Натальюшка – особенная папинькина любимица – стояла на стуле, пока нянюшка и гувернантка мамзель Жаклин её наряжали в белое платьице с цветочками. Натальюшка на папеньку была похожа – кругленькая, румяная, веселая, с ямочками на щеках. Дмитрий Мокеевич на нее нарадоваться не мог!
Вот и сейчас – такая кроха, а уже прелестница! Натальюшка, дочечка, Павлуша, сыночек, пошли, пошли, пора… Сгреб Дмитрий Мокеевич деток в охапку, закружил по комнате, весело всем троим! А потом в карете – да по улицам московским – на бал!
Ох, сколько деточек… Просто цвет, цвет будущий! Братья Муравьевы здесь, гостей встречают… Вон Сережа Мятлев, десять лет, с маменькой, хороша у него маменька… а это кто – черненькая, такая же, как Натальюшка, лет семь всего, наверное… Маша Раевская? И братцы её тут же – с маменькой. С маменьками деток больше. Папеньки по детским балам-то не очень… Да Дмитрий Мокеевич один, маменька наша пропадает где-то в неведомых краях…
Ба, Ольга Николавна, Аннушку привезли? Молодцы, молодцы, ишь красавица какая! Два года её не видел, как вы с Петром Иванычем в Питер уехали, да в имение больше не наведывались… А вы Роман Евгеньича тут в Москве не встречали? Как же, как же – приехал, да с грузинской княжной! Говорят, невеста… ну, пардон, пардон, что ж вы загрустили-то сразу…
Павлуша, не робей – пригласи Машу Раевскую… иди, иди, будь кавалером… А Натальюшку-то как раз Сережа Мятлев приглашает… иди, иди…. А мне пойти пока водочки выпить… Господи, да какая же водочка-то на детском бале, лимонад один…
Ох, пардон, судары……….. опять эта молодушка! А ведь одна, деточек с нею нету, как она тут…. Ах, с Мятлевой… родственники, наверное…. Бельский-то с Мятлевыми в родстве… Охохонюшки…. Что ж без водочки-то…
Платон! Ты как здесь? Неужели из путешествия своего вернулся? И чтож о себе знать не дал? Поцелуемся, дружочек, тут выпить нечего, лимонадом встречу запивать разве…. Что ты, да как? Вояка, удалец, все уж страны объездил? Из Индии? Эк, куда тебя занесло… Пошли, покажу тебе деточек – как выросли – не узнаешь! Вон Натальюшка…. Да ты куда смотришь? …. Что?…. Да ты не узнал разве? Это ж Аннушка – Ольги Николавны и Роман Евгеньича дочка… Аннущка-Аннушка, вот тебе крест! Платош… да ты куда? Постой, ты приезжай, выпьем, расскажешь о своих странствиях… убежал…. Ануншку на танец приглашать! Ох, повеса…. Да как же они тут без водочки… А молодушка моя чинно так разговаривает в сторонке… глаза какие…не забыть, вовек не забыть таких глаз… водочки бы…


Часть 7.

Постом Дмитрий Мокеевич с детками вернулся в Невревку… Весна начиналась постепенно… Скоро хозяйственные заботы… пахота… Хозяйство у Дмитри Мокеевича крепкое! Во все мелочи он сам входил, везде поспевал, за всем свой пригляд, свое распоряжение… Давно уже Невревка стала крепким имением, доход хороший был… Дмитрий Мокеевич всех крестьян на оброк перевел – оказалось, выгоднее! Плотницкая артель из его мужичков уходила в Москву на заработки – и оттуда приносили мужички хороший оброк… Все бы хорошо… да что ж так душу томит…. Сердце ломит… Никогда Дмитрий Мокеевич на здоровье не жаловался… Крепкий был, сильный, лошадь мог поднять! Крепостные его руку знали – тяжелая рука, кулак ого-го какой! Правда, Дмитрий Мокеевич теперь только по делу руку прикладывал – а как же без этого? Дворовые распустятся тогда, если без барской руки. Главное – чтоб по делу и без перебору! От скуки Дмитрий Мокеевич теперь никого не порол. Какая скука – когда детки рядом! Да книжки… Ох… сердце… сердце… Митрошка, поезжай за доктором… в Вязьму поезжай! И что ж это такое …. Пойти водочки выпить…
Спустился Дмитрий Мокеевич в особый погреб, специальный – где он только водочку держал… Водочку Дмитрий Мокеевич всегда делал только сам – никаким ключницам не доверял. Что они понимают в водочке – ключницы-то? Из бабских рук такая водочка и выйдет, что про неё только и скажешь: «Ключница водку делала» - да и выплюнешь! Водочка мужской заботы требует, только тот, кто пьет, нутром понимает – как надобно водочку-то делать! Вот Дмитрий Мокеевич сам и колдовал над бутылями, самолично в штофики её переливал, самолично по полочкам расставлял. А потом скажет только Митрошке – анисовой! Или, там, можжевеловой! Всякая водочка каждому случаю пригодна, каждая – для особого душевного расположения. Вот как…. Весна проклятая! Никогда Дмитрий Мокеевич о весне не задумывался. Ну, весна и весна, солнышко там, птички поют… Как там в книжках? Вся природа оживает? Так она ж природа – а человек во всякое время года живет…
Уставил Дмитрий Мокеевич поднос графинчиками, сел в кабинете, налил одну рюмочку, вторую… вот на лимонных корочках – хороша! А сердце так и жмет… Митрошка, где там? Уехал за доктором-то? Ну, хорошо…
Дарнюша, Иван Иваныч, здравствуй, любезный друг!… что-то ты мрачный какой, случилось что? В Питер ехать с детьми? Бог с тобой, да мы только из Москвы вернулись, зачем же нам в Питер? Что ж такое?…. Все пишешь, пишешь, сам сколько писем получаешь, все тайны какие-то… В прошлый раз какие люди к тебе приезжали… неприятные, страшные даже можно сказать… недобрые люди! Ты, Дарнюша, сторонись таких людей! Сторонись! А в Питер мы не поедем… Да, Наполеон – супостат… Неужто думаешь, нападет он на нас? Да мы ж дружим? Вон государь и встречался с ним в Тильзите, да в Эрфурте, и блокаду против Англии поддержали… И что? Все равно нападет? Ну, посмотрим… А в Питер не поедем! Пойдем-ка лучше водочки выпьем… можжевеловой – она весьма настроение поднимает…. Сердце жмет… Весна.

Часть 8.

Что ж это Митрошка с доктором не едет... а сердце так и жмет... Подошел Дмитрий Мокеевич к зеркалу, заглянул туда... Все тот же . мало изменился он за послдение годы - словно время остановилось. Все такой же плотный, румяный, кудри так и вьются русые, глаза веселые, кончики усов лихо подкручены... Эти усы и бородка были большой тайной Дмитрия Мокеевича. Смешной, просто даже неприличной тайной! Сколько уж он наслушался и в петербургских гостиных, и здеь, от соседей-помещиков - всем покоя не давало, отчего это он, опричь всякой моды, носит бороду, словно какой забуревший одичалый медведь в берлоге... Отшучивался Дмитрий Мокеевич. По молодости да по пьянке пару раз даже подрался. А рассказывать неудобно как-то.... А тайна заключалась в том, что у этого плотного, здоровущего, сильного мужика кожа была нежная и чувствительная, просто как у младенца! От маменьки достались Дмитрию Мокеевичу и эта нежная светлая кожа, и губы розовые и шелковистые, в пору молоденькой девушке иметь такие. Девки дворовые всегда млели от барских поцелуев - до чего приятно было целоваться с Дмитрием Мокеевичем! А вот бороду брить - сущее мучение! И посему решил Дмитрий Мокеевич ходить так - в бороде и усах! И сколько лет уже - соседи попривыкли, в столицах иногда удивлялись еще, а потом рукой махнули мол, чего с него взять, уездный барин-пьяница? Так вот и ходил Дмитрий Мокеевич. И, правду сказать, ему самому свой облик очень даже нравился. Особенно нравилось, что выглядел он здоровым и крепким, к такому с обидой не подходи - ответит!
Заглянул Дмитрий Мокеевич еще разок в зеркало и опять уселся за столиком - водочку дегустировать... А Митрошка все не едет... бес его разбери...
Подливал себе Дмитрий Мокеевич водочки из разных графинчиков, а сам книжечку полистывал... Забавные книжечки граф Ростопчин пишет... Как там... "пора за ум хватиться и матерям самим образовывать родившихся и поселять в юные сердца детей веру, честь, любовь к своему родовому".... может, отослать Жаклинку-то? Надо, надо самим деточек образовывать... а как же французский политес? Манеры там всякие.... нет, Жаклинка хорошая, добрая, Натальюшку плохому не учит, глядит за ней исправно, почти что как мать родная... Что же, что француженка... и среди французов хорошие люди бывают! Наполеон-то он, конечно, "враг всемирного спокойствия", а Жаклинка-то чем виновата?
пусть живет...

Часть 9

К своему положению Елена Фоминишна уже привыкла, и, даже, обладая характером от природы веселым и жизнерадостным, находила в нем немало приятного! Нет, поначалу она, конечно, и плакала, и грустила, и даже решила однажды бежать к пруду - топиться. Но потом подумала, что в пруду совсем не так приятно, как на этом свете - и решила остаться. Жизнелюбие и доброе расположение духа в ней преобладали. Кроме того, думала она, что браки совершаются на небесах, чему быть - того не миновать, раз уж так случилось - пусть так и будет, что от судьбы не уйдешь - и много подобных сентенций вертелось в её головке и утешало её. Жизнь с папенькой приучила её стойко сносить любые повороты судьбы и даже находить радость в малости. Потому была Елена Фоминишна - особа приятная, веселая, на язычок не то чтобы острая, но и не молчунья, нравом была покладиста и добра. Внешность имела тоже приятную, не то, чтобы могла с первого взгляда сразить красотой - нет, но после взгляда второго мужчина понимал, что что-то есть в этой женщине, после третьего - находил её красивою, а после четвертого влюблялся без памяти.

Нет, мужу Елена Фоминишна не изменяла - упаси Бог! Была она женой верной, послушной, но побывать иногда в шумном светском обществе любила, балы и выходы в театр обожала до чрезвычайности! А особенно любила детское общество - и так у нее получалось, что с первой минуты находила она словечко какое, или придумку - чтобы покорить и ребячье сердечко. Любили её ребятишки, а она радостно и беззаботно с ними игралась, могла и в салочки побегать, и в прятки, ив куклы, забывая и о своем положении и веселясь от души.
Папенька Елены Фоминишны вышел в отставку при начале царствования императрицы Екатерины, жил то в Москве, то в своем имении и считал себя образцовым барином. Образованным! Любил он всякие хозяйственные нововведения. То новый севооборот, то какую машину диковинную - для облегчения крестьянского труда, а то новую породу коров заведет. Но то ли характер был у него... не глубокий, то ли фортуна была к нему не благосклонна - а не удавались его хоязйственные предприятия. Крестьяне над барином посмеивались, доходы не покрывали расходов, хозяйство приходило в упадок. Правда, все шло так постепенно, что со стороны - даже близким людям - казалось, что все идет своим чередом и жизнь прекрасна. Маменька Елены Фоминишны хозяйством не интересовалась и в предприятия мужа не вникала. Единственной её страстью были романы. Романы, романы, все, что выходило нового и печаталось старого - все оказывалось в её библиотеке. Опять же - расход! Елена Фоминишна образование получила отличное, но как-то не задело оно её до глубины души. Романов она не любила, считая, что все там понаписанное - выдумки и в жизни так не бывает. Она все больше к хозяйству пристрастие имела. Была у неё нянюшка - жуть до чего хозяйственная! Она Елене Фоминишне все и рассказывала - что да как, как надо за дворней следить, как на кухне распоряжаться, как на погребе, что там как на птичьем дворе, а что и как - в коровнике. И было это Елене Фоминишне интереснее любого романа! Но - как и полагается дворянской барышне - по французски говорила, по английски немного, по немецки читала только. На клавикордах опять же - музыку она любила! Это, пожалуй, единственное из всего обучения - легло ей на сердце. Играла она с удовольствием и пела очаровательно, голосом не сильным, но нежным и глубоким.
Все бы хорошо, да вдруг как-то - имение ушло за долги, накупил папенька опять машин каких-то, механических жаток - а толку от них никакого. И оказалось, что имение уже давно перезаложено, а платить нечем. Пришлось переехать из имения в Москву и жить там в маленькой квартирке. Маменька не вынесла - заболела и померла в ту же зиму. Елена Фоминишна тогда долго плакала - даже веселый нрав не помог. Любила она маменьку, все представляла её потом, лежащей на кушетке и читающей очередной роман... А папенька на службу было утсроился, да стар уже, не заладилось у него... Елена Фоминишна вела хозяйство - из дворни при них только горничная да старый папенькин камердинер остались. Вот и приходилось все самой да самой - и на базар, и в лавку, и к прачкам, все самой. Да ей не в тягость было! Папенька даже удивлялся - и как милая его дочка, тоненькая, да стройненькая, со всем управляется. Сядет только вечерком за клавикорды и играет....

_________________
Бессменный Ангел-хранитель Дмитрия Мокеевича Неврева


Вернуться к началу
 Профиль  
 
СообщениеДобавлено: 12-07, 23:40 
Не в сети
Аватара пользователя

Зарегистрирован: 16-12, 13:46
Сообщения: 7822
Откуда: Москва
Часть 10.

…. Митрошка, Митрошка, где доктор?… Ох, голубчик, проходите, проходите…. А это что? Почта из города? Ступай, Митрошка, ступай…. Доктор, вот здесь, здесь… так жмет иногда, сердце, сердце….
Доктор – русский, но учившийся в Германии, приложил свою трубочку к крепкой, в меру волосатой груди Дмитрия Мокеевича, долго слушал, потом и сам своим ухом приложился еще раз. Потом долго выстукивал Дмитрия Мокеевича сухими твердыми пальцами. Заглянул в рот, язык заставил высунуть – и чего доктора в языке видят? Что съел, что-ли? Так ты спроси… Веки приподнял, посмотрел на глазные яблоки… Подумал… почмокал… потом опять стал выслушивать да выстукивать… Дмитрий Мокеевич, отродясь никогда ничем не болевший, терпеливо ждал…. Что? Здоров я? Совершенно здоров? А что же тогда тут в груди жмет?…. Что? … Ах, душа…. Нда… И чего это она – столько лет не жала, а теперь… хотя, нет – вспомнил Дмитрий Мокеевич, как когда-то давно также сжималось его сердце во время Степиной дуэли… Ну, тогда – понятное дело, беспокоился за Степушку-то. А сейчас отчего?… Что?…. ну и удумал ты, доктор! Мне, дай Бог, сорок восьмой годок… куда мне… хмык… Аж смешно стало… Значит, здоров я, говоришь? Ну, пойдем, выпьем водочки раз так!
Уже накушавшись водочки, да напоив доктора, Дмитрий Мокеевич вспомнил про почту, которую Митрошка привез из уездного города. Одно письмо было от Смоленского губернатора – рассылали всем помещикам Государев Манифест о наборе рекрут. Полагалось по этому Манифесту с каждых пятисот душ по два рекрута представить в губернский город, в запасное депо. У Дмитрия Мокеевича почитай чуть поменее тысячи душ – значит, четырех рекрутов надобно… Вспомнил он, как Степу в солдаты отдал… Что ж… Степа его простил – не отдал бы – так и сгинул в крепостных. А сейчас – гвардейский офицер! Композитор!
А второе письмо было из Ниццы… на французском языке… Прочитал Дмитрий Мокеевич, помолчал, налил себе еще водочки…. В письме том сообщалось, что Аглая Михайловна месяц назад померла в Ницце от сильного жара, простудившись на ветру.
Аглая…. Как же так-то…. Совсем не ожила Дмитрий Мокеевич, что постигнет супругу его бывшую такой конец. Женился он на ней, можно сказать, по недоразумению, прожил недолго, а потом столько лет только деньги ей отправлял за границу. Аглая писала раза два в год – и всегда только о деньгах. Про детей даже и не спрашивала! Дмитрий Мокеевич с деньгами всегда посылал ей письмо, в котором вкратце описывал, как детки, как растут, не болеют ли, однажды даже послал ей карандашные портреты деточек, сделанные Варей. Но Аглая писала только о деньгах. По слухам Дмитрий Мокеевич знал, что вела она жизнь бурную, веселую. Но молодость её давно прошла, здоровье расстратилось, а она все старалась привлечь к себе молодых любовников, и привлекала их уже не красотой, а только лишь деньгами. Романы её заканчивались нечем, она искала нового любовника – и все повторялось. И вот теперь, простудившись, померла. Там и похоронили….
Как ни была беспутна Аглая, а все же Дмитрию Мокеевичу было её жаль. Сидел он в кабинете, в спускающихся весенних сумерках, вспоминал свою с ней короткую супружескую жизнь… Петр Ланской про жену еле и вспомнил по возвращении, а вскоре и вновь забыл. Наука и путешествия интересовали его больше. Варя мать тоже жалела, посылала ей в свою очередь денег, писала… Дмитрия Мокеевича она перестала избегать - после того, как узнала, как он за Степаном ухаживал. И они иногда говорили об Аглае, Варя младших сестру и брата любила, все пыталась их, как своих детей, за математику, усадить… Теперь и Варя сирота, и Павлуша с Натальюшкой… нету у них матери…Зато отец есть! Правильно! Отец есть! Здоровый и сильный! Защита и опора! Ох… что там доктор-то говорил, отчего сердце жмет… ох, шутник доктор! Забавник… А может – и правда? Чем черт не шутит? Сорок восемь годков – не такая уж и старость… Чем черт не шутит…


Часть 11.

Так потихоньку прожила Елена Фоминишна с папенькой года полтора, да тут папенька заболел и вскоре умер. Она и опомниться не успела, все бегала по докторам, все готовила ему настойки и отвары, хлопотала, ухаживала… А папенька умер. Завертелась суматоха с похоронами, с поминками, с молебнами…. Очнулась Елена Фоминишна – одна, в маленькой съемной квартирке, ни денег, ни родителей…. Отчаиваться бы надо – да душа у Елены Фоминишны была крепкая, стойкая, не приходило к ней отчаянье. Решила она пойти к кому-нибудь в экономки. Или гувернантки. Но не успела! Приехала к ней как-то тетушка Ахросимова – всем московским невестам тетушка. И сообщила, что сватается к Елене Фоминишне – вельможа, старый, да, но богатый! В доме тетушки Ахросимовой Елена Фоминишна и встретилась с женихом. Жених был высок, сухопар, нос имел римский, глаза бледно-голубые, волосы седые, голос твердый, годков ему было шестьдесят пять. Елена Фоминишна, будучи барышней весьма практического склада – в юности не была влюблена. Не сохло её сердечко по юному красавцу-брюнету с длинными кудрями или по томному красавцу-блондину с нежным взглядом. Не сохло. Поэтому сожалеть ей было не о чем. Посмотрела она на жениха. Противного в нем ничего не было. Старик – это да. Но не все старики противные. Вельможа противным стариком не был. В молодости он даже точно был красавцем! Вот только – красавцем-брюнетом – или красавцем-блондином – этого угадать уже было нельзя. Поразмыслила Елена Фоминишна – что ждать ей, бесприданнице – богатого молодого жениха – не приходится. И деваться ей больше некуда. Все-таки в экономки идти не хотелось. И в гувернантки. Все же она – дворянка. Кто же виноват, что папенька так хозяйство вел, что дочку без всего оставил… И дала Елена Фоминишна свое согласие на брак с вельможей.
Свадьбу сыграли через полгода, жених справил ей все приданное, денег не пожалел. А потом увез молодую жену в свое имение под Малоярославцем. Дело в том, что муж Елены Фоминишны был бывший вельможа. Екатерининский. А при Павле Петровиче уже давно был в отставке, жил в Москве, был богат, на золоте не едал – нет, но севрской мануфактуры сервизы – это уж как полагается! Приюты для сирот строил, богадельни. Богу молился исправно. Из всех удовольствий жизни больше всего любил поесть – поваров держал, кухню знатную. Но, дворовые его говорили – не в коня корм. Оставался барин их все равно сухопарым… Недуг что-ли какой его точил изнутри …
После свадьбы Елена Фоминишна с мужем зажили тихо, мирно. Зимой наезжали в Москву. Там Елена Фоминишна появлялась на балах, в театрах. Среди красавиц московских особо не выделялась, но и на последних ролях не была. Веселая, незлобливая, с мужчинами шутила, слегка кокетничала, но упрекнуть её в недобродетельности не смог бы даже самый злой враг. А лето проводили в имении. Муж Елены Фоминишны сразу понял, что нашел в её лице преотличнейшую рачительную хозяйку и доверил ей все ключи и поручил все распоряжения по хозяйству, не опасаясь, что будет причинен какой-либо урон или что указания его будут выполнены не правильно. А Елена Фоминишна в свою очередь легко усвоила требования мужа и следовала им неукоснительно. Получилось само собой, что вроде как она снова жила с папенькой… Муж её, правда, был суше и строже, но и только. Нрава её не стеснял, музыке на клавикордах и романсам в исполнении Елены Фоминишны радовался.
Была у мужа Елены Фоминишны, помимо кулинарии, еще одна страсть – российская история. И особенно он жаловал историка Татищева. Камердинера своего Петрушку заставлял вслух читать труды сего славного ученого мужа. Раз прочтет Петрушка, ан муж Елены Фоминишны по второму разу заставляет читать. Никто в России не знал так хорошо трудов Татищева, как камердинер Петрушка…
Так и жили. Елена Фоминишна занималась хозяйством – кухня, девичья, погреба, скотный двор, варенья, соленья, грибы собрать, наливочек и настоечек запасти. Шла жизнь размеренно и спокойно. И думала Елена Фоминишна, что вот так и хорошо, так счастливо даже устроилась её жизнь, что ничего ей более не надобно, все идет своим чередом. Слезы первых дней супружества она давно забыла, больше в жизни ничего не хотела и положением своим была довольна…

Часть 12.

На Пасху приехали все! Такой праздник получился! Дмитрий Мокеевич чинно отстоял всю службу в деревенской церкви, вместе со своими крестьянами. Утром деточек облобызал, все чинно разговелись, а потом в коляске поехали в Черкасово. Кто там только не собрался! И Петруша с Ольгой Николавной и детками, и Иван Иваныч-Дарнюша, и Варя с Мишелем и детками, и Платоша, и Анна Антоновна тут была – старенькая совсем, но еще бодрая, бодрая! Когда-то юноши – и Петруша, и Платоша, и Мишель – все – повзрослели, возмужали… все бы хорошо, да словно утратили какой-то задор и бесшабашность, свойственные молодости. И дамы, дамы – Варенька, Олечка – так расцвели, так… пополнели. Дамы-с, одним словом! Дмитрий Мокеевич расхаживал среди гостей, поцеловал ручку Анне Антоновне, с Евдокией словечком перекинулся, перед Ольгой Николавной расшаркался, Варю хотел было ущипнуть шутя, да вспомнил про кочергу – и передумал! Сколько лет утекло! Сел Дмитрий Мокеевич в креслице, прикидывал с соседским помещиком виды на урожай в этом году, а сам все смотрел на ребятушек, Петю, Платошу, Мишеля… Ребятушки… Как их тогда назвал Государь? Адъютанты любви? Что ж… А разве он, Дмитрий Мокеевич – среди них какой пенек замшелый? Что ж – что годков сорок восемь. А силы есть! А здоровье – есть! А душа наружу просится! Нет, кто сказал, в какой это книжке написано, что любовь может жить только в сердце молодого, да стройного, да красавца? Вот покажите Дмитрию Мокеевичу эту книжку – и он успокоится! Ан нет такой книжки! И потому – нигде не написано, что ему – румяному, толстому, да в сорок восемь годков любить нельзя. Доктор – шутник, да все правильно сказал! Тогда, на детском бале в Москве – Дмитрий Мокеевич справки-то навел, сразу же все разузнал. Сведения оказались неутешительные. Не было надежды у Дмитрия Мокеевича. Не было. Но почему-то это его не печалило. Так, чуть-чуть. Самую малость… Что ж – что надежды нет? А ему все равно радостно, что вот, есть такой человек на свете, что можно об этом человеке думать, и что от дум этих плечи расправляются, глаза загораются, душа в полет просится, тело на месте никак не усидит…. Варя, Варвара Петровна, пойдем танцевать, дочка! Мазурку нам! Нда… скорее столб соляной танцевать пойдет… Аннушка, милая, пойдем с тобой потанцуем… Подхватил Дмитрий Мокеевич Аннушку, закружился с ней по комнате, Дарнюша на клавикордах поддержал, за Аннушкой и другие дети, потянулись все хороводом за Дмитрием Мокеевичем, а там и взрослые пошли! Да как хорошо, как весело! Нет, не пенек он, Дмитрий Мокеевич, не дуб засохший, да он моложе тут всех остальных… Молодой он дуб, крепкий, под его ветвями все укроются, все защиту найдут! Ох… дайте дух перевести, водочки… сейчас, Аннушка, водочки выпью и пойдем мазурку… Выпил Дмитрий Мокеевич рюмочку ( а все-таки у Евдокии водочка похуже моей будет, вот по ватрушкам – она мастерица, а водочка мужских рук требует), расправил плечи, притопнул и снова – в круг, танцевать! Веселый вечер получился. И соседи все говорили: какой Дмитрий Мокеевич сегодня был, давно мы его таким не видели, в ударе, истинно – в ударе.

Часть 13.

Жизнь Елены Фоминишны шла своим чередом, к положению своему она привыкла, и печалилась иногда только об одном – что не будет у нее своих детушек. Детей Елена Фоминишна очень хотела, а приходилось играться да нянчиться с чужими. Зато уж тут Елена Фоминишна становилась как цветочек распустившийся – румянец еще ярче заливал её щечки, глаза блестели, душа пела – так хорошо было Елене Фоминишне с детками! И даже искала она случая, чтобы с чужими детками поиграть, да порадоваться. Вот как бы ей еще своих детушек… Нет, здоровье у Елены Фоминишны было отменное, даже и доктора приглашать не надо. А была у нее тайна…. Которую никому она сказать не согласилась бы… Цвела, пела, радовалась каждому цветочку вокруг – а тайна эта печалила её душу, и разрывала тело. Мужу Елены Фоминишны в год их свадьбы было шестьдесят пять годочков… Была у него когда-то жена, да померла. Были и детки – три сыночка, да так распорядилась судьба, что все трое тоже померли – один умер в юности – от болезни, второй на дуэли погиб, а третий – под Аустерлицем пал. И остался муж Елены Фоминишны одинешенек. Тогда и вздумал он жениться на молоденькой да хозяйственной – чтобы продлить свой род. Да и по всем другим раскладам – молодая хорошенькая жена – одно удовольствие!
Свадьбу сыграли, в имение уехали, а как пришла пора первой брачной ночи… ох, не любила о том вспоминать Елена Фоминишна… Стыдилась, заливалась густым румянцем… Стар оказался муж её, чтобы супружеский долг исполнять. И осталась Елена Фоминишна замужней девицею… Первое время муж требовал, чтобы она в тонкой батистовой рубашке сидела поодаль кровати за туалетным столиком и расчесывала свои замечательные темно-русые локоны. А он все на нее посматривал… Елена Фоминишна сначала стыдилась, плакала даже… А потом и привыкла. Волосы расчешет, под атласное одеяло нырнет, мужу спокойной ночи пожелает и засыпает сном крепким. Утром проснется, спросит у мужа: как спалось вам, друг любезный? И пойдет в свою комнату умываться… Так много времени пролетело!… Да вот беда – соседки-помещицы иногда, собираясь в свой кружок, судачили, сплетничали, а то, шепотом начинали вдруг друг другу рассказывать о молодых мужьях да любовниках, да об утехах любовных. Поначалу Елена Фоминишна краснела и разговоров таких избегала, но время шло, было ей уже более двадцати годков, и стала она к этим разговорам прислушиваться. А потом как-то призвала к себе старую нянюшку, которая деток старого вельможи выкормила, да потом к Елене Фоминишне душой прикипела – и потребовала рассказать ей все о супружеской жизни! Нянюшка старенькая совсем – а зарделась, как девушка, уголком платочка прикрылась, да нешто можно, барыня, такое рассказывать. Но Елена Фоминишна настояла, и нянюшка, закрываясь платочком, рассказала, как замуж вышла, какой муж её был молодой совсем – семнадцати годочков! Неопытный. А потом помер, так господа вновь её замуж выдали – за конюха. Конюх такой громадный был – богатырь просто, с ним нянюшка все про любовь-то и познала. Елена Фоминишна слушала, затаив дыхание, широко глаза распахнув. Когда нянюшка смущалась – требовательно задавала вопросы и просила продолжать. А, выслушав, задумалась горестно… Сначала она жалела только, что не будет у нее детушек. А потом… стало с Еленой Фоминишной происходить странное… вдруг посреди самых что ни на есть хозяйственных дел – охватывала её такая истома, непонятная сила рвалась наружу… А уж в постель – просто хоть не ложись! С мужем в одной постели не спали они уже давно… Мучали старого вельможу боли подагрические, да одышка, спал он все чаще - сидя в большом вольтеровском кресле – в кабинете. И Елена Фоминишна уже только по утрам к нему забегала, чтобы спросить обычное: как спалось вам, душа моя? Но, как ни томилось её тело, а чтобы мужу изменить – такой мысли в голову Елене Фоминишне даже не приходило!
Вот по дороге из Москвы в имение что-то все и вспомнилось… Эту московскую зиму Елена Фоминишна вспоминала с особой радостью… Особенно масленицу. Особенно один вечер… Никак не могла забыть этот вечер Елена Фоминишна. Справки она тогда же навела, разузнала все, да что поделаешь – узнавай – не узнавай, изменить-то ничего нельзя… И, подумав про тот особенный вечер еще разок, Елена Фоминишна стала думать, что завтра, поутру, как приедут они домой в имени, надо непременно распорядиться, чтобы спили ту старую засохшую липу. Липа эта года три назад замерзла в морозную зиму и с тех пор ни листочка на ней не появлялось. И когда Елена Фоминишна смотрела в сад из своего окошка – липа эта черным мрачным стволом портила ей настроение. Да все не решалась Елена Фоминишна её срубить, все ждала – а вдруг отогреется? Да нет уж, видать, ждать больше нечего. И Елена Фоминишна еще раз решительно подумала, что завтра непременно распорядится липу спилить… С тем и задремала рядом с мужем в карете…
Карета въехала в усадебные ворота, остановилась у парадного крыльца, дворня высыпала на двор – встречать господ. Суета, суматоха, вещи распаковывать да разбирать, по кухне тут же распорядиться – барин дорогою супчика из сморчков пожелал…. Так и не заметила Елена Фоминишна, как день пролетел. А утром встала она… и сразу про липу вспомнила! Где она… Распахнула окно… Сад перед домом зеленел нежной весенней – такой трепетной – зеленью! И липовая аллея от парадного крыльца к воротам… тоже зеленела свежими желтовато-зеленоватыми молоденькими листочками… а… старая липа… где же она – неужели без меня управляющий распорядился спилить? Позвала Елена Фоминишна управляющего, но тот побожился, что без барского слова – ни веточки! Так где же липа?…. Как… Елена Фоминишна заторопилась по алее, даже побежала почти… И само собой вышло, что на бегу, не успев замедлить шаги, обхватила она ствол старой липы, запрокинула голову, поглядела на весеннее солнышко, которое сквозило сквозь густую копну нежно-липких зеленоватых листочков… Не может так быть, что все уже устоялось и закончилось, что ничего более не измениться, что не узнать Елене Фоминишне никогда ни крепких мужниных объятий, ни счастья материнского… Вон старая липа – сколько спала – а и то – покрылась новою листвою и начала жизнь заново! Так и её, Елены Фоминишны – жизнь только начинается!

Часть 14.

В самом начале июня выехали из Невревки. Дмитрий Мокеевич был недоволен, но Дарнюша все-таки убедил, убедил, шельмец! Что-то он там такое знает, чего другим неведомо. Нет, о возможной войне с Наполеоном, супостатом этим, все говорят, просто самая первая тема что в столице, что в деревне…. Но неужто нападет? Что ж… с него станется…. Ладно, подумал Дмитрий Мокеевич, прикинул и решил все-таки деток из Невревки увезти. Но не в Петербург! И не в Москву! А с Варей – в Лугино… Варвара, слава тебе Господи, с Мишелем наконец-то примирилась, хотя Дмитрий Мокеевич Мишеля очень хорошо понимал – с Варварой-то Петровной уживаться – сущее наказание! Все так же строптива и все также обо всем свое мнение имеет – от сельского хозяйствования до политической обстановки. Самая главная спорщица была с Дарнюшей – нападет Наполеон на Россию или нет и какими путями-дорогами двинется…. Как она там говорила? Диспозиция… Ох, смех один… Двоих деточек уже имеет, а все про диспозицию…
Дмитрий Мокеевич решил не просто детей с Варварой Петровной отправить в Тамбовское имение – а сам их туда и препроводить! Для надежности… Варваре-то больше деваться некуда – имение матери, которое Аглая после свадьбы Дмитрию Мокеевичу под управление передала – после возвращения Ланского – к нему вернулось. А сей «ученый» муж, басурманин этот – все имение протратил на путешествия да научные свои изыскания. Дальние страны оказались ему дороже и родной дочери, и внуков. Все новых впечатлений искал – как Аглая все новых любовников… Так что – кроме мужнина расстроенного имения Варваре и деваться-то некуда…
Выехали из Невревки большим обозом – карета Варвары Петровны с детками, карета Дмитрия Мокеевича с детками, да гувернеры, да прислуга…. Медленно ехали, на своих… Дмитрий Мокеевич все в окошко кареты глядел, все думал: неужто будет война, неужто нападет супостат… сколько лет уже войны у России там где-то – далеко, за границей, либо в таких далеких окраинах, что и не доскачешь… А тут земли русские, тихие…
В Москву заезжать не стали, а двинулись прямиком через Тульскую губернию… Медленно… ох, медленно по проселочным дорогам и по трактам… На постоялых дворах народ, тоска, лошадей покормить, передохнуть и далее – в путь. Поскрипывают рессоры, мягко стучат колеса по земле… детушки устали, спят под бочком… дрема накатывает… А перед глазами – зима… Масленица… Степушкина премьера… Молодушка та – дочка Бельского. Хороша она была, ох, хороша… и в театре, и на детском балу… И глаза незабываемые… Вот если бы не тот вечер после Степушкиной премьеры – посватался бы Дмитрий Мокеевич к дочке старика Бельского, ох, посватался бы… А, может, и нет! Вечер тот памятный всю душу перевернул… Что ж теперь… а доктор шутник… шутник… сердце здоровое, а жмет… водочка… водочка – вот она, едет себе в заветной серебряной фляжечке, в кармане дорожного сюртука… глоточек… вечером, как жара спадет… теплое лето будет… жаркое… масленица… фейерверк у Олсуфьевых… знатный фейерверк… а какой глаз у лошади-то был… страшный… огонь, а не глаз… и пар из ноздрей…. Пар… пар… па…. Игнашка, черт, что такое? Что там? Обод? А ты куда смотрел на станции? Вот я тебя – приедем – выпорю! Варя, Варя, что… все живы? Алешенька, Лизанька, идите ко мне, давайте на ручки ко мне, вылезайте, идите в нашу карету – разместимся как-нибудь! Натальюшка, Пашенька, потеснитесь, пустите Лизаньку, Алеша, а ты в уголок, в уголок… Игнашка, а ты смотри за колесами-то, куда теперь – до станции еще сколько верст! Да вижу, вижу, беги вперед, узнай, чье имение… Варвара Петровна, не шуми, Варя, угомонись! Что сейчас конструкции карет обсуждать, да физические законы! Чинить колесо-то надо!… Игнашка, что там?… Кто?… кто?… ох, вот ведь привел Бог… а что делать? Вот ты мне скажи – что делать? Из-за тебя поедем к добрым людям – просить приюта! Колесо чинить! Выпорю – вот видит Бог – выпорю!
Дмитрий Мокеевич, задремавший было в таких сладких сновидениях, проснулся от резкой остановки – у кареты Варвары Петровны лопнул обод на колесе… Чинить надо, да до станции далеко, село с кузней они проехали и самым ближайшим оказалось имение – как узнал Дмитрий Мокеевич – чье, сердце его словно остановилось. Ноги не шли, душа разрывалась. Судьба. Судьба – не иначе. А что судьба… надежды-то все равно никакой… Ладно… пошли… Ох спаси Господи… Да что ж я так… ровно мальчишка какой… аж поджилки дрожат… водочки бы сейчас… не время… Крыльцо… вот и… Рекомендуюсь – Неврев Дмитрий Мокеевич! Не обессудьте – обод лопнул, кучер, шельмец, недоглядел, детки у нас… Благодарствуйте… Позвольте представить – Варвара Петровна Лугина… а это деточки наши – Паша и Наташа Невревы… Алеша и Лиза Лугины… да,.. да-да-да… супруг ваш – в добром ли здравии? Рекомендуюсь…
Дмитрий Мокеевич к крыльцу подошел на подкашивающихся ногах, чего за ним не наблюдалось лет уже почитай тридцать… с гаком… давно уже не испытывал он такого трепета при встрече с хозяйкою попутного имения… а тут – засуетился, все смешком да смешком – от смущения… Варвару представил, детушек… Хозяйка тут же кинулась гостей размещать… детушек немедленно повели умываться и тут же вручили по вкусной большой клубничине из домашней оранжереи – только-только собрали… Хозяйка хлопотала, да так уютно, ловко и споро, что было смотреть на нее – приятно, а слушать – и того более. Даже Варвара Петровна замолчала и перестала громко объяснять, по какому-такому закону физики лопнул обод. Какая физика – Игнашка-кучер не доглядел, вот и вся физика. Вскоре и обед накрыли – да такой вкусный, такой сытный – Дмитрий Мокеевич на что своей кухней доволен был – а тут – просто нахвалиться не мог! А водочка какая! За обедом и хозяин вышел – с палочкой, еле-еле, камердинер его вел, но речь имел бодрую и здравую. Обсудили последние события, слухи про Наполеона да про войну… посетовали, что такая напасть на Россию… Колесо за то время починили, пора бы и уезжать, да уж очень не хотелось. А тут как раз сама хозяйка и настояла на том, чтобы гости ночевать остались – мол, детушки дорогою устали, пускай поспят в домашней постели… И остались на ночь… Дмитрий Мокеевич не ложился – душа его была в таком волнении, что он и понять не мог, как весь этот день выдержал, как дара речи не лишился… говорил ведь! Шутил там что-то даже… Ходил он по комнате… посидел в кресле… потом опять заходил в волнении…. Нащупал в сюртуке фляжечку серебряную… нет, не до водочки… не то. Не то… другое сейчас… На воздух… не мочи спать…
И Дмитрий Мокеевич тихонько вышел из дому и пошел по липовой алее в глубь сада…

_________________
Бессменный Ангел-хранитель Дмитрия Мокеевича Неврева


Вернуться к началу
 Профиль  
 
СообщениеДобавлено: 12-07, 23:58 
Не в сети
Аватара пользователя

Зарегистрирован: 16-12, 13:46
Сообщения: 7822
Откуда: Москва
Часть 15.

Жизнь Елены Фоминишны после возвращения из Москвы жилась, на первый взгляд, как прежде – хозяйство, да заботы, рукоделие да клавикорды. Но внутри себя Елена Фоминишна знала, что жизнь её изменилась, пусть внешне это никому и не заметно, но она-то знала! Чувствовала! И тот вечер масленичный вспоминала все чаще и чаще. Она тогда и испугаться-то не успела – так быстро все произошло! Но произошедшее так запалов её душу и такими сладкими мечтами тревожило сердце! Сначала Елена Фоминишна все пыталась эти воспоминания от себя отгонять, а потом подумала: а что же в этом дурного? Надеяться все равно не на что, а помечтать – почему бы и нет? С тех пор муж Елены Фоминишны все чаще замечал на её лице мечтательную загадочную улыбку…
День июньский стоял теплый, ласковый, в оранжерее созрела земляника садовая – сорта клубничного, крупная, да сладкая! Елена Фоминишна от папеньки унаследовала стремление к нововведениям в хозяйствовании, только делала все так старательно, так последовательно, так дотошно – что все начинания ей удавались на диво! Вот и клубника удалась изумительная! Елена Фоминишна собственноручно насобирала корзиночку и понесла уже её в дом, как прибежали дворовые с сообщением, что на проселочной дороге неподалеку от усадьбы сломалась дорожная карета. А вскоре и сама процессия из нескольких экипажей въехала на двор… Елена Фоминишна приветливо уже улыбнулась, готовясь встретить случайных гостей, да из первого экипажа вышел… Господи…. Сердце Елены Фоминишны заколотилось, душа замерла… и не помня себя, выслушала она господина Неврева, с трудом запомнила, как кого зовут, едва-едва гостей поприветствовала, да тут же взялась детьми заниматься, повела их куда-то, приказала воды нагреть для умывания и в довершение всего – взяла да и сунула каждому по клубничине из своей корзинки, которую все это время машинально так и держала в руках… Как прошел обед – Елена Фоминишна потом и вспомнить не могла. Нет, постороннему глазу показалось бы, что все чинно: радушная хозяйка гостей потчует, разговором занимает. И никто, кроме Елены Фоминишны, не знал, как трепетала её душа все время обеда, как исподтишка поглядывала она на господина Неврева…. И, чтобы скрыть смущение, все радушнее и настойчивее потчевала она гостей!
Постепенно удалось ей совладать с собой и рассмотрела она гостей повнимательнее. Госпожа Лугина ей не понравилась: сухая, бледная, щеки впалые, платье безвкусное, весь обед громко рассуждала о возможной войне с Наполеоном и все время вмешивалась в мужской разговор… Елене Фоминишне это показалось неприятным… что это она…. Так громко… а уж о политике женщине рассуждать, да в мужскую беседу вмешиваться – и вовсе неуместно! Не понравилась Елене Фоминишне госпожа Лугина! Вот сама Елена Фоминишна, к примеру – тоже, узнавая все новые слухи да пересуды о Буонапарте, да о войне – тоже сама себе мысли об этом имела, но чтобы за столом… громко… да поперек мужского суждения – нет, такое Елене Фоминишне и в голову бы не пришло… А вот детки ей понравились! Особенно Невревы! Такие хорошенькие! Похожи – страсть! Только Пашенька потоньше и посубтильнее, а Наташенька – порумяней и поулыбчивей. Хорошие детки!… Господин же Неврев… Нравилось Елене Фоминишне, с каким удовольствием кушал он изобильные и аппетитные творения руководимой ею кухни, как водочку пил – маленькими рюмочками, как улыбался в свои усы с лихо закрученными кончиками… как лицо его розовело от каждой новой рюмочки все больше и больше… как кудри его падали на лоб… все нравилось Елене Фоминишне! А душа её все это время билась и билась… вот уедут сейчас… вот уедут… нельзя… нельзя… И придумала! А вот, мол, деточки устали дорогою – оставайтесь, гости дорогие, переночуйте, отдохните!
В суматохе по устройству гостей на ночлег прошел остаток дня… Осталась Елена Фоминишна наконец одна в своей комнате… надо бы спать ложиться… да мочи нет спать… Ночь такая теплая… Где-то там в дальнем углу сада – липа, старая, помолодевшая, ставшая с того утра родной подружкой – частенько ходила к ней Елена Фоминишна, обнимала ствол, дышала запахом листвы… а теперь и цветение вскоре – и наполняется уже воздух вокруг липы сладостным томным ароматом… Ложиться Елена Фоминишна не стала, а вышла в сад и пошла по дорожке к любимой своей липе… Вот уже она… ох… кто тут…. В первый момент испугалась Елена Фоминишна, охнула от неожиданности… отступила на шаг… - Что же… Вы не спите, Дмитрий Мокеевич?… Первыми словами обменялись они смущенно, не ожидали друг друга тут найти… Пауза… а уходить ох как не хочется! И рассказала вдруг Елена Фоминишна про липу – как она замерзла, а в эту весну вдруг и ожила!… Господин Неврев оживился тоже и стал подробности расспрашивать! А потом они и тот вечер московский вспомнили, стали друг другу наперебой рассказывать, что и как они чувствовали, как им это увиделось, как Елена Фоминишна и испугаться-то не успела, и как Дмитрий Мокеевич тоже сперва кинулся на подмогу, а потом уж и понял – что да как. И какой фейерверк у Олсуфьевых тогда был… А когда воспоминания иссякли… они вновь замолчали… все понятно было… все-все… и когда Дмитрий Мокеевич руку взял, Елена Фоминишна руки не отняла… но сердце её заныло от боли и сладости… Не было у них надежды… Постояли… и Елена Фоминишна вернулась в дом…

Часть 16.

Дмитрий Мокеевич возмущен был до крайности! Ох, Варвара! Что удумала! Да как язык повернулся!… Что?… Я старик?…. Да вы на себя посмотрите, Варвара Петровна! Вы с юности как старушка, скушная да вздорная! И про любовь не вам рассуждать! Вы вон сколько лет всем головы крутила! Скольких с ума свела, из-за тебя лучшие друзья чуть не перестрелялись! Тебя муж родной еле терпит! А меня… меня… и галстух мне чернилами залила, и водой… и веревку… а кочерга! Убить ведь могла… или покалечить!… О любви – что ты понимаешь! Не тебе судить!… Ах, так…. Ну, езжай… езжай! Тебе детей не жалко, никого не жалко, ветер один в голове! Патриотка…
Дмитрий Мокеевич был крайне возмущен! Вот ведь дал Бог родственницу! Сколько лет прошло, а Варя все как была – книжек много, ума… ну и пусть едет… Скатертью дорога… Вот только что ж теперь делать-то… своих я же обратно не повезу… В Питер нешто ехать, к Ольге Николавне?… Дмитрий Мокеевич от возмущения даже достал заветную фляжечку и прямо с утра – водочки!… вот ведь… и что её в сад ночью понесло… чертовка… Уехала… вот ведь… нехорошо это… а что и вправду война начнется? Как они там будут в Черкасове? За ней ехать? В Черкасове Дарнюша – не даст пропасть если что…
Дмитрий Мокеевич ходил в волнении по комнате, прикладывался к фляжечке и размышлял, куда ж деток везти…
Постучали… да… ох, Елена Фоминишна… вот какие у нас дела… Да вы не переживайте, Варвара – она всегда такая… сумасбродная… что с ней поделаешь… благодарствуйте… ох, добры вы, Елена Фоминишна, ох, добры!…
Пусть Варвара едет…. А мы здесь еще пару денечков погостим и в Питер двинемся…
Варвара Петровна, наговорив Дмитрию Мокеевичу нехорошего, взяла детей и уехала обратно в Черкасово – защищать поместье от французов! А Дмитрий Мокеевич со своими детками остался погостить в имении Елены Фоминишны, воспользовавшись любезным приглашением милой хозяйки. Три денечка пролетело как один! Гуляли по саду… Дмитрий Мокеевич интересовался, как Елена Фоминишна хозяйство ведет… как у нее все заведено – и очень ему нравилась её хозяйственность да обстоятельность, разумность да приветливость! А уж водочками Елены Фоминишны он и нахвалиться не мог! А еще больше нравилось ему, как Елена Фоминишна с детками сошлась – быстро да весело!
Супруг Елены Фоминишны все болезнью страдал и выходил только к обеду – с палочкой, а во все остальное время все сидел в своем кабинете да слушал, как Петрушка Татищева читает…
А на четвертый день… суматоха какая-то с утра… слуги бегают к барину в кабинет… Елена Фоминишна туда же пробежала… Позвали и Дмитрия Мокеевича… Муж Елены Фоминишны сидел в вольтеровском кресле и держал в руках бумаги, которые утром нарочный доставил из Москвы. Дрожащим старческим голосом муж Елены Фоминишны зачитал – сам! – манифест Государя о начале войны… «Воины! Вы защищаете Веру, Отечество, свободу…»…. По окончании чтения помолчали все… что и говорить – сколько слухов да разговоров было, а вот – напал супостат на Россию… война… Дмитрий Мокеевич сразу про Варвару вспомнил – наверное, уже подъезжает к Черкасову… надо детей срочно в Питер везти, а самому в Невревку возвращаться… да как теперь поедешь… на дорогах войска, в такую даль на своих лошадях – месяц ехать…. Ах, Варя, Варя… подвела… ох как подвела… Дмитрий Мокеевич прошел в свою комнату… вещи собрать, приказать лошадей закладывать…
За ним в комнату вошла и Елена Фоминишна…. Вот… собираться надобно, голубушка Елена Фоминишна! Ехать… далеко, а что поделаешь!…. вот как? И что же – вы и вправду готовы?…
Дмитрий Мокеевич разволновался даже – хозяюшка милая, Елена Фоминишна предложила деток у них в имении оставить! Она приглядит! Французы так далеко не зайдут! Дмитрий Мокеевич может спокойно в Невревку ехать… а она приглядит! Детки к ней привыкли уже!..
Ох, голубушка вы моя… Дмитрий Мокеевич и опомниться не успел, как обнял Елену Фоминишну – от переполнявших его чувств! И она его…. Нежно так руками за шею… но это он уже потом вспомнил – а в тот момент только и был он ей благодарен за детушек, за предложение это дивное!
Позвал Дмитрий Мокеевич Павлушу с Натальюшкой, расспросил, как – останутся ли они с Еленой Фоминишной? Не забояться ли одни, без папеньки?… Потом Жаклинку позвал, наказал ей что да как, как за детьми смотреть и куда писать если что… Помолчал… а потом тихо так на ушко: мол, ты из дому-то лишний раз не выходи… а за ворота усадьбы и носа не показывай! По-русски коряво лопочешь, а времена для французов в России наступили нехорошие… кто ж знает тут, что ты моим детушкам как мать родная… признают француженку – беды не оберешься! А потом и Елену Фоминишну попросил – не дать в обиду гувернеров-то, хорошие они – Жаклинка и Джон Иванович…
С тем и уехал Дмитрий Мокеевич – распрощавшись с любезными хозяевами… И дорогою долго вспоминал он нежное прикосновение ручек Елены Фоминишны на шее своей… Но больше всего Дмитрия Мокеевича потрясло, как просто и решительно предложила Елена Фоминишна оставить у нее детей, и как он согласился, потому что… такой взгляд был у Елены Фоминишны – что ясно было: ляжет она смертью, а детей в обиду не даст… А еще вспоминал Дмитрий Мокеевич то свидание их ночью в саду… когда молча они все друг про друга поняли… И как от этого сердце радовалось! Хотя никакой надежды и не было…

Часть 17.

Из письма Варвары Петровны Лугиной к Ольге Николавне Черкасовой. Его превосходительства Петра Ивановича Черкасова в собственном доме, в Санкт-Петербург.

………….и вследствие сего события оказались мы в усадьбе вельможи NN… Хозяева прескучнейшие! Вообрази себе старика-хозяина, вечно больного, которого лакей под руки водит к столу и который во все время не выпускает из рук большой палки со слоновым набалдашником! А уж разговор какой! Вообрази – совершенно не признает теории фон Фуля о движении французской армии к Петербургу! Как такое возможно! Но уж хозяйка оказалась еще возмутительнее! Даже у нас в Лугино не встречала ничего подобного! Про Аристотеля не знает ничего! Зато днем ходит дома в нарядном светлом платье с кружавчиками и фестончиками! Это же марко! И причесана так кокетливо! А разговор! Вообрази – они с Дмитрием Мокеевичем нашли друг друга – весь обед рецепты изготовления водочек обсуждали! И если бы только это! Я поначалу и вправду решила, что они прежде были незнакомы и только водочка их и сблизила! Но далее поведение этих… шармёров оказалось возмутительнейшим! Ночью мне не спалось, я пошла в сад подышать воздухом, прошла вглубь аллеи и вдруг слышу такой живой разговор! И голоса знакомые! И вообрази, милая Оленька, что я услышала! Наш-то Дмитрий Мокеевич оказался давно знакомым с хозяйкою! Они меня не видели и я услышала во всех подробностях, как они вспоминали свое знакомство! Представь себе, оказывается на Масленицу, после премьеры Степана, господин Неврев поехал покататься в санках. Ехал он мимо дома Олсуфьевых, где устраивали фейерверк. А навстречу – тоже кто-то в санках! И вот лошадь этих санок, испугавшись фейерверочного взрыва, вдруг понесла! Кучер ничего не мог поделать! Так господин Неврев выскочил из саней, умудрился на ходу схватиться за оглоблю, потом и под уздцы лошадь поймал и остановил. Его силищу ты знаешь – лошадь он и поднять может, а тут и на скаку остановил. Воображаю, как это было! Стоит Дмитрий Мокеевич – от водки и мороза красный, в распахнутой шубе, шапка набекрень… С него станется! Так вообрази, что было далее! Оказалось, что в санках этих прогуливалась как раз наша хозяйка, супруга вельможи NN! Что, право, за блажь такая – ехать гулять одной по вечерней Москве! Фейерверки смотреть! Муж-то старый, сопровождать её не мог, вот она и разъезжала в одиночестве! И там они и познакомились! Прямо посреди улицы! Просто как в романе! Возмутительно! Но того возмутительнее, что господин Неврев в нее влюбился! Помнишь, какой он был на Пасху, такой веселый, да загадочный – мы все удивлялись, что это с ним! А наш проказник оказывается додумался влюбиться на старости лет! Я ему утром так и сказала – мол, Дмитрий Мокеевич, что это за безобразие такое, как можно в ваши годы о любви думать, вы старик уже, вам давно угомониться пора! Так вообрази – он даже обиделся, вот еще новости! Стал мне выговаривать, как я могла подслушивать их разговор, и что не мне о любви рассуждать. А что о ней рассуждать, милая Оленька, никакой любви и нет, сколько я размышляла над этим, даже думала когда-то, что влюблена в Моабад-хана, и даже вышла замуж за Мишеля, но никакой любви так и не обнаружила. А страсть – это между молодыми возможно, хотя, право, не вижу я в ней ничего хорошего! Это одним только мужчинам доставляет удовольствие по грубости и примитивности их мужской природы! И если бы природа так вдруг распорядилась, чтобы женщины могли детей так родить – без мужского участия – ничего бы лучше и не было! Но у Дмитрия Мокеевича дети уже есть! А вести речь о любви и страсти в таком возрасте – это возмутительно! Ничего более предосудительного не встречала! И хозяйка наша, кажется, отвечает ему взаимностью! Вышла за своего мужа по расчету – ну так и живи! Нет, ей любовь подавай! Пренеприятная особа! Закончилось все тем, что я разругалась с господином Невревым окончательно и уехала с детьми в Черкасово. А он остался у вельможи в доме! Любезничать с его женою! Все уговаривал меня ехать далее в Лугино – якобы спасаться от возможного нашествия французов! Но я теперь думаю, что он и вовсе затеял это путешествие только ради встречи со своей возлюбленной! Французские войска должны будут идти на Петербург и в Черкасово нам ничто не угрожает, чтобы там ни твердил Дарни! Посему – поступок господина Неврева еще более возмутителен – устроить себе свидание и, под предлогом оного, тащить нас всех в Тамбовскую губернию! Но более всего меня возмущает, что он никак не угомонится даже в таком возрасте!… теперь мы с Алешей и Лизой у Евдокии, надеемся счастливо прожить здесь лето и благополучно дождаться…………………….

Часть 18.

В имении Елены Фоминишны и её мужа Дмитрий Мокеевич пробыл несколько дней. Надобно было ехать в Москву, а затем возвращаться в Невревку… как там дамы – под предводительством Вари-воительницы? Ох, та еще воительница… С детками Дмитрий Мокеевич перед отъездом прощался долго – когда еще Бог даст свидеться? Но твердо он был уверен, что Елена Фоминишна деток его сбережет, что не грозит им под её крылом никакая беда и опасность…
Первые впечатления войны были тяжелы. Общество не везде еще знало достоверно о происходящем и даже бывали случаи, когда проезжающие на станциях уверяли Дмитрия Мокеевича, что война не начиналась, что французский посол все еще в Петербурге и что все это слухи. Но совсем вскоре изданы были Манифесты Государя «Первопрестольной столице нашей Москве» и «Манифест с объявлением о вшествии неприятеля в пределы России и о всеобщем противу него ополчении» - и тут уже самые неверующие принуждены были поверить в окончательность и бесповоротность сего трагического события.
Дмитрий Мокеевич приехал как раз 8 июля и принял самое активное участие в собирании средств на помощь армии. Довелось ему оказаться и в Слободском дворце, где Государь обратился к собравшимся с речью об оказании обществом помощи правительству. Дмитрий Мокеевич речь Государя выслушал с сильнейшим волнением, что-то билось в душе его, росло, крепло, он еще не знал слова для этого чувства… вся прошлая жизнь отошла куда-то вдаль и показалась ему такою маленькой – словно сам рассматривает он её сквозь микроскоп – и там – в мелкой дали остались все барские буйства, охоты и водочки, крепостные девки и поротые дворовые, разгульная жизнь и хозяйственные заботы. Осталось большим и главным только – вот это чувство, что война… Россия… практические заботы… не подвиги, нет – Дмитрий Мокеевич вовсе не был воином и героем и о подвигах и битвах не мечтал и не думал – а некое нужное практическое дело, которое необходимо сейчас производить – это и есть то самое большое и важное, что необходимо в данное время более всего. А еще есть Елена Фоминишна и детки – и это практическое дело неизбежно с ними связано – что ежели это дело делать, то и они будут здоровы и счастливы…
В Москве Дмитрий Мокеевич пробыл около трех недель, активно занимаясь вопросами организации транспорта для вывоза раненых и размещения их в Москве и других городах. Пришлось ему съездить и в Пензу, и в Рязань, и во Владимир. Все это время изредка получал он записочки от Елены Фоминишны, в которых она лаконично, но подробно описывала, как детки – что делали, как кушали, не шалили ли, писала, что скучают они по папеньке, а однажды присовокупила даже к записочке рисунок Павлуши, который изобразил папеньку на лошади с большой саблей в руке. А однажды к словам «дети скучают» прибавила маленькими буковками – «и я тоже». Коротенькие эти буковки весьма согрели Дмитрию Мокеевичу сердце!
Дмитрий Мокеевич вернулся в Невревку только 6 августа, когда Смоленск уже пал, хотя известие о том было получено и не сразу. Кинулся тут же к Евдокии – проведать, как там дамы. В тайне он надеялся, что Дарнюша все же сумел их уговорить уехать, что убедил в опасности, что привел примеры других помещиков из соседних губерний, которые бежали со своих насиженных мест во внутренние губернии – но напрасно! В Черкасово застал он все дамское собрание – Анна Антоновна говорила, что стара уже, чтобы куда-то ехать и что ежели пережила она осаду крепости Оренбург войсками бунтовщика Емельки Пугачева, то и нашествие французов переживет! Евдокия только растеряно хлопала глазами, не понимала ничего и вспоминала то Петрушу, то кидалась к Дарнюше, которому бы надо было ехать в Москву по своим делам – а как бросить все это дамское общество? Иван Иваныч употреблял уже все возможные и невозможные доводы, но Варя все с удивительным упорством – а вернее сказать – упрямством – продолжала уверять всех, что войска Наполеона должны двинуться на Петербург. Дмитрий Мокеевич втайне сговорился с Дарнюшей, что они увезут дам силою и стали приготовлять уже сие предприятие. А пока Дмитрий Мокеевич делал то, что и другие помещики – вывозил крестьян, имущество, что можно было спасти. Мужики ушли в леса, собрав припасов на долгое время, понастроив в чащобах шалашей да землянок, в которых можно было и не один месяц пережить французское нашествие… Баб с детьми собрал Дмитрий Мокеевич на повозки, коров привязали сзади и отправил их всех в имение Елены Фоминишны – по предварительной договоренности. Туда же отправилось имущество из усадьбы – что сохранилось от папеньки и маменьки, что было дорого сердцу… Ничего не хотел Дмитрий Мокеевич оставить на радость и разграбление французам! Но сам пока уезжать не собирался… был у него план, который непременно хотел он привести в действие и к которому готовился! Дом опустел, подготовка плана тщательно была замаскирована… Оставалось только ждать… Записочки от Елены Фоминишны уже не приходили – военная суматоха на дорогах, не до записочек… Как ни были заняты все войною – но смерть старого князя Болконского в Лысых горах поразила все местное общество и Дмитрий Мокеевич поехал помочь княжне Марье с похоронами… Возвращался он проселочной дорогою… сумерки уже спускались…. Мысли единственные, мысли постоянные занимали его – как там Елена Фоминишна и деточки… Объяснение с Еленой Фоминишной в саду Дмитрий Мокеевич вспоминал постоянно. Ничего они друг другу не сказали, в любви не признавались, но все было понятно между ними и никаких слов не требовалось…. Последующие дни их особенно сблизили – совместные прогулки по саду, а еще более хозяйственные заботы, да деточки. Они не оставались более наедине, разговаривали между собою о хозяйственных заведениях да о детях, но все ближе и понятнее становились друг другу.. Дмитрию Мокеевичу даже в голову не приходило, что могла бы Елена Фоминишна стать его любовницей – совсем другое чувство было у него к ней и одна только физическая близость была ему вовсе не нужна. Елена Фоминишна – это не то, что все остальные дамы… она особенная… И отношение к ней у Дмитрия Мокеевича особенное! А Елена Фоминишна про такой поворот событий тем более не думала – она мужу была благодарна и не было у нее поводов его огорчать. Поэтому то, что между ними молчаливо установилось, они не обсуждали, планов не строили, а просто принимали в своей душе и жили, как жилось… Только вспоминал Дмитрий Мокеевич изредка – как сомкнулись ручки Елены Фоминишны на его шее во время того единственного случайного да краткого объятия, да как прикоснулся он сам к её руке – ночью в саду. Воспоминания эти вызывали такую сладкую тоску во всем теле, что и думать о том не следовало! Да и не до любви теперь – война.
Занятый этими мыслями, Дмитрий Мокеевич не сразу увидел нескольких всадников, а потом долго всматривался в синий сумрак…. Один всадник показался ему знакомым… Ба… да это…. Степушка! Всадник соскочил с коня… обнялись! Куда ты… откуда? В Москву? С донесением?… срочно…быстро… нет времени ни в Невревку заехать, ни в Черкасово… Узнав, что Варя в Черкасове, Степушка расстроился – как же так – через пару дней французы могут быть уже здесь – под Вязьмою! Надо срочно уезжать!… Конечно… конечно, Степушка, уедем, непременно уедем… ты себя береги… не сгинь, Степушка, тебе еще сколько опер написать надобно!… Еще раз крепко обнялись Дмитрий Мокеевич со Степаном и скрылись всадники в синем сумраке…
14 августа Дмитрий Мокеевич вернулся в Невревку.

Часть 19.

Расставшись со Степаном, Дмитрий Мокеевич долго оборачивался и все всматривался в сгущающуюся тьму, пытаясь разглядеть исчезающий силуэт. На дороге было неспокойно. К ночи движение войск уменьшилось, но иногда все попадались отряды, догонявшие свои части. Аръергардные бои русской армии обошли эти места стороной, хотя днем – особенно в Богучарове, где похоронили старого князя Болконского – была слышна кононада и звуки ружейных выстрелов.
Дмитрий Мокеевич при этих военных звуках испытывал душевное волнение, какое бывало у него перед охотой – что, вот-вот, начнется что-то такое, что-то важное, что-то мужское, настоящее… В военной службе Дмитрий Мокеевич никогда не состоял, папенька обучал его в юности фехтованию, стрельбе – для охоты это дело необходимое, пистолеты у Дмитрия Мокеевича в хозяйстве тоже имелись – те самые, с которыми Степан на дуэли дрался. Но к войне Дмитрий Мокеевич склонности не имел. Охота занимала его вполне, с неизъяснимым удовольствием выезжал он в отъезжее поле – травить зайцев, волков да лисиц, иногда ходил с ружьем – пострелять диких уток, да раза три даже с мужичками ходил на медведя – по старинному заведению – с рогатиной. И страшно, и весело! Медведи силищи Дмитрия Мокеевича не сдюживали и каждая вылазка оканчивалась удачей для охотников. Но война – да так близко, рядом, возле родного дома – казалась ему делом новым, непривычным, тревожащим, но относящимся к тому самому важному практическому предприятию, которое необходимо было выполнить, чтобы вернуть в свой дом покой и счастье. И среди самых первостепенных дел было – вывезти дам из Черкасово да уберечь детей и Елену Фоминишну от всех возможных невзгод.
До Невревки оставалось уже меньше версты, когда из кустов вышли навстречу несколько дворовых его мужичков…. Что там?… что?…. да как же так… только что здесь наши отряды проходили… Эй, Игнашка, спрячь коляску тут в перелеске…. Да тихонько ты! Пошли, ребята…. Посмотрим, что там…
В компании нескольких дворовых мужичков, Дмитрий Мокеевич тихонько пробрался в сад собственной усадьбы. Французский разведывательный отряд, почти на хвосте у русских аръергардов, въехал в усадьбу и теперь несколько офицеров и солдат расположились в доме, не найдя там хозяев и перепугав остававшуюся дворню – весьма уже небольшим числом еще остававшуюся в доме. Всех заперли в погребе и только нескольким мужичкам удалось убежать и предупредить барина, что в имение ехать опасно…. В доме было светло – освещали его факелами, позажигали все свечи, какие нашли, и самое главное – обнаружен был особый погребок с водочками, которые теперь и дегустировали французские супостаты. С улицы, тихонько подобравшись к окнам, Дмитрий Мокеевич мог видеть этих солдат, которые жадно пили, ели, что нашлось в доме и вели себя весьма по хозяйски…. Ах, вы…. Кровь залила Дмитрию Мокеевичу глаза… пришли в мой дом… на мою землю… грабите… убиваете… водочку мою пьете – без приглашения, как воры, как тати… нет… ни землички… ни камушка… ни деревца… ни рюмочки – ничего не получите! Наша это земля… дом мой… папенька строил… по бревнышку… по камушку… маменька обихаживала…. А басурманы тут хозяйничать будут? Не дам… Митрошка, где запертые? Есть там кто из французов на страже?… Все в доме водку пьют? Ну, пусть пока пьют, пошли к погребу… Тихо…. Да ломай, какие ключи… давай-давай…. Тихо ты…. Дай-ка…. Вот как надо…. Тссссс… кто тут? Агафья, Илюшка, Матрешка…. Кузьма и ты тут? Тихонько выходите и в лес, быстро… да тихо ты, Агафьюшка, не вой… в лес, бегом… к мужичкам, в лесную деревню… бегите, мы догоним…
Дмитрий Мокеевич выворотил амбарный замок с погреба, сорвал засов и отправил немногочисленную дворню в лес – туда, где несколько дней назад укрылись деревенские мужички, понастроив там шалашей да землянок. Леса смоленские – густые, кто их там найдет… только тот, кто знает, где искать!
Когда дворовые скрылись в темноте, Дмитрий Мокеевич вернулся к дому…. Французы так обрадовались найденной водочке, что забыли про всякую бдительность и все собрались в доме, не оставив никого на посту. Дмитрий Мокеевич заглянул еще раз в окно – но сердце его сжалось от увиденного. В доме, построенном когда-то отставным офицеров Мокеем Ильичом Невревым, хозяйничали чужие люди… Грабили и раззоряли французы этот дом, такой ладный да уютный, теплый да приветливый. В этом доме, где прожита была вся жизнь, все эти сорок восемь лет, где любилось и гневалось, где и хорошее было и плохое, и горе и радость – безобразничали чужие люди, смотреть на это не хотелось… да и что смотреть… надобно действовать… Не получите вы моего дома…. Ни камушка не получите…. Я вас в гости не звал…. Не просил… Митрошка, как там наши припасы, на месте?…. Васятка, неси огонь… Тихонько… подбирайтесь – Митрошка, ты от заднего крыльца, Васятка – ты через кабинет в окно давай, я здесь пойду…. сейчас будет вам… как по чужим землям ходить и войны устраивать… Прости, Господи, грех мой, простите папенька с матушкой, да вы бы меня одобрили… нельзя супостату свой дом отдавать…
Бочки с порохом Дмитрий Мокеевич заготовил заранее, приказал расставить по всему дому и замаскировать под кадки с лимонными деревцами… даже красиво получилось! А Дарнюша придумал хитрую систему фитилей, с помощью которых можно было поджечь бочки снаружи, не подвергая себя опасности. Намеревался Дмитрий Мокеевич, при приближении французов, вывести всех дворовых в лес, и только Митрошке с Васяткою надлежало остаться и поджечь порох – дабы дом не достался супостату французскому, чтобы никакая чужая нога не вошла в родные – родительские еще – покои… А теперь вот как получилось… отряд этот… разведка… и что ж… пусть с ними… пусть горят – пусть погибают, раз пришли на чужую землю…
Дмитрий Мокеевич поджег длинный фитиль, тянувшийся к одной из бочек - и собирался уже бесшумно да споро скрыться в саду, но тут на крыльцо вышел французский офицер… пьяный… по нужде видно… увидит ведь… увидит горящий фитиль… нельзя… вот… ах ты… тих….
Дмитрий Мокеевич подошел тихонько сзади, размахнулся, да со всей своей силищей огрел французика по голове… тот тихо охнул и сел… хорошо… надо бежать… сейчас уже…
Огонь вырвался из разорвавшегося окна, волна жаркого воздуха рухнула на голову, одновременно что-то острое чиркнуло по плечу… и Дмитрий Мокеевич потерял сознание….

_________________
Бессменный Ангел-хранитель Дмитрия Мокеевича Неврева


Вернуться к началу
 Профиль  
 
СообщениеДобавлено: 13-07, 00:08 
Не в сети
Аватара пользователя

Зарегистрирован: 16-12, 13:46
Сообщения: 7822
Откуда: Москва
Часть 20.

После отъезда Дмитрия Мокеевича из имения, жизнь Елены Фоминишны проходила в волнениях, тревогах и заботах… Хозяйство… да корпию щипала – как все дамы…Но самое главное было – детушки Дмитрия Мокеевича. С ними Елена Фоминишна сошлась быстро и легко, получалось у нее с детками сходится – умела она словечко найти, приласкать, а то и поиграться в детские игры – да так искренне и весело, что очень деткам с ней нравилось. А Елена Фоминишна все удивлялась, какие же они все-таки разные! Натальюшка – копия папенька! А Павлуша на маменьку, видно, похож… Все пыталась представить Елена Фоминишна женщину, которая могла детей во младенчестве к мужу отправить, а сама по заграницам весело жить – да не могла. Дмитрий Мокеевич про кратковременную жену рассказал немного – как женились, как детей он получил – словно посылку, да что умерла Аглая этой зимой… Но кое-что Елена Фоминишна про Аглаю Михайловну все-таки знала – поболее Дмитрия Мокеевича… Нянюшка, которая деток старого вельможи выкормила, да после с Еленой Фоминишной душа в душу сошлась – рассказывала потихоньку от барина про сыночков его погибших… Любила она их… вот и вспоминала. Первый-то, Алешенька, помер от болезни. Третий – на войне. А вот средний сыночек – погиб на дуэли! И как раз из-за Аглаи Ланской! Нянюшка все её Аглайкой называла! Мол, Аглайка-то эта шустрая такая была и мужчин любила до чрезвычайности! Понравился ей сыночек вельможи – Сереженька, она к нему и так и эдак… влюбился он без памяти! А Аглайке – что, повеселилась, да променяла его на другого – на графа Монго-Столыпина, кажись Роман Евгеньич его звали…. Вот Сереженька-то так расстроился, влюблен был шибко – и вызвал он Монго-Столыпина этого Роман Евгеньича на дуэль! А Роман Евгеньич – стрелял метко, взял да и застрелил Сереженьку-то… А все из-за Аглайки! – и тут нянюшка начинала плакать… Елена Фоминишна историю эту слушала с ужасом и тогда еще представляла себе эту злую Аглайку и ненавидела её сильно. И Варю она невзлюбила с первой минуты, а уж когда Варя уехала, оставив Дмитрия Мокеевича с детками на дороге можно сказать… вот просто как мать и поступила – совсем Елена Фоминишна о ней думать не могла. Но детки… они детки самого милого… самого… и боялась Елена Фоминишна додумать мысль свою до конца…
Дмитрию Мокеевичу Елена Фоминишна исправно записочки писала про детей – что да как. И от него записочки получала – с кратким сообщением, чем занят, куда поехал по делам своим, что в Москве происходит, а что – в Невревке. Однажды Елена Фоминишна решилась и приписала маленькими буквочками, что она тоже по Дмитрию Мокеевичу скучает. А потом и испугалась – как-то нехорошо, что же… она замужем, а пишет другому такие вещи… Но сердце её тосковало по господину Невреву все больше и больше. Хотелось ей увидеть, как он водочку пьет, как кушает, как улыбается в свои усы милые…. Ох… что ж это… а спать и вовсе было невмоготу…. Ворочается бывало Елена Фоминишна в постели, то так, то эдак ляжет… потом сядет, подушку к груди прижмет, покрепче – чтобы тоску телесную унять… и просидит так полночи, а думы такие, что и вспомнить потом самой стыдно…. А утром к мужу придет поздороваться и старается с ним понежнее быть, поласковее – словно провинилась в чем-то… А муж Елены Фоминишны с получением известия о начале войны, стал особенно молчалив, словно таил в себе какую-то непреходящую тревожную мысль… словно ждал чего-то… известия о военных действиях прочитывал по несколько раз, военачальников ругал – и Барклая, и Багратиона, и Витгенштейна – никто ему не нравился! Все вспоминал графа Суворова…. Вот, мол, если бы он был жив – не гулять французам по земле русской… А потом – сидел молча у себя в кабинете и все смотрел на портреты сыновей своих погибших…
А Елена Фоминишна стала чаще за клавикорды садиться! Как затоскует сердце по Дмитрию Мокеевичу – так за клавикорды. Музыка выручала…. Война Елену Фоминишну тревожила и сообщения с театра военных действий читала она внимательно… но каждый раз, читаючи, думала: а вот Дмитрий Мокеевич…он-то сейчас там-то… далеко от войны… а после его возвращения в Невревку – стала переживать сильнее – вот… Дмитрий Мокеевич совсем близко к военным действиям… так лето почти и пролетело.
Как-то августовским вечером сидела она за клавикордами… горничная Ульяша прибежала – записочка от Дмитрия Мокеевича! Ох, давно от него известий не было! Елена Фоминишна торопливо развернула листочек… Дмитрий Мокеевич сообщал, что он теперь в Москве, что в Невревке произошло с ним небольшое приключение, но что теперь уже все в порядке и он в Москве занимается организацией транспортов для вывоза раненых… Что-то насторожило Елену Фоминишну… какое приключение… Велела она позвать посыльного, который записочку доставил… Им оказался Митрошка, который охотливо и с подробностями стал рассказывать, как занял Невревку французский отряд, да как побежали они предупредить барина-то… а барин велел порох взорвать – чтобы супостатам дом не достался, да не поспел отбежать и ударило его горячим воздухом от взрыва-то… да еще кусок стекла оконного плечо поранил…. И как они потом с Васяткой и Игнашкой-кучером барина взяли и вынесли в лес, а потом на коляску и повезли подальше от имения! А барин-то дорогой все стонал и бредил, все беспокоился, что в Черкасово не попал, мол, как там Варвара Петровна… Но они в Черкасово не поехали – как можно, французы уже повсюду – а прямиком в Москву! И там барин-то, Дмитрий Мокеевич уже в себя пришел… дохтур сказал: контузия, мол, голова поболит – да потом пройдет. А плечо – ничего, порезало маленько, да до свадьбы заживет… А барин теперь остановился в доме Василия Матвеевича Бельского – как раз с ними, с их обозом, в Москву-то и въехали… А французы-то в Невревке все там и погорели…. В доме-то… Митрошка еще собирался было добавить подробностей про погоревших французов, да осекся, увидев, что глаза барыни стали черные-черные – от расширившихся от ужаса зрачков… И замахал руками – вы не думайте, в порядке Дмитрий Мокеевич, в полном порядке! За ним дочка господина Бельского все дорогой ходила, такая внимательная да ласковая… Вот у них в доме Дмитрий Мокеевич теперь и остановился….
Дальше Елена Фоминишна уже не слушала. Душа её рванулась в Москву… поехать… выходить, вылечить, обнять с головы до ног, прижать к груди…. Никакие мысли она уже больше от себя не гнала и никаких мыслей более не стыдилась… и вдруг осеклась… куда же… дочка господина Бельского… есть, значит, кому Дмитрия Мокеевича выхаживать… есть кому и обнимать… А она – что, у нее муж… и дети. И дети с этой минуты стали ей совсем родными. Она вдруг даже подумала, что когда Дмитрий Мокеевич женится на госпоже Бельской – детей она им не отдаст! С нею останутся. Должно же у нее хоть что-то остаться в этой жизни… И тут только она громко и страшно заплакала…

Часть 21.

Дмитрий Мокеевич не видел уже ни как вспыхнул весь дом, ни как Митрошка с Васяткой несли его к коляске, спрятанной в лесу, ни как везли его подальше от усадьбы, к Москве. Он очнулся только под утро…. Ох… нестерпимо болела голова…. Дмитрий Мокеевич во всю жизнь никакими болезнями не страдал, здоровье имел отменное и даже водочку пил аккуратно и похмельем страдал не часто. И вот теперь невыносимо болела голова, саднило пораненное плечо, а перед глазами плыл мутный туман и виделось все вокруг расплывчатым и туманным… Пить… что ж – это голос мой такой? Хрипло-то как… пить бы… услышал Митроша-то… молодец… водичка какая… теплая, а все равно хорошо… Дмитрий Мокеевич собрался с силами и приподнялся… По дороге тянулось немало повозок, колясок, телег, рыдванов – откуда только такие, с каких – еще доекатерининских – времен! Смоленские помещики покидали свои именья, крестьяне – деревни. Все уезжали, все покидали насиженные места, только бы не оставаться, только бы не встречаться с французскими войсками… Дмитрий Мокеевич вспомнил про Варю и всех черкасовских дам… Планы их с Дарнюшей вывезти дам силой, несмотря на сопротивление Варвары, рухнули… куда ж её теперь силой… эх… довела… как они там теперь… очень Дмитрия Мокеевича это беспокоило, но он полагался на Дарнюшу – что не бросит, не оставит он ни Евдокию, ни Анну Антоновну, ни тем более воительницу нашу – Варвару Петровну… А голова раскалывалась прямо… что ж это – неужели вот дамы, у которых вечно эта их мигрень – и взаправду так страдают? Дмитрий Мокеевич впервые подумал, что, видно, не простое это женское притворство – мол, мигрень у меня, не хочу никого видеть – а и вправду болезнь… и так им плохо, горемычным?… Он повернулся было, но голова начала кружиться, все поплыло перед глазами еще сильнее… И Дмитрий Мокеевич предпочел глаза закрыть… и даже водочки не хотелось. Первый раз ему не хотелось водочки! Что ж это делается!… От покачивания коляски и стука колес накатила дрема… Дмитрий Мокеевич было забылся, да вдруг… ох, какой голосок… А…. Сударыня… прошу прощенья, что в таком виде… благодарствуйте… да-с… Василий Матвеевич, рад приветствовать, прошу прощенья-с… ох…
По дороге нагнали они обоз Бельских, покидавших, как и все прочие, свое имение… Василий Матвеевич с дочкою направлялись в Москву. И юная госпожа Бельская увидела вдруг в коляске лежащего знакомца, да остановила свою карету… Дмитрия Мокеевича перенесли в более удобную карету Бельских и далее в Москву направились все вместе… Дмиорий Мокеевич во все время пути поглядывал изредка да украдкою на юную госпожу Бельскую… на станциях, забитых людьми, приятно ему было из её ручек принять питье, да как хорошо она клала ему на лоб полотняный шарф, намоченный холодной водой… сразу становилось полегче и боль… жуткая головная боль – немного отступала… Дорогою Василий Матвеевич предложил Дмитрию Мокеевичу остановиться у них в доме и Дмитрий Мокеевич принял предложение! Город был переполнен и устраиваться на житье было затруднительно…
В Москве Дмитрий Мокеевич еще пару деньков полежал, но постепенно становилось ему все лучше и лучше, а там и почти все прошло… Рана от пореза стеклом на плече тоже заживала… да и какая рана – так, царапина… Дмитрий Мокеевич вполне уже чувствовал себя здоровым, но очень уж приятно ему было, когда приходила госпожа Бельская, да прикладывала к его лбу холодный компресс, да поила его клюквенной водой… А еще приятнее было Дмитрию Мокеевичу – как смотрела она на него своими огромными глазами – незабываемыми!..
Тем не менее – выздоравливать уже было пора – события развивались с невероятной скоростью, русские войска отступали все дальше и дальше и вот уже было очевидно всем – что генерального сражения не избежать и что состоится оно под Москвой… Дмитрий Мокеевич вернулся к своим занятиям, прерванным было отъездом в Невревку – а именно – подготовкой повозок для вывоза раненных да и многим другим, что для раненных было необходимо… А по вечерам, возвращаясь в дом Бельских, находил он юную госпожу Бельскую, которая с чрезвычайным вниманием расспрашивала Дмитрия Мокеевича о происходящих событиях… А Дмитрий Мокеевич об этих событиях рассказывал и радовался, глядя в широко распахнутые…. Такие волнительные глаза…
Сашенька Бельская была существо юное, нежное и… волнительное! Была она шестнадцати лет, в минувшую зиму в свет выехала впервые… Стан имела тоненький! Волосы светленькие да вьющиеся! А глазищи – огромные цвета ясного неба! Сашенька была воспитана на романах и музыке. Ничего иного она не знала, да папенька её полагал, что барышне ничего другого знать и не надобно – романы и музыка – самые подходящие занятия для юной барышни. Правда, папенька никогда не интересовался, какие именно романы читает его милая Сашенька, а, поинтересовавшись, ничего бы и не понял, потому как сам романов не читал. Натуру Сашенька имела возвышенную, романтическую и даже склонную к экзальтации! Волновали её события и люди необыкновенные, неординарные… выдающиеся! Начитавшись романов госпожи де Сталь, Сашенька воображала себя романическою героинею… и все ждала только случая, который предоставить ей проявить склонности её натуры… Война воодушевила её чрезвычайно! Она во всякое время представляла себе нечто необычное, нечто такое… что должно непременно с нею произойти… Какую-то встречу… самую невероятную… самую невообразимую… и в ожидании такой встречи, в ожидании героя своего романа она и жила во всякую минуту, мало замечая реальные обстоятельства окружающей жизни… Сборы и бегство из поместья вызвали у нее еще большее волнение… вот-вот… все ждала она чего-то необычного, что должно было случиться дорогою… И коляска господина Неврева, и сам он, лежащий в неудобной позе на коротком сиденье…. И прислуга его, рассказавшая невероятную историю о поджоге усадьбы – показались ей таким романическим, таким невероятным событием! А Дмитрий Мокеевич – впервые в жизни бледный да томный – увиделся Сашеньке героической личностью… она взялась за ним ухаживать, нежно укладывала компрессы на его лоб… подавала питье… и, сидя напротив лежащего Дмитрия Мокеевича, все вглядывалась в его лицо… рассматривала вьющиеся русые волосы… прислушивалась к его хриплому голосу, которым он иногда просил напиться…
Она уговорила папеньку предложить Дмитрию Мокеевичу остановиться в их доме в Москве… и продолжала за ним ухаживать, хотя Дмитрий Мокеевич уже почти совсем поправился… но Сашенька настойчиво готовила компрессы, да приносила питье – и Дмитрий Мокеевич, ласково улыбаясь, покорно подчинялся её юным заботам… Ручки у Сашеньки были нежные да приятные… голосок такой трепетный… вся она была – трепет и экзальтация! Хорошо было Дмитрию Мокеевичу принимать из этих нежных ручек бокал с питьем, а уж как приятно было, когда тонкие пальчики касались его лба… Милое создание – Сашенька Бельская! Милое… ничего не скажешь!

Часть 22.

Дмитрий Мокеевич прибыл к селу Бородино 25 августа. Ратники, коим надлежало строить укрепления, а во время боя выносить с поля раненых, занимались уже своим нелегким делом, разворачивались госпитали, определялись места для повозок, шла практическая работа, которая так нравилась Дмитрию Мокеевичу… Отдавая распоряжения, он не задумывался о том, что предстоит завтра русской армии, а, быть может, и ему…. Важное было – распределить повозки, озаботиться, чтобы раненых можно было удобно и споро выносить с поля предстоящей битвы…. Занятый своими заботами, Дмитрий Мокеевич все же заметил и Петра Кирилловича Безухова, который в белом пуховом цилиндре и светлом фраке странно белел среди войска, вызывая всеобщее недоумение… К вечеру довелось ему встретить и князя Болконского, которому коротко рассказал Дмитрий Мокеевич о похоронах батюшки его, Николая Андреевича… Троюродный племянник Платоша Толстой, определив на отдых свой батальон, поприветствовал дядюшку… Дмитрий Мокеевич подошел… обнялись… В маленьком дощатом закуточке, который видно был когда-то амбаром, расположились за импровизированным столом, наскоро сооруженном из барабана…. Заветная фляжечка с водочкой тут же была извлечена на свет… выпили молча… потом в другой раз… а там стали пить за Натальюшку, именины которой как раз были 26-го августа… а там и воспоминания пошли… Вспомнили, как впервые Платоша Варвару Петровну увидел… Дмитрий Мокеевич рассказал с беспокойством. Что осталась она в Черкасове у Евдокии Дмитриевны… и что с ней – так и не известно до сих пор… Платоша посокрушался, что Мишель, друг его верный, тоже, значит, в неведении относительно жены… Дмитрий Мокеевич пил рюмочку за рюмочкой… да не много… голова его после контузии болеть почти перестала, да день наступал уж очень тревожный… знаменательный день – не до водочки. С тем и вернулся Дмитрий Мокеевич к своим повозкам да госпитальным палаткам…
Ранним утром раздался первый пушечный выстрел… Дмитрий Мокеевич, задремавший было у повозок, проснулся сразу… холодок такой… в воздухе?… или по коже… И вот пошло, загрохотали пушечные да ружейные выстрелы… завязалась и рукопашная! От госпитальных палаток Дмитрию Мокеевичу мало что было видно, да слышно зато много… а потом и раненые стали поступать… и Дмитрий Мокеевич, ужаснувшись в первую минуту увиденному, стал распоряжаться – что да как, куда нести, куда класть, куда и как определять уже перебинтованных и прооперированных… И в распоряжениях, в практических заботах этих он успокоился, не смотрел уже полными ужаса глазами на то жуткое месиво израненных тел, которое все более и более наполняло госпиталь, а спокойно и четко руководил сортировкой да отправкой раненых… К полудню прибыл офицер от батареи Раевского и умолял прислать туда поболее ратников, потому как там раненых множество и они без помощи погибают под ядрами и пулями… Дмитрий Мокеевич собрал несколько повозок, отряд ратников и отправились к батарее… Бой стал ближе… снаряды рвались уже вокруг… и он даже в первый момент не понял, что же просвистело вдруг возле головы… а испугаться и не успел! Подобрались к позиции, как могли близко, да пошли на подмогу раненым… Дмитрий Мокеевич не думал уже ни о чем… вместе с простыми мужиками-ратниками вытаскивал солдат да офицеров…. Кому помогал взобраться на повозку… кого подхватывали под плечи и заволакивали на телегу… сколько прошло времени… что творилось вокруг – не замечал он. И когда вернулись в госпиталь – подальше от боя – доктор, вышедший на минуту из палатки передохнуть, удивленно посмотрел на Дмитрия Мокеевича…. Вы бы хоть умылись, батенька – только и сказал… нужно ли ему было взять в руки ружье, или сесть на коня с саблею – не думал Дмитрий Мокеевич. Он делал то, что считал в данный момент правильным и что он мог делать… и чувствовал только, что все это правильно и хорошо… К вечеру бой затих… все реже и тише раздавались взрывы… пока окончательно все не затихло… Дмитрий Мокеевич наконец-то вспомнил себя… Верный Митрошка, который не выпускал барина из виду во весь день, притащил ведро с водою и Дмитрий Мокеевич, скинув сюртук и рубашку, умылся наконец-то…. Присел на скамеечку возле госпитальной палатки… И тогда только подумал, что бой закончен, что он остался жив и даже не ранен… голова вот только разболелась, да что голова – мелочь… Вспомнил он про фляжку… выпил всю, до дна… И долго молча сидел, глядя в одну точку… мысли его, прежде перемежавшие события этого дня с думами о мирных обстоятельствах и людях, теперь сосредоточились на одной мысли… мысль эта была не то чтобы приятная, а просто надежная и спокойная… С этой мыслью Дмитрий Мокеевич и заснул, не услышав уже приказа Кутузова о завтрашней атаке, который зачитывали по войскам…
На следующий день Дмитрий Мокеевич со всем войском двинулся к Москве…
Сашенька встретила его как героя! Восторг и восхищение переполняли её душу! Дмитрий Мокеевич представлялся ей самым героическим участником сражения, и сколько ни объяснял он Сашеньке, что собственно даже и ружья-то в руках не держал – она не желала ничего слушать и все восторгалась, все восклицала что-то восторженно. Папенька Василий Матвеевич, утомленный болтовней дочери, просил Дмитрия Мокеевича не обращать внимания… да Дмитрий Мокеевич улыбался только в лихо закрученные усы… Он отправил записочку в Малоярославец, беспокойство за детей и милую их попечительницу одолевало его… С Бельскими уговорился он, что отвезет детей в их пензенское имение, так как было ясно, что в Малоярославце оставаться опасно. Решение об оставлении Москвы сразило всех… Начались спешные приготовления к отъезду… Сашенька пребывала эти дни в чрезвычайной экзальтации… она почти не спала… она… папенька да и Дмитрий Мокеевич даже предвидеть не могли, что она задумала! А Сашеньке казалось, что час её наконец-то настал! Все героико-романтические приключения придуманных героинь собрались в её милой головке… она воображала себя ими всеми сразу! Скучная жизнь обычной барышни закончилась! Вот он – её миг! Вот он – момент её подвига! Что же, что она не мужчина! Женщина не менее мужчин может быть героинею! Она должна совершить свой подвиг и стать достойной своего героического избранника! Она видела себя уже почти Жанною Д’Арк… а своего героя…. Еще более героическим! И Дмитрий Мокеевич виделся ей чуть ли не рыцарем в латах, на белом коне, с копьем… а рядом она – тоже на коне… или в латах… знамена развиваются над их головами… восторженная толпа кричит им ура…. С этими мыслями Сашенька засыпала – они же были первыми её видениями после пробуждения… она не замечала, как отец её и Дмитрий Мокеевич собирают скарб, как готовится обоз… она все для себя решила и подготовилась по своему!
Дмитрий Мокеевич, занятый практическим делом, не замечал её чрезвычайного волнения… приписывая его Сашенькиной обычной экзальтации… Она казалась ему милым непосредственным ребенком… но ребенком столь очаровательным… столь волнующим… нет… не хорошо… Сашенька же так юна… да и… но что думать… нет… нет… И Дмитрий Мокеевич заглушал все думы очередными хозяйственными распоряжениями!
Обоз для отъезда из Москвы был уже готов, выезд назначен… Со всех дворов, по всем московским улицам непрерывно все эти дни тянулись и тянулись повозки… Наступило 2 сентября… русская армия уходила… пора было уезжать…
- Дмитрий Мокеевич, Дмитрий Мокеевич, голубчик… - Василий Матвеевич чуть ли не подбежал к Дмтрию Мокеевичу… задыхаясь, сообщил, что Сашенька пропала! Надобно уже садиться в карету и быстро ехать, и без того их отъезд задержался, а тут – Сашенька пропала! Нигде нет… Никто не видел… Василий Матвеевич, батенька, вы садитесь в карету, садитесь и поезжайте! На улицах столпотворение такое, что потом и не выберетесь со всем обозом! А я поищу Александрину, найду непременно и мы на моей коляске выберемся – она маленькая, легонькая… непременно… не извольте беспокоиться! Как же можно, чтобы я без Александрины уехал… помилуй Бог, Василий Матвеевич! Дмттрий Мокеевич едва убедил господина Бельского со всем скарбом срочно покидать город, а сам принужден был остаться – на поиски юной прелестницы… ох… вот ведь… то Варвара меня донимала… и бегала по Парижам самостоятельно… теперь новая напасть… какие девушки… строптивые…. Нравились Дмитрию Мокеевичу строптивые барышни! Не скучно с ними… вот и с Сашенькой теперь не соскучишься… куда же она деться могла… Дмитрий Мокеевич решил, что Сашенька решила посмотреть на отступающие русские войска, строгим порядком проходящие через город – и отправился на соседнюю улицу…

Часть 23.

…… На соседней улице Сашеньки не оказалось… русские войска стройными шеренгами шли по улицам… редкие прохожие из тех, кто оставался в городе, тяжело и мрачно смотрели им вслед… Дмитрий Мокеевич пошел дальше…. Где же Александриночка… неожиданно раздались вдалеке несколько пушечных выстрелов… и вдруг мимо Дмитрия Мокеевича пронесся французский конный отряд… Что это… откуда… Французские войска вошли в Москву. Дмитрий Мокеевич схоронился за углом ближайшего дома… Вот как… французы в Москве… Где же искать Сашеньку…. Успел ли Василий Матвеевич выехать из города…. Дмитрий Мокеевич пробирался меж домами, редкие прохожие попадались ему на пути… все были мрачны… тревожны… иногда раздавались редкие выстрелы… ох… прошу прощения, сударь… Дмитрий Мокеевич случайно наткнулся на господина с темном сюртуке, который так же осторожно пробирался меж домов… ба! Роман Евгеньевич! Да вы как тут? Дмитрий Мокеевич удивленно посмотрел на Монго-Столыпина, одетого в темную одежду, пристойную скорее мещанину городскому, чем князю… Роман Евгеньич тоже весьма удивился, встретив господина Неврева…
Они вернулись вместе в дом Бельских… устроились во флигеле в саду, в господские покои заходить было небезопасно… вечер спускался… Дмитрий Мокеевич рассказал, как остался в городе – для поисков Сашеньки… Роман Евгеньевич о том, как оказался в Москве, говорить не стал… ну, что ж… и не надо… но неспроста тут Монго… ох, неспроста… близок князь к императору… что-то задумал… все неспроста… Митрошка накрыл ужин… водочка нашлась – всенепременно! Выпили молча… не были они никогда в дружбе-то – князь Монго-Столыпин и господин Неврев… о чем говорить… выпили по второй… а там и разговор завязался… у Дмитрия Мокеевича Павлуша с Натальюшкой, семь годков… у Роман Евгеньича Аннушка – постарше, да сыночек маленький – Сашенька, супруга Роман Евгеньича княгиня Тамара на грузинский свой манер зовет его Сандро…
В занятой неприятельскими войсками Москве двое немолодых мужчин пили водку и говорили о своих детях… Дмитрий Мокеевич все о Сашеньке думал… куда же подевалась… Вот ведь озорница… сумасбродница…
Весь следующий день вместе с Роман Евгеньичем они искали юную госпожу Бельскую… Чего только не навидался Дмитрий Мокеевич за этот день! И как грабежи начались… поляки, да немцы, призванные в Наполеоновскую армию, чинили безобразия… солдаты, да и офицеры тащили из домов все подряд… вот бы ружье сейчас… или саблю… да по супостатам… но Дмитрий Мокеевич себя сдерживал… надо Сашеньку найти – это главное… Ближе к Кремлю французских войск становилось все больше и больше…. Часовые стояли вдоль улиц… нельзя туда… что там… ох… вот… господа, господа… прошу… прошу… это… это… это моя дочь! Сумасшедшая, господа… сумасшедшая… пардон… пардон… не трогайте её, она сумасшедшая – кричал Дмитрий Мокеевич по-французски, схватив Сашеньку в охапку и вытаскивая её из толпы французских солдат… Он так шумел, так громко кричал, так споро выхватил Сашеньку и поволок её быстрее подальше от французских постов, что никто и опомниться не успел… и только когда французов не стало видно, Дмитрий Мокеевич остановился в саду какого-то дома, среди деревьев… Сашенька, да куда ж вы пропали, как же вы могли, да папенька ваш с ума сходит, как же можно… что? Ну… нет… да как же…. Вы и впрямь сумасшедшая, Сашенька…. И впрямь…
Запыхавшаяся Сашенька, взволнованная своим неудачным предприятием, столкновением с французами, закончившемся для так неожиданно и так благополучно… раскрасневшаяся от быстрого шага, вдруг выпалила, что она влюблена в Дмитрия Мокеевича, что он – её герой, что она убежала из дома, чтобы убить Наполеона и стать достойной спутницей Дмитрия Мокеевича… Немного отдышавшись, успокоившись, чувствуя себя уже виноватой, она еще раз тихо рассказала, что специально убежала, решив пробраться к Наполеону под видом его восторженной почитательницы, а там его убить. Что она и кинжал припасла – из папенькиной коллекции. Что весь день вчера она бродила по улицам, пытаясь узнать, где Наполеон, но все не решалась заговорить с французами… а сегодня заговорила, стала им объяснять, что мол почитательница великого императора, но они ей не верили и все выспрашивали, кто она и зачем… а тут как раз и Дмитрий Мокеевич оказался… и так внезапно утащил её… А я люблю вас, Дмитрий Мокеевич, вот правда-правда – люблю! Вы такой… героический! – взволнованно пролепетала Сашенька… И замолчала….
Сашенька… голубушка…. Да какой же я романтический герой? Вы на меня посмотрите! Я обыкновенный помещик… я… старый!… я… я еще – знаете – я водку пью! Вот прямо как утром встану – так сразу и за водку!… вот… а вы… вы еще встретите своего романтического героя! Настоящего!… ну… вот…. Не надо… Сашенька… голубушка…
Слов не находил Дмитрий Мокеевич… и смешно ему было, и сердился он на Сашеньку, и трогательно как… Вот ведь – влюбилась! В него – в Неврева – да такая юная, такая трепетная… глупенькая… зачем же в меня влюбляться… не герой я… придумала она меня… милая голубушка…. Ну вот… плачет… что же поделаешь… ох уж эти барышни… о… Дмитрий Мокеевич вдруг обнял Сашеньку, наклонился… близко-близко её полные слез огромные синие глаза… ох… наклонился еще… и нежно коснулся губами её губ… Сашенька и плакать перестала! Молча пошли они к дому Бельских, куда еще не добрались мародеры великой армии…
О том, что произошло, больше они не говорили… Сашенька взахлеб рассказывала, что она видела за эти дни… как же ужасно, что оставили Москву… что непременно Наполеона надо убить – если не она, то должен найтись такой герой… Дмитрий Мокеевич молча слушал… все пододвигал Сашеньке еду – она и не ела с прошедшего дня! А вечером вернулся Роман Евгеньич… у того свои думы… Рассказ о том, как Сашенька хотела убить Наполеона, князя Монго-Столыпина рассмешил до чрезвычайности! Было уже… хотели уже убить Наполеона, да не вышло… Роман Евгеньевич так заразительно смеялся, что и Дмитрий Мокеевич подхватил! Сашенька даже обиделась! Вот еще – она не ребенок, незачем над ней смеяться! И надула обиженно розовые губки…
Отсмеялись, да надо думать, как быть дальше! Роман Евгеньевич из Москвы уходить не собирался, не для того он тут остался… Дмитрий Мокеевич не спрашивал, да понимал, что важное дело предстоит князю в захваченном городе… А вот им с Сашенькой выбираться отсюда надо… Роман Евгеньич рассказал, как уйти из города… что сказать, когда встретят русские посты… Коляску пришлось оставить… Верный Митрошка сопровождал их… Ночью Дмитрий Мокеевич и Сашенька пешком выбрались из города по тайной дороге, минуя заставы… Обернувшись последний раз на город, Дмитрий Мокеевич увидел первые – полыхнувшие во все осеннее ночное небо – языки пламени. Начинался пожар Московский… случайный ли… намеренный… Бог ведает.

_________________
Бессменный Ангел-хранитель Дмитрия Мокеевича Неврева


Вернуться к началу
 Профиль  
 
СообщениеДобавлено: 13-07, 00:09 
Не в сети
Аватара пользователя

Зарегистрирован: 16-12, 13:46
Сообщения: 7822
Откуда: Москва
Часть 24.

С того момента, когда Елена Фоминишна услышала про юную госпожу Бельскую, которая выхаживает контуженного Дмитрия Мокеевича, жизнь её утратила всякую радость… Словно червь поселился в душе Елены Фоминишны… она заботилась о детях, отдавала хозяйственные распоряжения, тревожилась о муже, который и к столу выходить перестал, все оставался в своем кабинете… а тяжелые мысли не давали ей улыбаться… она жила своими переживаниями… нет, конечно, Елена Фоминишна все понимала… во-первых, Дмитрий Мокеевич – человек свободный, вдовый… а она, Елена Фоминишна – дама замужняя, и на что им надеяться… не на что… а Дмитрию Мокеевичу жениться надобно… не век же одному вековать… детишки опять же.. она замужем… конечно… вот она замужем, а госпожа Бельская – нет… вот… и вообще – она моложе… хорошенькая, наверное… и что же, ей теперь, Елене Фоминишне… так всю… жизнь одной… без мужчины… и крупные слезы начинали капать из глаз Елены Фоминишны вопреки её воле. Слезы она прятала… напускала на себя суровый вид… а ночью рыдала в подушку… И ведь самое главное – никто ей более не был надобен! Вот ни один просто другой мужчина на свете! Только Дмитрий Мокеевич! Единственный свет в окошке… А он там… с этой… Бельской… и рыдания душили её еще сильнее.
Так и жила Елена Фоминишна, безуспешно пытаясь заглушить свои мрачные мысли заботами по хозяйству…
И когда приехал Дмитрий Мокеевич в середине сентября – Елена Фоминишна встретила его… холодно. Холодно. Ей так хотелось броситься ему на шею! Да обнять! Да поцеловать самой родные его усы! Да уткнуться лицом ему в грудь! Да обхватить всю его плотную фигуру, прижаться и не отпускать, не отходить… Ах, как хотелось! Но Елена Фоминишна не улыбнулась даже… Строго спросила только, как он да что… говорят, был контужен, как же теперь его самочувствие… Дмитрий Мокеевич удивленно ответил, рассказал коротко, что да как, да сообщил, что приехал за детьми. Мол, в Малоярославце оставаться небезопасно, надобно перевезти детей в пензенское имение Бельских… Елена Фоминишна, услышав про детей, стала еще строже… Про себя она чуть не кричала: не отдам, мои детушки… Но тихо и молча собрала их, прощалась вот только с ними долго… все прижимала к себе… Казалось Елене Фоминишне, что с детками уходит от нее последняя надежда на счастье… Дмитрий Мокеевич детей отправлял с гувернерами в Пензу, а сам направлялся в Черкасово! Елена Фоминишна ахнула – да как же, там же французы! Вот в том-то все и дело! С отрядами Дениса Давыдова, глухими проселочными дорогами собирался Дмитрий Мокеевич пробраться в Черкасово к оставшимся там дамам, о которых с тех пор не было никаких известий…
Подошло время прощаться… Дети уже сидели в карете… Дмитрий Мокеевич должен был проводить их несколько станций, а потом поворачивать на Смоленскую дорогу… Елена Фоминишна вышла на крыльцо… Она была не просто мрачна, даже угрюма… молча дала руку, которую Дмитрий Мокеевич поцеловал, удивленно взглянув на нее… попрощались… экипажи крылись уже за воротами… Елена Фоминишна стояла долго… потом молча вернулась в дом, прошла в свою комнату… закрыла дверь на ключ… и сколько ни стучали дворовые, сколько ни звали барыню – до следующего утра она так и не отозвалась, так и не вышла.

Дмитрий Мокеевич рад был встрече с детками, но Елена Фоминишна его удивила… Показалась она ему мрачной и угрюмой, чего ранее с ней не бывало… Встретила его так холодно… руку еле подала… Что ж… наверное, почудилось Дмитрию Мокеевичу летом, что между ними что-то возможно… что по сердцу он ей… почудилось… конечно, она замужняя дама, за вельможей замужем, не ему чета… и так хороша, так молода! А он что… старый… да толстый… да водку пьет… это она ему за ту зимнюю историю была благодарна, вот и все. Эх… Елена Фоминишна – благодарная за остановленную лошадь. Сашенька героя в нем вообразила, романов начитавшись… А он – один как перст! Одинешенек… И некуда голову-то приклонить… Варвара чернилами полила… Аглая с дуру за него замуж выскочила… девки дворовые не в счет… Детушки… детушки вырастут, и останется он, Дмитрий Мокеевич, один на свете, будет в имении сидеть, да водочку пить, как в прежние времена… А, может, и впрямь к Сашеньке посвататься?

Часть 25.

Как Елена Фоминишна жила после отъезда Дмитрия Мокеевича и детей – она не помнила. На первый взгляд жизнь шла тем же чередом, да только военные известия оживляли её мирный размеренный ход. Всеобщий ужас и уныние вызвало известие о пожаре Москвы, казалось, что война проиграна и как быть далее – неизвестно. Начали уже было собираться, чтобы уехать в дальнее, воронежское имение мужа Елены Фоминишны… Но тут пришло известие об оставлении французами Москвы, малоярославское население воспряло было духом, да тут начали объявляться французские отряды – Наполеон решил двинуться на Калугу. Муж Елены Фоминишны все последнее время безотлучно сидел у себя в кабинете, и даже историю государства Российского сочинения историка Татищева не желал более слушать. Елена Фоминишна приходила к нему утром, да потом, все выспрашивала, что супруг желает покушать, да он уже ничего не желал…
Французский отряд занял имение быстро и неожиданно. Замерзшие и изголодавшиеся французы, развращенные московскими грабежами, накинулись на нетронутые и обильные запасы, растаскивая вещи и продукты, не обращая внимания на хозяев… Елена Фоминишна, не в силах остановить эту грубую необузданную силу, кинулась в кабинет мужа, то ли ища у него защиты, то ли стремясь защитить немощного уже старика… Командир французского отряда, взошел в кабинет, увидел молодую красивую женщину, старца в кресле… решил было проявить остатки галантности и подошел к мужу Елены Фоминишны… отдал честь, щелкнул каблуками, наклонился слегка в поклоне, да протянул руку, желая взять Елену Фоминишну за руку – поцеловать… Елена Фоминишна руки не дала… Тут вбежало несколько солдат с криками, что они нашли еще один погреб с запасами, а на конюшне – прекрасных лошадей… Муж Елены Фоминишны выпрямился в своем кресле… В его дом пришли супостаты… грабят его имущество… кричат… ведут себя как хозяева… на его земле… в его доме… Муж Елены Фоминишны посмотрел на портреты своих сыновей, висевшие всегда на стене перед его взором… Вот Алешенька, помер от болезни… Сереженька, средненький, убитый князем Монго-Столыпиным… И младшенький… Васенька… погибший под Аустерлицем…. И вот в его дом пришли те, кто убил его Васеньку, младшего, любимого сыночка… Муж Елены Фоминишны собрал все силы, поднялся сам из своего кресла и со всей оставшейся в нем и неизвестно откуда проснувшейся силы ударил французского офицера по голове своей тростью с тяжелым набалдашником слоновой кости, которую никогда он не выпускал из рук… Офицер охнул, согнулся и медленно осел на пол… Солдаты закричали и накинулись на старика… Но он уже более ничего не чувствовал… Старый екатерининский вельможа Михаил Алексеевич Шаховской умер.
Ничего этого не знал Дмитрий Мокеевич. Не знал он, как французские солдаты схватили Елену Фоминишну и заперли в подвале… не знал, как она металась там, беспокоясь, что сотворят французы с телом её покойного мужа, не знал, как просидела Елена Фоминишна в подвале всю ночь, пока французы не ушли… не знал, как потом опять пришлось ей прятаться в том же подвале, пока шел бой и французы отступали… не знал, как после отхода армий далее по Смоленской дороге – Елена Фоминишна оставила в имении раненых и сама их выхаживала…
А Елена Фоминишна, похоронив мужа, направила все силы деятельной своей натуры на новое дело – ходила она за ранеными офицерами и солдатами, оставленными ею у себя в имении… Пережитые события, казалось, должны были вызвать у Елены Фоминишны нервную горячку, упадок сил… Но, напротив, сильное душевное потрясение словно вернуло её к жизни. Она даже стала вновь приветливой и улыбалась своим подопечным раненым, хотя глаза её оставались… не просто печальными… словно внутрь себя глядела Елена Фоминишна и видела там что-то… чем и жила… А для гостей своих подопечных была она радушной и заботливой хозяйкой, старалась, чтобы ни в чем им не было отказа… все радости и тонкости заведеной ею кухни были к их услугам, все дворовые готовы были услужить немощным воинам…
Среди ранены выделялся один… подполковник… средних лет… высокий да статный… темноволосый… даже крупный нос не портил его мужской красоты… Ранен он был не тяжело… плечо его заживало быстро и вскоре надеялся он отправиться догонять русское войско… К Елене Фоминишне проявлял подполковник особое внимание. От дворовых узнал он страшную историю смерти её мужа и молодая вдова привлекала его чрезвычайно… Всячески старался он оказать ей внимание, которое Елена Фоминишна принимала с легкой улыбкой… но глаза её оставались погруженными сами в себя… Невероятно хотелось подполковнику узнать, о чем думает, что видит там, внутри себя, эта красивая молодая женщина с огромными темными глазами… которую траур и бледность сделали еще краше…

_________________
Бессменный Ангел-хранитель Дмитрия Мокеевича Неврева


Вернуться к началу
 Профиль  
 
СообщениеДобавлено: 13-07, 00:10 
Не в сети
Аватара пользователя

Зарегистрирован: 16-12, 13:46
Сообщения: 7822
Откуда: Москва
Часть 26.

Санки быстро скользили по декабрьскому снегу… оставив карету в Пензе, Дмитрий Мокеевич налегке – чтобы побыстрее – ехал в имение Бельских, где ждали его детушки… Три месяца минуло, как увез он их из имения Шаховских, тоска по детям томила его все это время… И ни записочки, ничего – никаких известий не имел о них Дмитрий Мокеевич! Да какие записочки – при его бурной партизанской жизни! В сентябре тогда, отправив детей к Бельским, повернул Дмитрий Мокеевич на Смоленскую дорогу, проселками, в легкой повозке, а потом и верхами, выбрались с Митрошкой поближе к родной Вязьме… с неделю побыл Дмитрий Мокеевич в отряде у Дениса Давыдова, но все больше присматривался, как да что… лихо действовал гусар, точно, расчетливо! А потом так же глухими лесными тропами пробрались и в Невревку… Как увидел Дмитрий Мокеевич обгорелый остов дома… не удержался – заплакал… Митрошка не знал, что и делать! Так барин расчувствовался… Но водочка нашлась… жизнь стала налаживаться… обустроились в уцелевшем флигельке… наведались в Черкасово. Дамы тамошние оказались живы и здоровы. И даже Варвара Петровна пребывала в добром здравии, несмотря на все перенесенные ею тяготы…
Дмитрий Мокеевич, довольный тем, что все живы, собрал крестьян своих, которые кто в лесах схоронился от французов, кто в домах оставался… Мужички уже и сами вооружились, кто чем нашел – кто кольем, кто топором, а кто и ружьишко раздобыл – и охраняли деревню от французских грабителей старательно… А теперь, под предводительством барина, стали и вылазки устраивать… отбивали русских пленных… не давали французам поживиться за счет деревенского скарба… не подпускали их к деревням… а как отступление началось – потихоньку нападали на французские колонны… да какие там колонны – так, неровные, еле бредущие кучки… не подпускали их к деревням, чтобы провизии супостаты себе не нашли… Иногда брали в плен забредших поближе к деревне замерзших голодных солдат… Дмитрий Мокеевич своим крестьянам не позволял с пленными плохо обращаться… вон у помещика Алябьева – так бабы вилами да кочергами трех офицеров насмерть забили! Нехорошо… хоть и супостаты они, а все люди…
Дмитрий Мокеевич закутался поплотнее в медвежью шубу и вспомнил того… солдатика – совсем мальчонка ведь! Мужики его хотели побить, да он не дал. Куда такого бить – и так душа еле держится… А как отогрелся да наелся, рассказал, что испанец он, насильно его в императорскую армию забрали… Вот Дмитрий Мокеевич и распорядился вместе со всеми пленными его не отправлять, а отдать Евдокии Дмитриевне в имение – пусть отъедается, а там посмотрим, куда его пристроить…
Три месяца в тревогах, в бессонных ночах… в опасности… Дмитрий Мокеевич удивлялся, как и жив остался! Ведь не берег себя, видит Бог – не берег! А уцелел. Видно, для детушек так надобно… чтобы остался у них батюшка – единственная их надежда и опора…
Иногда вспоминал он про Сашеньку… про сумбурное её объяснение в случайном московском саду… эх, Сашенька, Сашенька… не в меня ведь влюблена – в героя придуманного, из романов вычитанного… А как бы хорошо было! Взял бы и женился – была бы жена молоденькая… хорошенькая… Сашенька чем-то напоминала Дмитрию Мокеевичу Варвару Петровну… вот только если бы Варваре-то точных наук, всякой математики поменьше, а нежности да трепетности такой – побольше! Вот Варвара со своей математикой точно никогда так в любви бы не объяснилась… А Сашенька – так раскраснелась тогда – да все и выпалила… Как бы хорошо было… Ведь увижу её сейчас… увижу… но не меня она полюбила… эх… а хорошо было бы…
Подумал Дмитрий Мокеевич про Сашеньку и сразу же увиделось ему другое лицо… другие глаза… Тем сентябрьским вечером, прощаясь с Еленой Фоминишной, он был очень удивлен и расстроен её холодностью… Тогда ему подумалось, что все, будто бы возникшее между ними – хрупкое, неназванное – это только мечта его, фантазия… А и нет ничего, так пустая благодарность… Но потом, размышляя об этом и вспоминая её глаза, улыбку, Дмитрий Мокеевич снова решал, что нет, не может быть, что ничего… зачем же ей так смотреть было… зачем так руки не отнимать… понравился он ей, понравился… А как мне нравится? Что во мне такого? Вон и Сашенька – не меня, героя во мне увидела… А я что… толстый да румяный, да старый… да водочку… от водочки я не откажусь, хоть режьте – не откажусь… Да что ж она так… какая-то причина должна была быть её холодности….
Теряясь в догадках, подъезжал уже Дмитрий Мокеевич к имению, ждал уже, когда обнимет Павлушу с Натальюшкой… сколько можно им по чужим людям скитаться… пора домой к папеньке!
А первой его встретила Сашенька! Выпорхнула из дверей… остановилась в изумлении – не ждали! А потом кинулась на шею, закричала, заворковала, обцеловала всего.. Дмитрий Мокеевич, голубчик… душенька… да это вы… да как… радость… что же не предупредили… а мы тут… ждем-ждем… так скучали… так скучали… Наконец ручки свои разомкнула, отошла… потупилась… словно виновата в чем-то… А тут и детки прибежали, и Жаклинка – жива! И мистер Джон! И Василий Матвеевич тут же! Радость, расспросы, поцелуи да объятия, угощенье да водочка! Дмитрий Мокеевич все рассказывал, что с ним приключилось за это время… страшное не поминал, вспоминал смешное да забавное… а сам все украдкой на Сашеньку поглядывал… что-то с нею такое приключилось. Смотрит то радостно, то виновато… А потом решил у папеньки, у господина Бельского выспросить… так как-нибудь… осторожно… Остались вдвоем за водочкой… Дмитрий Мокеевич упомянул, как Сашенька ему падчерицу, Варвару Петровну напоминает – вот только лучше она… вспомнили, как оба к Варваре Петровне сватались… Бог видно уберег от такой женитьбы! Посмеялись… А Сашенька – она милая, нежная… совершенно романтическая натура… вся такая восторженная… а как музыку любит… да…
Дмитрий Мокеевич не мог уже придумать, как бы еще спросить, что же такое с Сашенькой, да папенька Бельский сам тут и открылся! Музыку любит – вот то-то и оно! Беда! Романтическая натура! У вас, Дмитрий Мокеевич, детки еще маленькие, а мне что делать… вообразите себе, определили к нам на постой раненного офицера! Всем хорош, высокий да голубоглазый, тихий и приветливый… Под Бородином его ранило в ногу, небольшая рана, немного прихрамывать будет, а так ничего… поправился уже и вслед за армией уехал… Так Сашенька им увлеклась не на шутку! Он ей романсы на гитаре, да клавикордах, а как узнала она, что он оперы пишет и музыку сочиняет – так и вовсе сладу никакого не стало! Я думал было, что очередное романтическое увлечение – сколько уж их было, так нет! И ведь он к ней такой же страстью воспылал! Кинулся ко мне в ноги – руки просить! И Сашенька туда же – замуж только за него и никого более знать не желаю! Да офицер-то всем хорош… но из крепостных! Еще в Персидскую войну за какой-то подвиг невиданный ему офицерский чин да личное дворянство пожаловали… ну так что ж… этого мало… Никак невозможно, чтобы Сашенька за него замуж вышла. Я отказал! Решительно отказал! Вот ежели бы он был хорошего дворянского роду, носил бы знатную дворянскую фамилию… пусть хоть внебрачным сыном какого вельможи… вон как Петр Кириллыч Безухов… тогда – всей душой! Человек он хороший… Но Сашеньке за него замуж никак невозможно… Я отказал! Решительно! Так она теперь плачет… того гляди – сбежит! Что делать, Дмитрий Мокеевич, ума не приложу…
А что делать, Василий Матвеевич… давайте- ка еще по рюмочке…
Утром Дмитрий Мокеевич позвал Митрошку, приказал подать гербовой бумаги и сел писать прошение Государю… не впервой! Героическому партизану не откажут… вон, Георгиевским крестом наградили за все его подвиги… дай Бог и тут не откажут…
Дмитрий Мокеевич просил всемилостивейшего соизволения признать незаконнорожденного сына его, прижитого им от крепостной крестьянки госпожи Ланской, Степана Степанова, законным его отпрыском, потомственным дворянином и позволить ему называться Степаном Дмитриевым Невревым…




Часть 27.

Дни, когда так страшно умер её муж, прошли для Елены Фоминишны как во сне… Она и не помнила, как удалось ей все устроить, и о похоронах распорядиться, и привести в порядок усадьбу после внезапного и, к счастью, краткого нашествия французов. Так – потихонечку, да понемножечку, все вошло в свое русло, жизнь потекла по-прежнему, только не приходилось уже Елене Фоминишне по утрам заходит в мужнин кабинет, чтобы спросить: как спалось вам, душа моя. Да распоряжения по кухне… оказались уже не надобны. Ни супчика из сморчков, ни ушички особой стерляжей, ни пирожков с черемухой – ничего уже Михаил Алексеевич не требовал… А Елене Фоминишне самой и все равно было – что теперь есть, что пить… Приютила она в усадьбе несколько раненых солдат да офицеров, стала о них заботиться. Из офицеров двое тяжело ранены, разместили их в верхних покоях, девушки горничные за ними исправно ходили, перевязывали, кормили с ложечки, да Елена Фоминишна заходила, теперь у офицеров раненых спрашивала, как они спали да что желали бы покушать… А третий, подполковник, быстро на поправку пошел… лихой офицер был… начал вставать, а там и ходить, и все целыми днями не оставлял Елены Фоминишны – она на кухню – и он за ней, она – в кладовую – и подполковник туда же… Даже хозяйственными делами стал интересоваться, хотя видно было, что никогда прежде он такого интереса не проявлял… Был подполковник высок, статен, не то чтобы красавец, но вид имел весьма презентабельный, глаза большие с поволокой, нос выдающийся… Как разговорились, так узнала Елена Фоминишна, что подполковник дружен был в прежние годы с сыночком Михаила Алексеевича погибшим – Васенькой, да с кузеном его – Васей Шаховским-вторым, стал ей много о том и другом рассказывать, чем вызывал у Елены Фоминишны даже улыбку порой – так забавны были его рассказы о подвигах и высказываниях Василиев Шаховских. А подполковник, как видел улыбку на лице Елены Фоминишны – радовался. Огорчало его, что совсем она не улыбается, и что глаза её остаются грустными…
Так потихоньку время шло, осень подходила к концу, морозы ударили ранние да сильные… Там и ноябрь минул, декабрь уже на дворе… Гостям Елены Фоминишны да и дворовым казалось, что барыня успокоилась, горе утихло, стала она приветливей, радостнее, улыбка все чаще появлялась на её лице, и даже не только после рассказов о Василиях Шаховских… Но у себя в комнате, оставшись одна, Елена Фоминишна потихоньку плакала… мужа умершего было ей жалко… за все семь лет их супружества видела она от него только хорошее, ничего дурного не сделал ей Михал Алексеевич… и поминала она его только добром… Так привыкла Елена Фоминишна жить под его крылом и защитой его имени, что теперь показалось ей, что осталась она совсем одинешенька на свете – ни папеньки, ни маменьки, ни мужа теперь… одна… одна…. Слезы собирались на ресницах и начинали все чаще и чаще капать на подушку… и вот совсем мокрой становилась кружевная наволочка… Все эти годы казалось Елене Фоминишне, что она самостоятельная хозяйка… все у нее ладится да спорится… а тут подумалось, что одна она пропадет… спрятавшись лицом в подушку, думала она…. Сначала робко, а потом все чаще и чаще – вот уткнуться бы в большое да сильное, укрыться в объятиях сильных рук, спрятаться там от всего – от войны, от зимних морозов… от тоски раздирающей… Когда приходили к ней эти мысли – в первую очередь немедленно виделся ей Дмитрий Мокеевич, только его глаза хотелось ей видеть, только в его объятия хотела бы она спрятаться… хорошо, видно, в его объятиях… весь он такой… надежный да теплый… как бы хорошо, чтобы пришел он да обнял её, да сказал бы на ушко что-то ласковое – не важно, что именно – лишь бы голос был… мягкий такой… в душу проникающий… А подумав про объятия Дмитрия Мокеевича, вытягивалась Елена Фоминишна в постели, прижималась всем телом к простыням, стараясь заглушить смутную непонятную тяготу во всем теле…. Что-то томилось и горело в груди… а уж там… дальше… внизу… жгло так сладко и так невыносимо… Вдавливалась Елена Фоминишна в простыни все глубже и глубже… изгибалась всем телом… а потом вспоминала все и начинала рыдать громко и безутешно….
А утром выходила из комнаты вновь приветливая да спокойная… по хозяйству распоряжалась… везде поспевала… а вечером усаживались все в гостиной, офицеры кружочком… а хозяйка на клавикордах играла… вот только петь не могла…. Отказывалась… не шли из её сердца романсы… не пелось.
О Дмитрие Мокеевиче Елена Фоминишна не имела известий с того самого сентябрьского дня, когда приехал он за детьми. Тогда встретила она его холодно, считая, что раз он увлечен госпожою Бельской – то зачем же быть ласковой… Нет, встреча под липой была… и так все было радостно и такие вселяло надежды – не смотря ни на какие обстоятельства, да видно все это было вызвано минутой… позабавило Дмитрия Мокеевича зимнее приключение с лошадью, вот и был он так любезен и приветлив с Еленой Фоминишной… а всерьез… что ж… она замужем…. А он человек свободный… незачем ему одному век коротать…. Барышень много… хорошенькие да тоненькие… как не увлечься… А она… замужем…. Была. Была. Впервые Елена Фоминишна осознала – что теперь она свободна! Она молода, привлекательна – и она свободна! И замуж вполне себе может выйти, и детушек завести…
Больше всего на свете хотела бы Елена Фоминишна выйти замуж за Дмитрия Мокеевича. Больше всего! Никакой другой мечты не было сильнее! Так бы хорошо им было! Все на свете сделала бы она для счастия и благополучия Дмитрия Мокеевича, всю себя бы отдала! А он… что ж… третий месяц от него никакого известия… как детушек увез – ни письмеца, ни записочки… значит, и правда, не нужна она ему сама… вот пока детушки тут жили – он и писал, спрашивал что да как… а как Пашеньку с Натальюшкой увез – что ж ему самой-то Еленой Фоминишной интересоваться… не нужна она ему… Так горько было Елене Фоминишне, когда Дмитрий Мокеевич за детками приехал! Вся душа её кричала тогда – не отдам! Да куда же денешься – детки-то его, Дмитрия Мокеевича, как не отдать… тихо собрала, да попрощалась… А Натальюшка с Пашенькой так с ней прощались! Привыкли, милые… хорошо с ними… чудесные детушки… на батюшку как похожи… особенно Натальюшка… А вот опять-таки – была нужна – вот её и привечал господин Неврев! Только ради детей с ней и любезничал… А появилась другая – и забыл! Госпожа Бельская… видно, уже и свадьбу сыграли… чего же тянуть… времена такие – надо судьбу устраивать… Елена Фоминишна то обижалась на Дмитрия Мокеевича – что не понял он, как привязалась она к его деткам, как тяжело ей без них… то сердилась, что не понял, как полюбила она его самого – теперь уже могла Елена Фоминишна сказать себе самой – полюбила. Полюбила. А он её – и нет! Да что же… сердись – не сердись – сердцу не прикажешь… Говорила себе Елена Фоминишна эти слова, а душа её не соглашалась. Не прикажешь… ну не может же так быть, чтобы Господь не видел всего! Как любит она! Сердце разрывается! Вот бы чудо какое – чтобы полюбил и её Дмитрий Мокеевич в ответ, светик ясный, единственный на всей земле…
А мирная жизнь, между тем, налаживалась все более и более… стала уже и почта приходить, как в мирные времена… Офицеры раненые весточки от родных получали… вот и подполковник, Платон Платоныч, письмецо получил… что? Рада за вас, господин подполковник… что же – хорошие известия?…. да… вот как?… в партизанах?… ах… крест Георгиевский?… да… да…. Куда?… ах, дети… Простите, я к себе пойду… нет-нет, все хорошо… голова разболелась… мигрень… не извольте беспокоиться, милостивый государь….
И Елена Фоминишна ушла к себе в комнату. Постоялец её – Платон Платонович Толстой только что сообщил ей, что в письме, полученном от родственников из Черкасова, извещали, что дядюшка его троюродный Дмитрий Мокеевич Неврев награжден был за свои партизанские подвиги Георгиевским крестом и отбыл в Пензенское имение Бельских, к детям своим… В Пензенское имение. К детям. Не заехав к ней. Не написав….
А поутру вышла Елена Фоминишна из своей комнаты… и словно другой человек – не узнать… Траур сменила она на прежние платья, да еще наряднее стала, да краше… В Пензу, в Бельским… хорошо… Платон Платоныч! Как спалось вам, голубчик? Не желаете ли чего откушать особенного? Я распоряжусь! У нас нынче рыжики так удались… соленые! Необыкновенно удались! И водочка имеется – есть можжевеловая, есть рябиновка… или на лимонных корочках!
Стала Елена Фоминишна с господином Толстым любезничать, не то чтобы совсем она с ним кокетничала, нет, того не было, но стала гораздо любезнее и знаки внимания принимала с приятностию во взгляде, комплиментов не чуралась… Все прочие офицеры уже и разъехались – кто дальше в армию – догонять наступающие русские войска, кто – в свои имения или к родственникам… Один Платон Платоныч в усадьбе и остался! Совсем уже поправился, и вскоре и ему надлежало следовать далее за армией… Накануне отъезда сидели они с Еленой Фоминишной в гостиной… клавикорды… чай с вареньями… тут и малиновое, и вишневое, и крыжовенное… Платон Платоныч ложечку крыжовенного варенья скушал… вторую… Разговоры уже все были переговорены… Елена Фоминишна молчала… ох… ложечка упала… что же это… пусть… тихо как… слышно, как воск со свечей капает… еще крыжовенного варенья…. Да….
Платон Платоныч пододвинулся…. Руку взял… ближе… ближе… слова какие-то… зачем… Елена Фоминишна встала… Тут и Платон Платоныч поднялся резко со своего места и… она и опомниться не успела, как он заключил её в объятия…

_________________
Бессменный Ангел-хранитель Дмитрия Мокеевича Неврева


Вернуться к началу
 Профиль  
 
СообщениеДобавлено: 13-07, 00:10 
Не в сети
Аватара пользователя

Зарегистрирован: 16-12, 13:46
Сообщения: 7822
Откуда: Москва
Часть 28.

Из письма Платона Толстого Михаилу Лугину.

……….удача улыбнулась и я оказался в прекрасном имении – не поверишь! Батюшки Васи Шаховского! Васи-первого, который под Аустерицем пал… Оказался я там в трагический момент, так как батюшка, Михал Алексеевич Шаховской незадолго до того умер, можно даже сказать – погиб, как герой, защищая дом свой от нашествия французов. Этот старик так храбро накинулся на захватчиков, да умер тут же, на месте, не вынеся экзальтации. В усадьбе нашел я его вдову, должен сказать тебе, Мишель, даму чрезвычайную во всех смыслах! Представь себе фемину лет двадцати пяти, полную жизненных соков, темноволосую, глаза – огонь, губы – лепестки роз, все слова меркнут. Стан стройный, формы – обворожительные, вся – ходячая нега. Траурное платье и бледность её только красили. Но так неприступна! Просто крепость! Я не начинал решительной осады, в виду недавней смерти супруга – дамы такого рода не забывают мужей в одно мгновение, к ним надобен особый подход. Я выжидал, проявляя всю томность, на которую только был способен. Всякие штучки не по мне, ты знаешь, Мишель, мне гораздо приятнее идти напрямую, но тут случай особый. Хозяйка наша являла собою образец добродетели и деревенского радушия. Право, так было приятно сидеть с нею за столом, а какие обеды, Мишель! Какие обеды! И водочка – не хуже, чем у дядюшки в Невревке. Наше добродетельное общение продолжалось довольно долго. И так вдруг все переменилось! Я как раз получил письмо из Черкасова, где, помимо всего прочего, писали мне, что дядюшка Дмитрий Мокеич просто герой-партизан! Как раз вышел Указ государя о производстве его в Георгиевские кавалеры. Мишель – кто бы мог подумать! Дмитрий Мокеевич – этот розовощекий весельчак и пьяница – Георгиевский кавалер! Я рассказал о том нашей хозяйке. И как раз на следующее буквально утро она переменилась неузнаваемо! Сняла траур, стала приветлива, любезна, играла на клавикордах… Но все же я не знал, как подойти к ней. Ты меня знаешь, Мишель, но тут что-то меня удерживало от решительных действий. Разве что странная грусть в её волшебных глазах! Но так она была хороша, знаешь, Мишель, не то чтобы она красавица, но в ней столько неги, что устоять невозможно! В один вечер мы сидели за чаем, я перепробовал уж все её варенья, дошел до крыжовенного… А про крыжовенное ты знаешь, друг мой Мишель… всегда вспоминаю я тот давний случай… И в этот раз воспоминание возбудило меня еще сильнее. Хозяйка наша сидела за столом молча, но я чувствовал, я знал, что уже готова она к решительному поступку! А тут она так призывно поднялась из-за стола, что я тут же и приступил к решительному наступлению! И что же! Только я заключил её в объятия, только нагнулся к её лицу, чтобы поцеловать в губы, в шею, как она обвисла у меня в руках, словно сноп какой, потом вырвалась и принялась извиняться, что никак между нами ничего не может быть, потому что сердце её видите ли принадлежит другому. Какому другому! Мишель, меня в жизни отвергала только одна женщина – Варвара Петровна, ты знаешь, ты мне друг, но тут – я решительно не понимаю ничего! Кому может принадлежать её сердце? Она почти затворницей жила в имении. Я перебрал всех офицеров, которые были со мной в её имении гостями, но никак не получалось, что кому-то она могла отдать свое сердце. А она так это сказала – что не поверить невозможно! Эта грусть в её глазах – причина как раз в любви, надо полагать – в любви неразделенной, хотя хотел бы я посмотреть на того дурака, который отказал бы в любви такой женщине! Я сам с тех пор не могу забыть её, женился бы, право! Вот только на Варваре Петровне мечтал жениться – больше ни на ком, а теперь любезная моя хозяйка запала мне в душу, надо полагать – навсегда!……


Часть 29.

Лошади неслись быстро, но Дмитрий Мокеевич время от времени кричал кучеру, чтобы погонял быстрее. Ему казалось, что лошади еле тащатся… Сколько за эту зиму пришлось поездить – все время в дороге! Но это путешествие было самым желанным…
У Бельских пробыл Дмитрий Мокеевич недолго. Написал прошение Государю – решил он признать Степу сыном незаконорожденным – чтобы смогли они с Сашенькой пожениться, но Василию Матвеевичу все честно рассказал, да старик оказался добрый да понимающий – Степан ему понравился. Лишь бы для людской молвы считался он дворянским сыном, да Сашенька была с ним счастлива…. А Сашенька долго ходила с виноватым видом и все не решалась заговорить с Дмитрием Мокеевичем. Стыдно ей было того признания в осеннем московском саду… Негоже девушке первой в любви признаваться. Да и теперь поняла она, что не любовь то была – показался ей Дмитрий Мокеевич тогда героем из романа… А теперь, как встретила она настоящего героя – поняла Сашенька, что такое любовь, настоящая, не из книжки вычитанная… Дмитрий Мокеевич на Сашеньку поглядывал, в усы улыбался, да как-то сам подошел в укромном уголке и заговорил. Ах, как вспыхнуло лицо Сашеньки! Каким румянцем – стыда и радости – залилось оно, когда сказал ей Дмитрий Мокеевич, что признание это ни к чему её не обязывает, что это была такая минута… Москва… французы… романы… А уж когда узнала Сашенька, что Дмитрий Мокеевич Степана знает и что Степан-то этот – самый что ни на есть Дмитрия Мокеевича сынок – охнула, ладошки к лицу прижала, засмеялась и заплакала одновременно, а потом к Дмитрию Мокеевичу на шею кинулась… да опять зарделась… да по комнатам побежала с веселым смехом – папеньке рассказывать. Сашеньке не стал Дмитрий Мокеевич объяснять, что Степа сын-то не настоящий… Пусть пока думает… да ей и все равно ведь – бывшим крепостным она его полюбила, значит, не важно Сашеньке, кто он и какого рода-племени… Бывает… что ж…
А Дмитрий Мокеевич все чаще и чаще вспоминал Елену Фоминишну. Ох, как хотелось ему приехать в милое имение! А как? Предлога-то нет! Война, дети – был повод. А так вдруг… В прежние времена ни на секунду не задумался бы Дмитрий Мокеевич – непременно заехал бы к любезной сердцу даме… И поводов бы не искал! Но тут совсем другое дело… Елена Фоминишна – дама особая… Особенная… Чем таким отличалась Елена Фоминишна от других дам – не смог бы сказать Дмитрий Мокеевич. Приглядеться – так и ничем. Но душа-то его знала – особенная дама Елена Фоминишна! Не такая, как все. Потому и приехать в гости так вот, без повода – никак невозможно было. Да и муж опять же… Как бы не подумал чего…
А потому собрал Дмитрий Мокеевич детушек и, как ни уговаривали Бельские погостить до весны – уехал с ними в Невревку.
Дом стоял черный и обгорелый… Павлуша с Натальюшкой – как увидели – плакать начали. Но после, как Митрошка, да и другие дворовые, потихоньку от барина, рассказали им, как Дмитрий Мокеевич с французами воевал, детушки успокоились и начали все папеньку про подвиги расспрашивать. Особенно Павлуша: мол, расскажите, папенька, да расскажите, как вы на французов шли, как дом поджигали… Дмитрий Мокеевич отнекивался. Какие подвиги… Надо было дом свой от супостата защищать – вот и защищал. И Павлуше наказывал: мол, свой дом, своя земля – никому её отдавать не надобно, тут хоть жизни лишись, а отстоять свой дом надобно…
Поселились во флигеле. Тесновато, да зато дома. А потом потихоньку начали и строительство… К лету дом точно готов будет – лучше прежнего!
Вот только тосковал Дмитрий Мокеевич… сильно тосковал… водочкой только и спасался… Да какое уж тут спасение, что хоть пешком иди… И решил он, что по весне – как снег сойдет – чтобы там ни было – поедет! Поедет! Может же у него опять колесо сломаться! Может? Вполне себе может! Пусть так и будет и что про него Елена Фоминишна подумает – ему все равно! Лишь бы её увидеть… В Москве её встретить мало надежды – кто же теперь в сожженный город поедет…
Так и жил Дмитрий Мокеевич зиму, коротая дни в заботах о восстановлении дома, в воспитании детушек, да водочку не забывал! Иногда наезжал и к черкасовским дамам! Любезничать! И над Варварой Петровной подшучивать! А тут заехал в Черкасово Платон, племянничек троюродный… После ранения догонял часть свою… Хорошо – все живы остались в этой войне… А раны – раны затянутся…
Дмитрий Мокеевич сидел в гостиной с Евдокией Дмитриевной, разговор такой обстоятельный – о видах на урожай нынешним летом… что да как… хороший урожай надобен… поднимать хозяйство, война большой урон принесла… Хорошо так… Евдокия ватрушками потчует, чаем… мирно… тихо… Молодежь в другой комнате войну вспоминает, спорят что-то… вон слышно – Варвара опять шумит… ох, неугомонная… Платоша? Платоша, ты что, чайку выпьешь ли с нами?… Или поедем-ка в Невревку! Там у меня водочки какие! Французу не достались! Поехали, Платоша! А потом охоту устроим – на медведя! Поехали!… А?… что… пойдем, пойдем, поговорим… секреты какие… пардон, Евдокия Дмитриевна, на минуточку, только на одну минуточку!…. Платоша, что ты такой… смурной?… Что?…. Что?… Как умер?… Михаил Алексеевич Шаховской умер?… А… вдова… Ах, вот как! Ну, Платоша… ну, племянничек! Поехали-ка, друг любезный! Здесь не место, поехали в Невревку!..
Дмитрий Мокеевич сгреб племянника, поволок из дому, в сани усадил и погнали в Невревку! Дорогою молчали. Дмитрий Мокеевич даже слов не находил от возмущения! Опять Варвара учудила! Платоша, как водится, с Варварой беседуя, вспомнил Васей Шаховских, да и рассказал, что раненый оказался в имении отца Васи-первого. А Варвара Петровна возьми и пожалуйся ему, что Дмитрий Мокеевич в хозяйку тамошнюю влюблен! А Платона-то оказывается угораздило самого в Елену Фоминишну влюбиться! И вздумал он дядю на дуэль вызвать! Ишь каков! У самого любовниц без счета было, жениться собрался, а туда же!… Нет! В Невревку! Там разберемся!
Дмитрий Мокеевич дорогою молчал, на Платона поглядывал… и вдруг стало ему так весело и хорошо! Дуэль, говоришь? Ох, устрою я тебе сейчас дуэль, Платоша! Ох, устрою! На всю жизнь запомнишь! Дуэль… щенок… дуэль… Самое главное – Елена Фоминишна! Елена Фоминишна теперь свободна!
В Невревке Платоша опять что-то про дуэль стал говорить. Дуэль – это хорошо, это правильно. Платоша! Только выбор оружия за мной, потому как я – лицо оскорбленное! Вот тебе мое оружие, Платоша! Водочка! Будем пить, Платоша! Кто дольше на ногах останется – тот и победитель! И никакого другого оружия я не признаю. Еще новости – чтобы дядя с племянником насмерть дрались!
Сели за стол. Лакеи забегали – принесли графинчики, штофики, рюмочки. Лимонная да можжевеловая… рябиновая да на кедровых орешках… на перчике кайенском да на клюквочке… Дмитрий Мокеевич рюмочку за рюмочкой опрокидывал, да на Платошу веселым глазом поглядывал! Сердце у него разрывалось от счастья и радости! Елена Фоминишна свободна! Ох, грех, грех… Память светлая Михал Алексеевичу, супругу её… но ему – память, а им – жизнь! Хорошо… еще рюмочку… а Платоша что-то закис… а ведь молодой еще… да и к питью приучен… а вот ведь – после десятой рюмочки уже и сидит еле-еле… Давай, Платоша, еще вот эту попробуем – на травах целебных! Нектар просто!… После двадцатой рюмочки Дмитрий Мокеевич разрумянился, из-за стола встал – размяться. Душа пела! Жизнь виделась одним бесконечным счастием! Платоша, друг, а давай кататься поедем! Или на медведя! Ох, хоть в пляс пускайся – так душа поет! Платоша… Платоша… что с тобой? Что ж ты так… дружочек… ты не падай со стула-то… держись… Митрошка, Игнашка, сюда, несите барина на диван… укладывайте… вот так… Митрошка, собирай вещи да вели лошадей закладывать – едем мы! Игнашка, а ты, как Платон Платоныч проснется – дай ему рассольчику да капустки квашеной с брусникой - похолоднее – со льда, а потом в снег его нагишом! Непременно в снег!… Эх, слабая молодежь пошла… до двадцатой рюмочки не дотянул. А еще туда же – дуэль! Стреляться только мастера!
Поехали! Гони!…
И всю дорогу Дмитрий Мокеевич был счастлив, над Платоном посмеивался… Все вспоминал, как Платон заявился в гостиную Евдокии, вызвал дядю и в дальней комнате, насупившись, сообщил, что он, Платон Толстой, любит Елену Шаховскую, и потому, как от Варвары стало ему известно, что и дядюшка влюблен в ту же даму – посему они отныне – соперники и соперничество надобно разрешить дуэлью! А на удивленный вопрос Дмитрия Мокеевича о муже Елены Фоминишны – так же хмуро ответил, что муж умер в октябре месяце – с того самого момента душа Дмитрия Мокеевича распахнулась, взлетела, невероятное счастье вызвало в нем почти лихорадочное возбуждение – и водочка не брала!… Душа пела, летела впереди саней – туда… к милой Елене Фоминишне… вперед… вперед!…. И вдруг… что-то упало внутри… что-то съежилось и рухнуло… что-то остановилось… Это ведь он, Дмитрий Мокеевич, любит её. А сама Елена Фоминишна? Любит ли она его?…
Он приказал остановиться… Вышел…. Зачерпнул пригоршню снега… умылся… Хмель, а с ним и буйная хмельная радость, ушли… Дмитрий Мокеевич постоял… вытер лицо снегом еще раз… сел в сани и велел ехать дальше. К Елене Фоминишне.

_________________
Бессменный Ангел-хранитель Дмитрия Мокеевича Неврева


Вернуться к началу
 Профиль  
 
СообщениеДобавлено: 13-07, 00:12 
Не в сети
Аватара пользователя

Зарегистрирован: 16-12, 13:46
Сообщения: 7822
Откуда: Москва
Часть 30.

Из письма Михаила Лугина к Платону Толстому.

…….и я могу тебя только поздравить со столь благополучным исходом этого дела. Дядюшка твой большой оригинал, а, впрочем, надо признать – человек разумный и даже мудрый. Вспомни, как мы с тобою хотели драться на дуэли. И что бы вышло, коли исполнили это намерение? Поубивали бы друг друга и все. Право, я рад, Платон, что и не повесился тогда в Петропавловке, и что не стрелялись мы с тобою. Дружба – значительно лучше всех тех обстоятельств, которые вызывают поводы для дуэлей. Сколько лет мы с тобою друзья и я могу всегда на тебя положиться. А с Варварой мы сколько лет уже в браке – а я до сих пор не знаю, что от нее ждать в следующую минуту. Вот к чему ей взбрело в голову рассказывать тебе про дядюшкину пассию? Но еще более меня удивляет, как ты, Платон, мог влюбиться в кого-то – почти на пороге брака, да с такой женщиной, как Оксана! Не представляю, чтобы кто-то мог с ней сравниться. Я могу приписать твое увлечение только действию крыжовенного варенья, которое оказывало на тебя всегда особое влияние… И я совершенно рад, что необычная дуэль с твоим дядюшкой полностью вернула тебя к жизни и ты осознал, что твое увлечение госпожою Шаховской было всего лишь минутной слабостью. Твой рассказ о смерти старика Шаховского меня растрогал. Какая судьба! Сначала погиб сын, а теперь и отец… Право, нет слов… А в остальном твой рассказ меня позабавил. Платон! Дружище! Как же ты мог проиграть такую дуэль! Стареем, брат, видно, стареем… А твой дядюшка – молодец! Еще раз повторюсь – мудрый человек. Пусть уж он волочится за твоею вдовою! Мне про нее рассказывал наш второй Вася – Шаховской-второй. Говорит – предобродетельная особа, но не скучна. Не знаю. Не знаю… Кто может быть лучше твоей Ксаны? Надеюсь вскоре увидеть тебя в добром здравии, а в недалеком будущем – и семейным человеком… Наши дела идут с переменным успехом… Во взятии Берлина принимал участие только отряд генерала Чернышева, а наша часть прошла стороной… И как раз по тем местам, где путешествовали мы когда-то с Ольгой Николавной… Как она поживает? Не известно ли тебе что о ней? О Петре тоже нет давно никаких известий… Кажется, он в армии занимается разведкой, но встречать его мне не доводилось…Платон, торопись – а то войдем в Париж без тебя! Право, воспоминания о Париже не доставляют мне радости…. Часть наша идет без особых потерь, но недавно приключился небольшой бой и как раз ранило капитана Степанова… того самого… помнишь, я рассказывал тебе – Вариного учителя музыки, крепостного, которого потом еще твой дядюшка как раз в солдаты и отправил…. Как же неприятен он мне был, когда посещал нас в имении! Все с Варей за клавикордами, все время музыка, пение… Того и гляди – уведет Варвару. Слава Богу, кажется он увлекся другой! Так вот – его ранило и мы должны были оставить его в немецкой деревушке вместе с остальными ранеными и нездоровыми, а через несколько дней пришел Указ Государя – считать капитана Степанова отныне Невревым. Степан оказался незаконным сыном твоего дяди! И Государь всемилостивейше разрешил его усыновить. Каков твой дядюшка, Дмитрий Мокеевич! А Степанов, оставшись с деревне, так о том и не узнал – наша часть ушла вперед. Вот уж будет радости, когда узнает! Варвара тоже ведь будет радоваться! К моему огорчению!… что же… все одно к одному……





Часть 31.

Зиму Елена Фоминишна уединенно жила в имении… Раненые постояльцы её разъехались, усадьба окончательно была приведена в порядок, в доме стояла тишина… Елена Фоминишна все еще заходила по утрам на кухню – отдать распоряжения, но потом садилась за стол одна и думала – зачем же? Неужели для себя одной приказывала она приготовить обед? Для себя одной выбирала, какой пирог испечь, да какое варенье достать из чуланчика?… Тоска переполняла её сердце. Часто вспоминала она детушек – Павлушу и Натальюшку, думала – как они там? И так хотелось увидеть их милые личики, прижать к груди нежные белокурые головки… Но еще более тосковала Елена Фоминишна по Дмитрию Мокеевичу. И так вдруг как-то повелось, что чтобы она ни делала, куда бы не пошла, о чем бы ни подумала – все мысленно представляла она себе Дмитрия Мокеевича рядом и получалось, что все что она делала – она делала словно бы для него! Распоряжалась ли Елена Фоминишна насчет обеда – мысленно представляла она, что кушать будет Дмитрий Мокеевич - и старалась ему угодить – как если бы он сидел за столом… Шла ли гулять в сад – представляла она себе, что рядом идет Дмитрий Мокеевич и так они рядышком и идут, и беседуют о чем-то…. Много рассказывала Елена Фоминишна о себе Дмитрию Мокеевичу – в своих мыслях! И жизнь её постепенно наполнилась смыслом – потому что везде и всюду незримо сопровождал Елену Фоминишну любезный Дмитрий Мокеевич. Все она делала для него и ради него. Даже платьев новых приказала себе нашить – словно бы для него… Пусть даже и не приедет он никогда, пусть даже и жениться на госпоже Бельской – все равно! Никто более не нужен был Елене Фоминишне.
Очень стыдилась Елена Фоминишна, что позволила Платон Платонычу за собой поухаживать… В тот момент, как услышала она, что Дмитрий Мокеевич уехал к Бельским – сердце Елены Фоминишны оборвалось, проплакала она всю ночь, словно прощаясь с мечтой своей, а поутру решила она, что хоронить ей себя не следует, что надобно жить и жизни радоваться, не в монастырь же уходить на самом деле! Она молода. Вот и пусть Платон Платоныч будет – мужчина видный! Вдруг у них что и сладится… Поэтому Елена Фоминишна в то утро траур сняла и на внимание господина Толстого благосклонно отвечала…. А в тот вечер… совсем уж было решилась она… пусть будет что будет… надобно жить и жизни радоваться… деток заводить… не век же одной вековать… А Платон Платоныч все вареньице кушал, да на нее поглядывал… У Елены Фоминишны и ложечка из рук выпала… разумом она себя уговаривала, а сердце кричало, не хотело оно никакого господина Толстого…. Бог с ним, видный он мужчина, не видный – не важно это… Есть только один мужчина на свете – и либо ей с ним быть, либо одной. Никак иначе жизнь её не сложится – это поняла вдруг окончательно Елена Фоминишна и встала из-за стола, а тут как раз Платон Платоныч её и обнял… Сильные руки, нежные… чужие руки… Высвободилась Елена Фоминишна, пробормотала что-то – мол, занято сердце её… А после так стыдно ей было, словно изменила она Дмитрию Мокеевичу! Словно то, что Богом дано было, отвергнуть решила… Нет… не бывать тому… Либо он, любезный Дмитрий Мокеевич, либо… и никакого другого решения не будет – это ясно поняла Елена Фоминишна и более уже не металась, не переживала, а жила так, словно Дмитрий Мокеевич был рядом… Часто вспоминала она милые серые глаза его… голос… и то единственное объятие… руки сильные… нежные… родные руки…
Так дни и шли… Скоро и зима уж к исходу пойдет… Что ж… надобно на весну распоряжения отдавать, сад в порядок привести… Как-то поутру Елена Фоминишна на аллею вышла и с садовником беседовала… какие клумбы новые устроить и каких цветов выписать… давно обрусевший Карл Иваныч объяснял барыне, как хорошо вот тут еще будет бордюрчик из резеды разбить… аромат опять же… что там, Карл Иваныч? Никак колокольчик к воротам? Гости разве?… Ворота отворяйте, кто там едет?… Сани… Все ближе… ближе… вот… Снег взметнулся из-под копыт тройки, лошади не успели остановиться… сани накренились… седок выпрыгнул почти на ходу… Охнула Елена Фоминишна… Дмитрий Мокеевич – в распахнутой шубе, в сбившейся набекрень шапке, разрумянившийся, стоял перед ней – почти такой же, как в первую их встречу прошлой зимой… почти год назад…
Елена Фоминишна , забыв обо всем на свете, кинулась к нему, обхватила его как смогла. Сколько хватило рук – обнять это широкоплечее, милое, родное… теплое… А Дмитрий Мокеевич спрятал её, такую хрупкую и маленькую рядом с ним, в своих руках, у себя на груди, прижал, уткнулся в милый лоб… И только через минуту, когда они надышались друг другом, они опомнились, спохватились, выпустили друг друга из объятий, Елена Фоминишна отступила на шаг, спросила, что же Дмитрий Мокеевич так долго не приезжал, а потом и про детушек… Он стал ей что-то рассказывать, несвязно, потому что сейчас не важно было – что именно он говорит, главное – он был тут, рядом… И так – рядом – они пошли к дому…

_________________
Бессменный Ангел-хранитель Дмитрия Мокеевича Неврева


Вернуться к началу
 Профиль  
 
СообщениеДобавлено: 13-07, 00:15 
Не в сети
Аватара пользователя

Зарегистрирован: 16-12, 13:46
Сообщения: 7822
Откуда: Москва
Часть 32.

Вечером сидели за чаем… Дмитрий Мокеевич с удовольствием смотрел на разрумянившуюся хозяйку, хорошо она потчевала, вкусно да душевно! Водочка… а рыжики какие! Правы вы, Елена Фоминишна, рыжики у вас чрезвычайные! И вот… клюковка… вы смородинный лист добавляете? Не пробовал, а хорошо-то как… словно бальзам пьешь… А уж варенья у вас, Елена Фоминишна, варенья и вовсе знатные! Особливо вот это… крыжовенное… как говорите, называется? Царское? С вишневым листом? Ничего вкуснее не едал…
Розовое прозрачное варенье медленно капает с ложечки… половинки крупного светлого крыжовника одна от другой, крепенькие… вкусно… хорошо… но что-то в глазах Елены Фоминишны… словно спросить она что-то хочет, да опасается ответ услышать… О детках уж поговорили, Дмитрий Мокеевич о них все-все рассказал! И про приключения свои партизанские тоже он рассказал, да что там рассказывать… А Елена Фоминишна все что-то спросить хочет… Еще одна капелька розовая в чашку угодила… что же вы, голубушка моя, Елена Фоминишна… что? Да, ездил, детушки там пробыли… Господина Бельского я уж не первый год знаю… У него дочка, представьте себе – влюбилась в Степана! Помните, Степан Степанов – офицер, композитор, мы оперу слушали на масленицу… Так в него как раз! А папенька ни в какую – бывший крепостной, мол! Вот как жизнь-то складывается! Знаете, Елена Фоминишна, я ведь когда-то Степана-то в карты выиграл! Вообразите себе! Захотелось мне певца своего иметь! Выиграл у Аглаи, матушки Павлуши и Натальюшки… Да… сколько лет прошло… страшно подумать… Я уж и в карты не помню, когда играл… Да… А Степа-то… словно сын мне! Я и прошение Государю написал, Степан теперь – Неврев! И думаю, как война закончится – мы их с Сашенькой-то и повенчаем!
Дмитрий Мокеевич рассказывал историю про Степана, оживился… и только потом понял, увидел, как изменилось лицо Елены Фоминишны во время его рассказа, как глаза стали сначала удивленными, а потом… засияли, столько радости и счастья в них появилось – словно солнышко взошло и осветило все вокруг, согрело…
- Вот Вы и отогрелись, - сказал Дмитрий Мокеевич, - как Вам улыбка-то идет…
- А я ведь думала, что вы на Сашеньке Бельской собираетесь жениться, - ответила
Елена Фоминишна, вдруг смело и спокойно, без робости и страха, которые охватывали её раньше. Прежде она боялась, что ежели она спросит об этом у Дмитрия Мокеевича, он рассердится и уйдет. А теперь она вдруг ощутила, что никуда он не уйдет, что пришел он к ней, что все её страхи и сомнения – пустое.
- Да с чего ж вы так решили?
- Мне слуга ваш рассказал, как она за вами ухаживала… по дороге в Москву…
- Вот как! Да как же так, зачем же вы слугу слушаете… - Дмитрий Мокеевич вдруг понял и причину её холодности тогда, в сентябре… и молчание… и все её робкое сомнение сейчас – когда они сидели и она все не решалась спросить… а спросить хотела именно об этом… Дмитрий Мокеевич хотел было рассмеяться – так смешны показались ему поначалу её страхи… но в следующую минуту ощутил он, как переживала она, как тяжко ей было одной, без известий о нем… И смеяться Дмитрий Мокеевич не стал.
Рука Елены Фоминишны лежала на столе, он взял кончики её пальцев, сжал в своей руке… глаза их встретились… Дмитрий Мокеевич не помнил даже, как оказался а коленях… как целовал обе руки Елены Фоминишны… как говорил… что весь он, вся его жизнь… все для нее… что только с нею… что всю жизнь мечтал… что не доводилось… такой женщины… что без нее жизни нет… что только вместе… что она одна… что никого более на свете… Дмитрий Мокеевич говорил сбивчиво, но и не надобно было в этот миг прекрасных речей… Елена Фоминишна молча слушала, гладила его руки, не выдержала… и тоже не помнила, как оказалась рядом на коленях… так – на коленях, обнимая друг друга, они поцеловались впервые… потом еще… и целовались, как юные влюбленные, словно исскучавшись, ненасытно, радостно, нежно… и смеялись сквозь слезы, потому что обоим было радостно, что все наконец-то разрешилось, что они будут отныне вместе, что им так хорошо, что так чувствуют они друг друга, что едва один собирается что-то сказать, как другой уже все и понял… Смеясь, поднялись они с колен, и тут Дмитрий Мокеевич официально, по всем правилам, попросил руки Елены Фоминишны. Она дала согласие и между ними все было решено…



Часть 33.

Решено было, что свадьбу справят до поста, в имении Шаховских, тихо, скромно, а потом уже, к лету, когда дом в Невревке окончательно будет достроен и отремонтирован, Дмитрий Мокеевич перевезет молодую жену к себе. Черкасовским дамам было объявлено, что Дмитрий Мокеевич женится – и немало окрестных помещиц горестно вздохнули, так как Дмитрий Мокеевич считался женихом хоть и не очень молодым, но все-таки весьма завидным… Варвара Петровна надула было губы при этом известии, но тут за Дмитрия Мокеевича вступилась Евдокия Дмитриевна – мол, человек он не старый, детишкам без материнского глаза тоже негоже, особенно Натальюшке – года пролетят и не заметишь – кто её в свет вывозить будет? А дети вон – до сих пор Елену Фоминишну вспоминают и все рассказывают, как хорошо и весело жилось им у нее летом… Значит, хорошей она будет им матерью – вот и пусть Дмитрий Мокеевич женится, не век одному вековать… И Варвара Петровна успокоилась…
Павлуша и Натальюшка радовались более всех! Елена Фоминишна и вправду им полюбилась, веселая да простая, ласковая да добрая… Потому детушки собирались ехать в Шаховское – на свадьбу, с веселием! И всем рассказывали: мол, папенька женится! Будет у нас теперь маменька, как у всех детей… А то как обидно – и у Аннушки маменька, и Леша с Лизой при маменьке, хоть и строгая она, Варвара Петровна, а все же… Так теперь и у Павлуши с Натальюшкой своя маменька будет!
Венчание было простое, тихое, в сельской церкви… Дмитрий Мокеевич в черном фраке с бархатным воротником… Елена Фоминишна в подвенечном платье… вокруг алтаря шла она, еще не веря, что все уже случилось, что все произошло, что самый любимый и единственный мужчина на свете – отныне её супруг… Весь день Елена Фоминишна хлопотала по хозяйству, все успевала – и нарядиться и все распоряжения отдать – насчет обеда парадного, гостей… Бала устраивать не стали – полгода еще после смерти Михал Алексеевича не прошло… тихая была свадьба… скромная… немногочисленные гости из окрестных помещиков судачили, кто радовался, что Елена Фоминишна счастье свое устроила, кто осуждал, что так быстро, не успел можно сказать, супруг скончаться, а она уже… Но таких было меньшинство. Елена Фоминишна в окрестных поместьях была дама уважаемая, в легкомыслии никто бы её упрекнуть не смог…
А самой Елене Фоминишне и не до гостей было… волновалась она… счастье-то счастьем… но предстоящее невероятно смущало и даже беспокоило её… Радушно, как всегда, привечала она гостей, принимала поздравления, на супруга поглядывала… а сердце так и замирало… Предстоящее не пугало Елену Фоминишну, наоборот – было желанно и радостно, но обстоятельства не давали ей покоя и чрезвычайно её тревожили…
Дмитрий Мокеевич во все время венчания был невероятно серьезен и церемонен, только усы подкручивал... да в глазах искорки радостные мелькали… Среди гостей ходил он важно, обстоятельно… водочки не пил! Черкасовские дамы и не узнали бы своего Дмитрия Мокеевича! Какая там водочка – не до того сейчас… Более всего Дмитрий Мокеевич желал, чтобы гости уже разъехались к себе – по своим усадьбам… наступила бы тишина… и остались бы они с Еленой Фоминишной… мужем и женой… Не то чтобы Дмитрий Мокеевич горел нетерпением, как какой юноша, нет… Но с тех пор, как встретил он Елену Фоминишну, ни одной дворовой девки не призывал он к себе для утех… а минуло с тех пор уже более года…
Елена Фоминишна с гостями беседовала, кушаньями их потчевала… а сама все беспокоилась… конечно, ничего особенного в том не было… но все-таки… сколько лет она была замужем… конечно, Дмитрий Мокеевич и думает, что она вдова… ох, как стыдно-то… но сказать непременно нужно… нельзя так вот… не сказавши… не должно меж ними тайн быть, они теперь перед Богом – самые близкие и родные…
Обед наконец закончился. Гости постепенно все разъехались по домам. Детушки, взволнованные бурными впечатлениями этого дня, наконец-то были уложены спать… дом затих… Они остались одни… в спальне было слышно, как шумит весенний ветер за окном… пламя свечей слабо колыхалось… Елена Фоминишна присела на краешек кровати… Распущенные волосы закрыли ей лицо – и так вот, под защитой волос, она тихо и спокойно, почти не стыдясь, рассказала Дмитрию Мокеевичу свою тайну – что пробыв столько лет замужем, оставалась она девицею… И удивилась, и обрадовалась, когда он засмеялся негромко, сказал: - Да разве же это беда, милая моя Елена Фоминишна, голубушка Еленушка… это дело поправимое!… И схватил её в охапку и закружил по комнате…
Дмитрий Мокеевич и сам не смог бы сказать – чему он так обрадовался. Но рассказ Елены Фоминишны словно снял с него тяжелый груз… напряжение и беспокойство этого дня ушли, стало ему легко и спокойно… закружил он милую свою Еленушку по комнате… а дальше все само собой и произошло… Елена Фоминишна радостно и с охотою подчинялась рукам и губам Дмитрия Мокеевича… с неизвестно откуда взявшеюся томностью, освободила тело свое от батистовой рубашки… подставила его нежным губам… чуть колющимся усам… по шее, по груди… по изнывающим бедрам… все чаще поцелуи… все острее прикосновения горячего языка… снова наверх… к губам… к грудям… острее… пронзительней… по животу… снова на шее… ужас и сладость мужских бедер между ног… еще горячее… вот… дышать... как... уж нечем… а... ах... боль на мгновение… тяжелая горячая сладость внутри… изнуряющий сладкий зуд… еще… вот так… быстрее… вот… вот… еще… аааа…. Крик вырвался из груди Елены Фоминишны… Она напряглась на мгновение… выгнулась... сжала в пальцах простыни… а потом обмякла… вытянулась под тяжестью мужнина тела... Дмитрий Мокеевич откинулся... лег рядом… дышал тяжело… но улыбался… так счастливо! Так весело и задорно! Елена Фоминишна улыбки его не видела, но чувствовала - улыбается! И сама заулыбалась… хорошо-то как… В первую минуту рука её потянулась к атласному одеялу – прикрыться, но потом передумала... Она оастлась лежать так - во всей наготе молодого сочного женского тела... Пальцы их нашли друг друга и сжались - в своем, не менее сладком объятии... Через пару минут они прижались друг к другу... А после и наобнимались, и нацеловались, и столько ласковых слов наговорил ей Дмитрий Мокеевич! И тут Елена Фоминишна решилась спросить: - Отчего же вы стонали, друг мой? Не сделала ли я вам больно? – Дмитрий Мокеевич рассмеялся и рассказал, отчего мужчины стонут в супружеской постели… Елена Фоминишна зарделась, но засмеялась и сама, а про себя подумала, как же хорошо все это и что хотелось бы ей стоны эти слышать почаще…
Через три недели Дмитрий Мокеевич уехал в Невревку – оставив молодую жену и детушек в Шаховском…
_________________

_________________
Бессменный Ангел-хранитель Дмитрия Мокеевича Неврева


Вернуться к началу
 Профиль  
 
СообщениеДобавлено: 13-07, 00:16 
Не в сети
Аватара пользователя

Зарегистрирован: 16-12, 13:46
Сообщения: 7822
Откуда: Москва
Продолжение. Часть 34.

Уже после Пасхи Дмитрий Мокеевич перевез всех в Невревку – и Елену Фоминишну, и детушек… Дом был почти готов и окончательным его убранством они занимались вместе с Еленой Фоминишной, которая проявила при сем весьма немалый вкус и умение, чем удивила и порадовала Дмитрия Мокеевича. И получилось, что не в старый незнакомый дом он привез молодую жену – а создали они себе новый дом, сами, вместе… Елена Фоминишна быстро вошла во все подробности невревского хозяйствования, дворовые не нарадовались на молодую да приветливую барыню… И даже к изготовлению водочек допустил Дмитрий Мокеевич супругу! Потому как еще в Шаховском был поражен её умением и по этой части и даже новыми – неведомыми – рецептами… Так отныне вместе водочки и готовили!
Черкасовские дамы приняли Елену Фоминишну благожелательно… Евдокие Дмитриевне хозяйственная да обстоятельная молодая госпожа Неврева понравилась чрезвычайно! Было с ней о чем поболтать, столько рецептов да всяких хозяйственных секретов знала Елена Фоминишна! Приглянулась она и Анне Антоновне, которая совсем уж была старенькая, но все бодрилась… Только Варя делала строгий и неприветливый вид… ну, да Варю чем порадуешь! Даже узнав, что Дмитрий Мокеевич подал прошение об усыновлении Степана, Варвара Петровна воскликнула: «Да что ж вы раньше не собрались»! – чем повергла Дмитрия Мокеевича в крайнее удивление… Да уж Бог с ней, с Варварой Петровной-то… Дмитрий Мокеевич и жену уговаривал, мол, характер у Варвары такой, ничем её не переменить – не замужеством, ни тремя уж теперь детками…
Так и зажили Дмитрий Мокеевич с Еленой Фоминишной – весело да ладно, в добросердечии и заботе друг о друге… Утречком чайком потчевались… по саду гуляли… он – по хозяйству, да и она – все по кухне, да по девичьей распоряжается, да с детками управляется – так ладно! Обедали все вместе – весело да вкусно! Дмитрий Мокеевич водочку не много теперь пил – так, больше дегустировал… для душевного здоровья и расположения духа!
А ближе к вечеру, оставшись наедине, сидели они тихонько в гостиной… Елена Фоминишна на клавикордах играла… или вышивала… Дмитрий Мокеевич слушал… ох, хорошо… А потом Елена Фоминишна присаживалась к нему на колено… очень Дмитрию Мокеевичу это нравилось… Обнимал он жену за тонкий стан, утыкался в нежную грудь, не то чтобы чересчур пышную – а крепкую да ароматную… такую, что голова кругом… Очень это нравилось Елене Фоминишне! Еще с первой их ночи помнила она мужнин стон, да свое… неописуемое… неназываемое… и хотелось ей, чтобы как можно чаще все это повторялось. Поначалу Дмитрий Мокеевич радовал жену частенько… каждую ночь почитай… Но как-то лег он с ней рядом…. Нежно обнял… поцеловал ласково… да заснул! Елена Фоминишна даже заплакала! Что же – не люба она стала? А как три ночи так прошло – рассказала она все старой нянюшке… та и засмущалась, да потихоньку поведала Елене Фоминишне, что муж её уже не молоденек, надобно ему и ласку женскую… Елена Фоминишна расспросила поподробнее… засмущалась, но твердо решила все исполнить, как нянюшка рассказала!
Дмитрий Мокеевич застал её однажды за чтением Парни… удивился невероятно… А Елена Фоминишна голову опустила, смутилась, но потом со смущением справилась и сказала мужу, что очень ей приятно радость ему доставлять… и чтобы почаще он стонал в постели их супружеской…. Дмитрий Мокеевич даже дар речи потерял… С одной стороны – негоже порядочной жене такими вещами заниматься…. А с другой – да такую жену иметь – это ж счастье двойне! И стал сам потихоньку Елене Фоминишне рассказывать, как да что в постели супружеской делать… А ей все в радость! И самой приятно, да самое главное – мужу угодить! Весьма искусна стала Елена Фоминишна в любовных утехах… Более всего нравилось ей над мужем, лежащим на спине, склониться… поначалу глаза поцеловать… усы… очень уж хороши… губы нежные…. А там и дальше… все ниже спускались губы Елены Фоминишны… А потом Дмитрий Мокеевич сам крепкими руками обнимал её за бедра… приподнимал над собой… и становилась она словно всадница на могучем коне… Только волосы темно-русые по плечам струились… А как все заканчивалось… нежничали! То в носик друг друга поцелуют, то пальчики начнут друг у друга перецеловывать! И смеются, словно дети! Хорошо было…
Так и жили – днем душа в душу, ночью – тело в тело… И так привыкли друг к другу, что и минуты обходиться не могли!
…. В летний день сидели в беседке… на столике клубника свежая… молочко парное… день такой теплый… Еленушка, что там, почту никак несут? Митрошка, что такое, в доме бы оставил… от кого?… ах ты, господи… - взглянул Дмитрий Мокеевич на жену… Елена Фоминишна выпрямилась… голову склонила… Еленушка, ну что ты, право… так, видно, что-нибудь, по делу…
Письмо пришло от Сашеньки Бельской… Сашенька писала, что Степан пропал в армии, последнее известие от него было в январе, потом получили они сообщение, что был он ранен, да с тех пор никаких известий нет – ни от самого Степана, ни из армии. Василий Матвеевич уж писал в Петербург, просил разыскать, да никакого ответа не последовало… И Сашенька умоляла Дмитрия Мокеевича отправиться в Европу – найти там Степана, без которого жизнь свою она не представляет! Она бы и сама пустилась на поиски, но папенька и слышать ничего не хочет, говорит, что негоже девице одной по Европе, да на театре боевых действий… И обратиться Сашеньке более не к кому!
Дмитрий Мокеевич был смущен и сметен этим письмом… С одной стороны – идея Сашеньки была невероятная и странная – как, куда, зачем, каким образом отправится он и где будет искать Степу? А с другой… Степа теперь его сын… Видно, судьба такова, что быть им всю жизнь со Степаном связанными… да и Сашенька… её нежность, юная решимость… не мог устоять Дмитрий Мокеевич. Вот только как же сказать об этом Елене Фоминишне… Письмо он ей дат прочитать… а дальше… он уж и так ходил… и эдак подступался… Еленушка… Оставлять эту милую… теплую, нежную, такую родную и близкую – не хотелось! Но что-то есть в жизни людской, что заставляет покидать даже самую любимую женщину на земле… и покидать ради любви к ней… и верить, что она поймет…
Елена Фоминишна молчала все дни, пока Дмитрий Мокеевич справлял документы и собирался в дорогу… И последняя ночь их была молчаливой… а утром вышли на крыльцо… коляска уже готова… верный Митрошка на козлах… Дмитрий Мокеевич еще раз обнял жену… Прости меня, Еленушка… так надо… Митрошка, погоняй!… в Европу…


Продолжение. Часть 35.

«Душа моя Еленушка! Путешествие наше проходит благополучно. Станция за станцией так и мелькают. Право, хорошо, душенька, что ты присоветовала насчет лошадей – все ак замечательно и на станциях мы лошадей не ожидаем, но и на своих движемся весьма и весьма быстро. Гуси еще остались, яйца я и вовсе пока не трогал, но далее все равно придется покупать провизию в дороге… Водочка в серебряном бочоночке холодна до сих пор!… Душенька, не брани меня, путешествие мое – по Божьему повелению. Разве иначе смог бы я покинуть тебя, душа моя? … 24 июня 1813 года.

«Милая женушка моя Еленушка! Проехали мы границу и ныне путешествие наше проистекает за границею. Спасибо Роман Евгеньичу, что помог выправить нужные бумаги – с его предписанием да подписью Государя, препятствия нам по пути следования никто не чинит и, напротив, встречают нас вполне радушно. Движемся по литовским землям… Дорогою останавливаемся на ночлег – напрасно ты беспокоилась, душа моя. Непременно каждую ночь останавливаемся, лошадям отдых, сплю хорошо… О тебе только думаю, Еленушка моя… Беспокоюсь за покосы… проследи, душа моя, Богом прошу, чтобы непременно выкосили Гусиные лужки!… 8 июля 1813 года.

«Пересекли мы нынче польскую границу… случилось у нас приключение – опять колесо недоглядели, пришлось чинить на станции, так скажу тебе, душа моя, польские кузнецы совсем не то, что наши… Да слава Богу, все исправили ладно и завтра поутру двинемся мы далее… Скоро уже и Варшава… Пиши туда, на адрес господина Т…. Непременно дай отчет, как Павлуша сидит на лошади, получается ли у него справляться с поводьями… А Петрушка пускай глаз не спускает и все рядом будет! Надеюсь на тебя, душенька моя ненаглядная… Ночью увидел тебя во сне… будто бы ты мне варенья предлагала откушать… да такое сладкое… все вспоминаю о тебе… душа кровью обливается, что оставил тебя, голубушка милая Елена Фоминишна!» 12 июля 1813 года.

«В Варшаву прибыли мы сегодня поутру. Прекрасный город, но печалился я, душенька моя… Совсем не то, что Москва наша, матушка… до сих пор в развалинах да пожарищах, а поляки ничего жечь не стали, приняли здесь Буонапартия чуть не с объятиями… право, никогда поляки нам друзьями не будут, все им Запад ближе, чем Россия… Про женщин местных ты напрасно ревновала! Никакая полячка не сравнится с тобою, ненаглядная моя Еленушка, голубица моя нежная!» 16 июля 1813 года.

«Все ближе и ближе мы к действующей армии, милая моя душенька Елена Фоминишна! В штабе армии, куда я обратился, про Степушку ничего мне ответить не смогли и посоветовали поехать в ту часть, где он ранен был – в какой-то деревне они его, раненого и оставили… Бог даст, кто из его сотоварищей знает, где искать Степушку… Не беспокойся, душенька, ничего здесь опасного нету. Напртив, вот найду нашего композитора, женится он на Сашень… на госпоже Бельской и не будешь ты меня более ревновать! Право, Еленушка, как можно ревновать, я к тебе прикипел всем сердцем, никого никогда не любил я так, как тебя, вся душа моя в тебе и ты – мой единственный свет на всю жизнь…» 21 июля 1813 года.

«Прости меня за молчание, душа моя! События наши развиваются скоро и непредсказуемо. Я ныне приписан к госпитальной команде, дабы не проводить мне время попусту среди войска… Но от боевых действий я довольно далеко, и потому повода для беспокойства у тебя никакого нет… Да как же устоять-то без дела! Вон – даже Австрия наконец-то объявила войну французскому супостату… долгонько собирались… Как же мне оставаться в стороне!… Все усилия употребляю, дабы разыскать Степана, и даже, представь себе, душенька, узнал уже, в какой деревне его оставили раны залечивать! Встретил я намедни Мишеля Лугина – он мне и рассказал! Да деревня та опять под французами… теперь надобно ждать, когда освободим… то есть, когда войска наши освободят… Мишель, кстати, просил кланяться супруге своей – ты уж съезди в Черкасово, передай Варваре поклон… Право, Мишель милый человек, как его угораздило Варвару полюбить – загадка, истинно загадка! Да что ж… любовь зла… Целую и обнимаю тебя, ненаглядная душа моя, верная голубица Елена Фоминишна!». 5 августа 1813 года.

Записочки от мужа перечитывала Елена Фоминишна ежедневно… Жизнь её текла… можно сказать, даже размеренно… Поутру по кухне распорядиться… по хозяйству за всем проследить… лужки выкосили, как без этого, она и сама бы побеспокоилась, без мужнина напоминания… в Невревке освоилась уже – словно всю жизнь здесь жила… Детушки опять же – пригляд да игры… Растут! Натальюшка вытянулась, уже не такая пухленькая стала… красавица будет! Непременно красавица!…
Сидя за чаем, Елена Фоминишна еще раз перебрала записочки, тщательно уложенные в шкатулку черного дерева… да вот беда – уже три недели ни одной записочки более не было… Сердце её замирало от ужаса, но она гнала от себя черные мысли… Дмитрий Мокеевич далеко от военных действий… в госпитальной команде…
Еще раз попытавшись успокоить себя этой мыслью, Елена Фоминишна задумчиво налила свежесваренного крыжовенного варенья на малосольный огурчик… и вдруг с аппетитом съела!

_________________
Бессменный Ангел-хранитель Дмитрия Мокеевича Неврева


Вернуться к началу
 Профиль  
 
СообщениеДобавлено: 13-07, 00:23 
Не в сети
Аватара пользователя

Зарегистрирован: 16-12, 13:46
Сообщения: 7822
Откуда: Москва
Продолжение. Часть 36.


Из письма графа Александра Ивановича Остерман-Толстого – князю Роману Евгеньевичу Монго-Столыпину.


…. Поэтому не удивляйтесь, любезный князь, что письмо мое писано под диктовку… Хотя надобно благодарить Бога, что пострадала левая, а не правая рука… Что касается сражения под Дрезденом, так бездарно проигранного нами из-за нерешительности фельдмаршала Шварценберга, то дела наши шли не так удачно, как хотелось, но тем не менее не были безнадежны. И ежели бы господин фельдмаршал внял совету Михаила Богдановича нанести контр-удар по левому крылу французских войск, сражение непременно было бы выиграно. Мы обладали численным превосходством, а о мужестве и героизме наших, да и прусских войск – можно и не говорить – оно было более всяких похвал! Но странные обстоятельства помешали успешному окончанию дела. Приказ господина фельдмаршала, согласно которому нашим войскмм должно было перейти к обороне, отчего-то запоздал и не доведен был до сведения всех частей армии… Таким образом, авангард, состоявший из наших и союзных войск, которым имел честь командовать генерал Витгенштейн, атаковал французский корпус Сен-Сира, оборонявший Дрезден. Тем временем на помощь Сен-Сиру подошла армия Наполеона. Корпус Витгенштейна подвергся ужасному натиску противника и в конце концов, несмотря на все мужество наших солдат, был вынужден отступить… На следующий день сражение продолжалось под проливным дождем, из-за которого войска с трудом могли применять огнестрельное оружие и большая часть сражения велась холодным оружием… Зрелище было ужасным… Потери огромными… более всего погибло русских солдат… по самым скромным подсчетам – около двадцати пяти тысяч русских солдат пало под Дрезденом… В то время как французы потеряли всего около десяти!
Но даже и после этого союзные войска сохраняли численное преимущество и могли продолжать бой… Но господин фельдмаршал Шварценберг отдал приказ об отступлении, во все время которого нас преследовали авангарды французского корпуса генерала Вандама… Я имел честь командовать аръергардом наших войск и мой отряд был постоянно вынужден отражать атаки французов, которые вели себя весьма уверенно. Наполеон поставил себе целью непременно взять Берлин… Моему отряду пришлось держать оборону и отражать атаки генерала Вандама под Кульмом… и это сражение отныне навсегда в моей душе… последствия его оказались так плачевны… Я надеюсь не потерять твердость духа…

P.S. Совершенно запамятовал сообщить Вам, уважаемый Роман Евгеньич! Относительно господина Неврева, за которого Вы изволили хлопотать… Господин сей находился при моем отряде в госпитальной команде и выказал себя весьма мужественным и дельным… Он ловко и умело организовывал госпитальную помощь, особенно вывод раненых с поля битвы… а на второй день сражения, когда как раз ливень не позволял войскам пользоваться огнестрельным оружием и противники сошлись так близко, что принуждены были употреблять оружие холодное, господин Неврев в один из критических моментов – по рассказам лично видевших его подвиг офицеров, сам взял в руки палаш и оборонялся от французов с невероятной лихостью, давая возможность своим подчиненным выводить раненых с поля боя… Битва завязалась столь бурная и кровавая, что никто уже не уследил далее, что сталось с господином Невревым… После сражения его не нашли ни среди убитых, ни среди раненых… Я представил его к награде… надеюсь, Государь благосклонно отнесется к этому представлению…

_________________
Бессменный Ангел-хранитель Дмитрия Мокеевича Неврева


Вернуться к началу
 Профиль  
 
СообщениеДобавлено: 13-07, 00:24 
Не в сети
Аватара пользователя

Зарегистрирован: 16-12, 13:46
Сообщения: 7822
Откуда: Москва
Вот пока и все... )))

_________________
Бессменный Ангел-хранитель Дмитрия Мокеевича Неврева


Вернуться к началу
 Профиль  
 
СообщениеДобавлено: 13-07, 12:32 
Не в сети
Аватара пользователя

Зарегистрирован: 17-09, 11:24
Сообщения: 2913
Откуда: Романов-на-Мурмане
Мало! Мало.
Читала взахлеб.

_________________
"Ребенок всплыл по ходу разговора".


Вернуться к началу
 Профиль  
 
СообщениеДобавлено: 13-07, 13:08 
Не в сети
Аватара пользователя

Зарегистрирован: 16-12, 13:46
Сообщения: 7822
Откуда: Москва
Карса писал(а):
Мало! Мало.
Читала взахлеб.


ну вот как-то оно получилось у меня тогда, а с тех пор все никак не соберусь дописать, хотя сюжет помню. :wink: А этому тексту ажно 7 лет уже. :shock: :D

_________________
Бессменный Ангел-хранитель Дмитрия Мокеевича Неврева


Вернуться к началу
 Профиль  
 
СообщениеДобавлено: 13-07, 18:32 
Не в сети
Щит и лира Степана
Аватара пользователя

Зарегистрирован: 15-12, 17:55
Сообщения: 15768
Критикесса писал(а):
Вот пока и все... )))

Cлово "пока" все-таки внушает некоторые надежды.

_________________
Изображение


Вернуться к началу
 Профиль  
 
СообщениеДобавлено: 13-07, 20:23 
Не в сети
Аватара пользователя

Зарегистрирован: 10-06, 17:37
Сообщения: 127
Дочитала и присоединюсь к жаждущим продолжения! :D

_________________
Купила мелок для тараканов. Теперь в голове тихо - сидят, рисуют...


Вернуться к началу
 Профиль  
 
СообщениеДобавлено: 13-07, 21:50 
Не в сети
Аватара пользователя

Зарегистрирован: 16-12, 13:46
Сообщения: 7822
Откуда: Москва
Umniks писал(а):
Дочитала и присоединюсь к жаждущим продолжения! :D


А мурашки топотали? :D :wink:

_________________
Бессменный Ангел-хранитель Дмитрия Мокеевича Неврева


Вернуться к началу
 Профиль  
 
СообщениеДобавлено: 13-07, 21:51 
Не в сети
Аватара пользователя

Зарегистрирован: 16-12, 13:46
Сообщения: 7822
Откуда: Москва
Аличе писал(а):
Критикесса писал(а):
Вот пока и все... )))

Cлово "пока" все-таки внушает некоторые надежды.


Хы.. мне бы самой хотелось бы... :roll: :oops: :D

_________________
Бессменный Ангел-хранитель Дмитрия Мокеевича Неврева


Вернуться к началу
 Профиль  
 
СообщениеДобавлено: 13-07, 22:28 
Не в сети
Аватара пользователя

Зарегистрирован: 10-06, 17:37
Сообщения: 127
Критикесса, да тут не мурашки, тут целая палитра эмоций ) Есть шикарные моменты, которые действительно очень приятно "зацепили". Объяснение с Сашенькой, например...Есть моменты, которые смешили - хотелось бы на "дуэль" Мокеича с Платоном. Некоторые описания даже в краску вогнали :shock: :oops: :lol: Понравилось, как легко и плавно вплетена военная линия и исторические события с жизнь конкретного героя - Неврева. Отрывки из писем хорошо оживляют повествование. Вобщем, вдохновляйте дальше, я получила большое удовольствие от прочтения.

_________________
Купила мелок для тараканов. Теперь в голове тихо - сидят, рисуют...


Вернуться к началу
 Профиль  
 
Показать сообщения за:  Поле сортировки  
Начать новую тему Ответить на тему  [ Сообщений: 31 ]  На страницу 1, 2  След.

Часовой пояс: UTC + 4 часа


Кто сейчас на конференции

Сейчас этот форум просматривают: нет зарегистрированных пользователей и гости: 0


Вы не можете начинать темы
Вы не можете отвечать на сообщения
Вы не можете редактировать свои сообщения
Вы не можете удалять свои сообщения

Найти:
Перейти:  
cron
Powered by Forumenko © 2006–2014
Русская поддержка phpBB