Адъютанты любви

мы не лечим болезнь, мы делаем ее приятной
Текущее время: 28-03, 19:51

Часовой пояс: UTC + 4 часа




Начать новую тему Ответить на тему  [ Сообщений: 4 ] 
Автор Сообщение
СообщениеДобавлено: 18-12, 22:44 
Не в сети
VIP в агентуре маркиза д'Арни
Аватара пользователя

Зарегистрирован: 15-12, 22:09
Сообщения: 8147
Откуда: Москва. Кремль.
Автор - Sonia
фан-фик "Дарни и Ксения. Счастье еще возможно"
пароль для скачивания: Sonia

Обсуждение на форуме АМЕДИА

Предисловие.
Луна медленно выплыла и осветила пустынную улицу. В сей поздний час здесь было тихо. Мало кого можно было встретить на улице. В основном это были люди, по воле или неволе, за-державшиеся где-то, и спешившие домой, либо люди, для которых жизнь в основном начиналась в это время суток. Но один человек отличался от всех, кто проходил здесь – он шел медленно, будто прогуливаясь, и казалось, не замечал ни времени, ни темноты, ни заинтересованных и любопытных взглядов редких прохожих, встречавшихся на его пути. Человек этот был высок, статен, по его походке и осанке было понятно, что он молод. Одет он был элегантно (по последней моде) и это лишь подчеркивало его внешние достоинства. И будто, и луна, заинтересовавшись им, вынырнула из темноты, осветила улицу, окутав все волшебным светом. Но молодой человек и этого не замечал, он шел также спокойно и задумчиво. И только подол его плаща развевался в такт его шага, да поблескивал серебряный набалдашник его тросточки, мерно постукивающей по булыжной улице. Трудно было рассмотреть его лицо, оно было скрыто тенью полей его цилинд-ра. И только когда этот таинственный человек проходил мимо уличных фонарей, то свет этого фонаря открывал его лицо – красивое, с правильными чертами и темными, холодными глазами. И даже, заглянув в эти глаза, нельзя было понять, о чем он думает. О чем же он думал?
Его сердце гложили воспоминания, столь присущие всем людям. Что может быть дороже вос-поминаний, милых сердцу? Особенно воспоминаний о тех событиях, вернуть которые, увы, нель-зя. С этим местом у него были связаны именно такие воспоминания. Здесь он пережил счастли-вые минуты жизни, которых, к сожалению, было так мало.
Это было, кажется, совсем недавно и в то же время так давно.
Теплым тихим вечером он прогуливался здесь, почти как сейчас, но рядом шла девушка, ко-торую он любил больше всех на свете, и любит до сих пор. Она нежно смотрела на него, держа его за руку, и называла «мой милый Клаус». Он и сейчас мог представить ее лицо, как перед со-бой, он помнил каждую ее черточку.…Как же он любит ее. Ее зеленые глаза, которые порой бле-стели так лукаво, ее нежную улыбку, на которую ему тоже хотелось ответить. Он вспоминал их страстные объятья и поцелуи…и то, как жестоко ревновал ее. … И снова он вспомнил их прогул-ку. Почему именно прогулку? Он не знал. Возможно потому, что тогда они были обычными людь-ми, они не были связаны общим делом, они не разговаривали о какой-то миссии, они просто гу-ляли. В сущности все это было обманом - он врал ей, что он ее муж. Но и сам он рад был обма-нываться - хотел бы, чтобы это было правдой, чтобы она была его женой, чтобы она любила его одного.… Но это было невозможно. А сейчас ему так хотелось вернуть этот момент, хотя бы на мгновение – хотелось снова увидеть ее глаза, дотронуться до нее, почувствовать, что она рядом, обнять ее, прижать к себе.…Но жизнь лишила его ее. Жестоко? Возможно. Возможно, другой обвинял бы судьбу, но он не привык жаловаться, и отвыкать от этой привычки не собирался.
Теперь ему остались лишь воспоминания. Воспоминания, которые порой приносили боль и чаще счастье.

Несколько недель назад.
Часть первая.
Глава 1. В которой нашего маркиза пытаются сосватать.

«Ваня, почему бы тебе не подумать и о своей семье, о своих детях. Хватить жить прошлым» - говорила Евдокия Дмитриевна. Они сидели за небольшим столиком, и пили чай. Сквозь окно проникали солнечные лучи, и мягко слепили глаза, и будто пытаясь привлечь к себе внимание, говорили «посмотрите, какой чудный день намечается». Петруша и Аннушка только что, схватив со стола по булочке (варенику), убежали, смешно перебирая ножками. Д’Арни с улыбкой прово-дил их взглядом. И тут, Евдокия Дмитриевна и подхватила эту тему, она давно уже намеками подводила его к ней (теме), да он всё уходил от нее. Д’Арни вспомнил разговор с матерью, гово-рившей примерно то же. «На сердце у тебя, мой мальчик, глубокая рана. Но она заживет. Ты еще встретишь девушку, которая будет любить тебя, и ты ее полюбишь» - говорила Ясмин. «Это кам-ни сказали тебе?» - спросил Д’Арни в шутку, пытаясь уйти от неприятной темы. «Нет. Это сердце мое говорит» - ответила его мать с мягкой улыбкой, которая будто укоряла его за неверие. А Ев-докия Дмитриевна продолжала: «Посмотри, как любят тебя дети. Ты стал бы хорошим отцом. Ва-ня?»- он посмотрел на нее и увидел ее вопросительный взгляд. «Возможно,- ответил он - Я не знаю, я не думал об этом». В этот момент вошла Ольга и сообщила, что приехала Варя. Евдокия Дмитриевна обрадовалась, встала и направилась к двери. Уже при выходе, она обернулась и сказала: «Мы еще вернемся к этому разговору» - и вышла.
(Несколько дней спустя) Ежегодно, в последний день лета Евдокия Дмитриевна устраивала в Черкасово вечер. А сегодня был именно такой день. С утра все, во главе с Евдокией Дмитриев-ной, были на ногах. Д’Арни тоже был здесь, как его убедила Евдокия Дмитриевна, он и сам не понимал, но пообещал, что на вечере присутствовать будет. Но ничего хорошего от вечера он не ждал, тем более что ДЕЛА звали его в Петербург, а потом и в Москву. Тем временем гости начи-нали собираться. Евдокия Дмитриевна всех приветствовала, а заодно знакомила Ивана Иванови-ча с милыми, на ее взгляд барышнями. Барышни мило улыбались и томно опускали взгляд. Все это нашему маркизу ужасно не нравилось, но ради Евдокии Дмитриевны он терпел, и был весьма галантен и вежлив. Вскоре ему это слишком наскучило, он вышел в сад, причем его проводили несколько взглядов. Вечер уже клонился к ночи. Воздух был прохладным и свежим. На небе на-чали появляться первые звезды. Д’Арни пошел в конюшню, выбрал темного жеребца, сам осед-лал его, ловко и грациозно вскочил на него и уже через несколько минут галопом несся, разру-бая встречный ветер. Ночной воздух приятно холодил его лицо, он чувствовал себя в своей сти-хии – он будто слился с ветром и с темнотой. Неожиданно до него донеслись какие-то звуки, он остановил коня и прислушался. Его чуткий слух действительно уловил какие-то отдаленные го-лоса. Заинтересовавшись, он поскакал в сторону, откуда доносились звуки. Проскакав некоторое время, он был удивлен увиденной им картиной – перевернутая карета, одна лошадь упала, ви-димо замертво, другая стояла рядом, из кареты с помощью кучера пыталась выбраться дама. Видимо она не пришла в себя от пережитого ужаса. Потому как постоянно вскрикивала, и будто в бреду бессвязно пыталась что-то сказать. Д’Арни спешился и подошел и только тогда был заме-чен, сначала женщина будто испугалась его, хотя в ее состоянии это было, вряд ли возможно, а потом попросила помощи. Оказалось, с ней была ее племянница. Д’Арни аккуратно вытащил де-вушку - она была без сознания, на лбу небольшая ранка, из которой стекала кровь, и несколько ссадин на шее и на руках - это было понятно с внешнего осмотра, переломов также не было (но возможно ей нужен был врач). Д’Арни осторожно положил ее на плащ, накрытый им на земле, достал чистый платок и приложил к ране. «Не волнуйтесь, с ней все будет в порядке, рана не-глубокая» - сказал он женщине, которая стояла тут же рядом и та вроде немного успокоилась. Затем отдал распоряжение кучеру, чтобы тот скакал к имению и попросил помощи.
«Не знаю, что бы мы делали без вас - призналась женщина, сидя возле племянницы и обмахивая ее веером - Вы появились так неожиданно. Кто вы?»
-Иван Иванович Черкасов – представился маркиз - Что случилось с лошадьми? Они видимо испу-гались чего-то?
- Скорее всего. Они так понесли, мы с Марией очень испугались. Ах, я же не представилась, Любовь Владимировна Ракитина, а это моя племянница – Мария Алексеевна Ракитина.
Тем временем девушка начала приходить в себя.

Глава 2. В которой маркизу мешают думать.
Евдокия Дмитриевна проявила себя, как гостеприимная хозяйка, сразу же выделила (приказала приготовить) Ракитиным комнату. Д’Арни отнес Марию на руках в приготовленную комнату, затем позвали врача (он был приглашен на вечер). Как оказалось, девушка отделалась легким сотрясением, что же касается Любовь Дмитриевны то оставалось удивляться ее нервам, так как чувствовала она себя превосходно. Все прошло тихо, и гости узнали обо всем только на следующий день, конечно, они были удивлены.
Утром Мария снова удивила Д’Арни, когда он обнаружил ее в беседке. Д’Арни всегда вставал рано, и каким бы это не казалось сентиментальным, он любил прогуливаться по утрам в Черкасово. Утренний воздух здесь был по-особенному свежий и позволял спокойно подумать о своем (о Делах). В этот ранний час он не ожидал увидеть Ракитину, которая невольно нарушила его одиночество. Но все же он решил подойти и поздороваться. Только сейчас он рассмотрел ее внимательно: светло-каштановые волосы были аккуратно уложены в простую (нехитрую) прическу, из которой выбилось несколько локонов, голубое платье, в сочетании с ее голубыми глазами создавало образ хрупкой нежности. Она любовалась пейзажем и не видела, как подошел Д’Арни, поэтому его голос прозвучал для нее неожиданно, она даже вздрогнула.
- Вы? Здесь? В столь ранний час?- спросил Д’Арни. Его забавляло то, как люди порой пугались его неожиданного появления.
- Иван Иванович?- увидев Д’Арни, она мягко улыбнулась. - Доброе утро! Вы так бесшумно подошли, или я задумалась. Здесь так красиво - она снова обернулась и посмотрела вокруг - Мне так не хватает этого в Петербурге.
- Как вы себя чувствуете? - выглядела она неплохо, о произошедшем говорила только ее бледность и ранка на лбу. Впрочем, это (бледность) не лишало ее своеобразной прелести.
- Мне сейчас лучше. Здесь такое чудесное утро, что я не могла не встать.- она повернулась к нему и посмотрела в его глаза. - Я хочу поблагодарить Вас. Если бы не вы, не знаю, что было бы…Вы появились так вовремя..
- Право не стоит благодарности. Я и не знал, что петербургские девушки встают так рано
- В Петербурге день для меня обычно начинается позже, но здесь есть что-то особенное, что-то чарующее…- немного помолчав, она добавила - Впрочем, мне надо идти, наверно тетушка ищет меня. - И ушла
Д’Арни смотрел ей вслед и думал «Романтичная сентиментальная девушка. Ничего особенного». Но скоро забыл о ней, и снова думал о своих ДЕЛАХ. Впрочем, и это продлилось недолго, ему снова помешали, но на этот раз это вмешательство было приятным – к нему подбежал Петруша, который вставал так же рано, как и его дядя. Д’Арни подхватил малыша на руки и улыбнулся ему. Он слушал его веселый лепет и смотрел в его веселые зеленые (от авт.- это уже моя фантазия) глазки, такие знакомые и родные…

Глава 3. В которой Евдокия Дмитриевна желает Д’Арни счастья.
Евдокия Дмитриевна уговорила Ракитиных остаться у нее на несколько дней. Зная об умении Евдокии Дмитриевны уговаривать и о невозможности переубедить ее, было понятно, почему Ракитины остались, когда имение находилось не так уж далеко.
Следующее утро.
Евдокия Дмитриевна стояла у окна и наблюдала (премилую Картину) за гуляющей парой. Возможно это (подглядывать) было не очень красиво и противоречило ее принципам, но Ваня был ей как сын, и вмешиваться в его жизнь, чтобы помочь ему, она считала вправе. Судьба, и так, жестоко обошлась с ним, лишила его любви родителей и родных, и Евдокии Дмитриевне очень хотелось, чтобы он был счастлив. Она знала, что семья для него имеет очень важное значение и большую ценность, но его противоречие (сопротивление) создания собственной семьи, она объяснить затруднялась. И ломала голову разными предположениями. Она не понимала что, какой барьер удерживает его? Он не боится ответственности, он любит детей, да и дети его обожают, хотя бы Петруша и Аннушка. Вот кстати Петруша подбежал. Евдокия улыбнулась, смотря, как Ваня подхватывает Петрушу на руки, и сажает его на шею, ножки Петруши смешно свисают с его плеч. Ваня держит его за руки и тоже улыбается. Петруша заливается детским, таким светлым смехом. А, рядом не спеша, идет Мария Ракитина, такая милая нежная девушка. Красивая пара; он - высокий сильный, она – нежная, хрупкая, смотрит на Ваню восторженными глазками и тоже смеется. Может у них что-нибудь получится. Евдокия Дмитриевна была бы за них только рада.
Она сейчас подумала о том, насколько близким и родным стал ей Ваня. Она, казалось бы, за не такое уж долгое время, искренне полюбила его. Подумать только, сын Ивана, ее Ивана. И действительно внешне Ваня был похож на Ивана больше, чем Петя. Ах, Петя, как он там в Петербурге? Он так редко приезжает. Вот и Ольга его так ждала на вечер (устраиваемый в последний день лета), но он не приехал. Она снова улыбнулась, наблюдая, как Петруша срывает с деревьев листья и дарит их Маше, та собирает их в букет и улыбается ему. Так мило…
Но размышления ее прервали. В гостиную вошла Любовь Владимировна. С добродушной улыбкой, она начала
- Доброе утро, Евдокия Дмитриевна. Голубушка, я не перестаю удивляться, как вам одной удается содержать все в таком порядке, в такой чистоте. Как вы справляетесь с таким хозяйством?
- Это поначалу было трудно, а потом я привыкла. А сейчас мне Ваня помогает. Я считаю, главное, чтобы во всем был порядок. А порядок – это место - для всего и все на своем месте.

Глава 4. В которой раскрываются таланты Ракитиных.
Просмотрев учетные книги, Д’Арни вышел из библиотеки. Библиотека первоначально представляла собой кабинет Ивана Черкасова. Сейчас здесь накопилось немало различных книг. Книги начали появляться здесь сначала с помощью Ивана, затем, в основном научные, благодаря Петру Ланскому, затем их число увеличилось усилиями Вареньки, а сейчас они пополнялись Иваном Ивановичем. Таким образом, книги, пополняемые разными поколениями, были весьма разнообразны, и каждый мог выбрать что-нибудь по своему вкусу. Кроме книг здесь хранились учетные книги и другие хозяйственные документы и бумаги. Выйдя из библиотеки Д’Арни, направился в свою комнату. Но его остановил голос Любовь Владимировны:
- Иван Иванович, вы не могли бы уделить мне несколько минут. Д’Арни нехотя обернулся, а Любовь Владимировна добродушно продолжала:- Мне нужно поговорить с вами.
Эта женщина совершенно не нравилась Д’Арни, он не мог объяснить точно причину, но опыт общения с людьми позволял делать ему свои выводы.
- Простите мне некогда. Понимаете ли, я уезжаю, надо собраться,- ответил Д’Арни и вновь направился в свою комнату.
- Маркиз Д’Арни, какая спешка? Я приехала из-за вас, а вы и не выслушаете меня?- также добродушно спросила женщина.
Услышав эти слова, Иван Иванович остановился, медленно обернулся и спокойно, но холодно спросил:
- Я ослышался?
- Не ослышались. – она тепло улыбнулась ему, и добавила – Теперь мы можем поговорить?
- Идите за мной – сухо сказал он и пошел к библиотеке. Когда дверь за ней закрылась, Д’Арни обратил внимание, как изменилось ее лицо, никакого добродушия на нем и не было, оно стало очень холодным и острым. Впрочем, изменился и маркиз. Лицо его оставалось спокойным, но взгляд стал обжигающе-холодным, глаза немного сузились, голос оставался тихим, но в этой тишине слышались «раскаты грома», и наверно если бы он кричал, то не добился бы такого угрожающего смысла. Скрестив руки на груди, Д’Арни присел на краешек стола и посмотрел на Ракитину, которая устроилась в кресле напротив.
-Объяснитесь.
-Не злитесь маркиз. Я лишь хотела передать Вам…письма или отчеты о проделанной работе.
-Как вы посмели? – еще тише сказал Д’Арни, причем лицо его приняло опасное выражение.
-Это не мое решение – ответила она.
- Я убью каждого, кто нарушит спокойствие в этом доме. Вам понятно?- он четко проговорил каждое слово, обжег ее ледяным взглядом. Она поняла – он не врет. - Вас я не трону, лишь потому, что Мария Алексеевна слишком любит вас, не видя вашу истинную сущность. (от авт. – честно говоря, я сомневаюсь, что маркиз сказал бы так, но все же..) . Она ничего не знает об этом?
-Мария? Нет. Она слишком наивна. Она еще совсем не знает жизнь, ей все видится в розовом цвете. Для неё жизнь – это роман. Кстати, в ее романе главным героем являетесь Вы. Впрочем, скоро она разочаруется в Вас.
-Отчего же вы не предостережёте её? – спросил он. Тон, в котором она говорила о человеке, столь искренне любящем ее, удивлял маркиза, и вызывал еще больше презрения к ней.
-Зачем? Это её жизнь, её ошибки. А на ошибках люди учатся – пусть учится.
- Надеюсь, завтра вас не будет в этом доме. Избавьте нас от вашего присутствия, - это прозвучало как приказ, в сущности это и был приказ. Он презрительно взглянул на неё и вышел. Странно, возможно раньше он оценил бы эту женщину, как агента, но сейчас она вызывала в нем лишь негодование (Как вы посмели?) и презрение…
Проходя мимо гостиной, он услышал мелодию и заглянул. Играла Мария Алексеевна, причем весьма умело. (Нежный бархатистый голос). Она напевала какой-то популярный романс, и была очень сосредоточена, поэтому и не заметила Ивана Ивановича. Ольга сидела на диванчике и внимательно слушала, улыбаясь иногда Аннушке. Аннушка сидела рядом и что-то внимательно и увлеченно рассматривала. В какой-то момент она обернулась и увидела маркиза, стоящего в дверях. Неожиданно она потеряла ноту, мелодия на мгновение прервалась. Но лишь на мгновение. Мария собралась и продолжила петь, аккомпанируя себе. Когда она закончила, Ольга воскликнула:
-Чудесно. Мария, ты замечательно играешь и поешь. Высокие ноты у тебя звучат особенно. А что думаете вы? - она обращалась к Д’Арни.
- Полностью согласен с вами Ольга. Мария Алексеевна , у вас красивый голос и хороший слух, - сказал он, обращаясь к Марии.
-Спасибо, Иван Иванович – смущенно ответила Мария.
Тут к Д’Арни подбежала Аннушка и протянула рисунок, который рассматривала. Это был рисунок Вари, Д’Арни узнал ее стиль. На нем была изображена цветочная поляна, на которой играют крестьянские детишки. Картина была исполнена в ярких тонах, скорее всего для Аннушки, которая тянулась ко всему цветному и яркому. Рассматривая рисунок, Д’Арни присел в кресло, Аннушка забралась ему на колени и начала комментировать рисунок, показывая пальчиком разные части.

Глава 5. В которой Мария решается на смелый шаг.
Мария спала. Ей снился чудный сон. Лицо ее было спокойным, и иногда оно озарялось улыбкой.
Большой бальный зал с расписанными стенами и потолком, украшенным орнаментом. Свет в этом зале очень яркий, вокруг мерцают тысячи свечей. Звучит дивная мелодия, будто проникая в сердце. Ах, ведь это запрещенный вальс. Но как красива пара, танцующая сейчас. Как грациозны и плавны их движения, они будто плывут, а не танцуют. Будто сошлись сила и нежность и закружились в мелодии. А танцует ведь сама Мария, она сейчас так красива и так счастлива…Лучезарная улыбка играет на ее лице, глаза устремлены на партнера и блестят, наверно ярче бриллиантов, которые украшают ее шею. Но с кем она танцует, отчего она так счастлива? Черты его лица расплывчаты, но Мария всматривается в них, и тогда они принимают образ Ивана Ивановича Черкасова. Он тоже улыбается ей, но не как обычно, а как-то особенно мягко и нежно. От счастья у Марии кружится голова, а Он все кружит и кружит ее в танце, нежно прижимая ее к себе. Но вот музыка начинает стихать, Он приблизился к ней с поцелуем, и когда их губы должны были соприкоснуться… Мария проснулась. Она улыбнулась и закрыла лицо подушкой. «Какой стыд – думала она – Если бы тетушка знала, что мне снится».
Вот уже три недели Мария находилась здесь. За это время она изменилась. Все чаще Мария бывала грустной и задумчивой, все чаще она искала уединения…Родные спрашивали, отчего она грустит, обычно она отвечала, что вовсе не грустит, и родные решили, что петербургская барышня просто скучает в деревне… И все чаще она думала о Иване Ивановиче Черкасове. Мария видела Его везде и во всем. Когда она заходила в библиотеку, то представляла Его, сидящего в кресле, задумчиво смотря куда-то вдаль... Она смотрела из окна в сад, а видела Его, по привычке встающего рано... «Я схожу с ума» - говорил разум, а сердце шептало: «Нет, я просто люблю Его»
Мария пыталась сосредоточиться, читая книгу, порой ей удавалось это, но чаще мысли снова возвращались к Нему. Когда она играла на пианино, то ловила себя на мысли, что ждет, что сейчас в дверях появится Он.
Иногда на глазах, без причины появлялись слезы...
Своими мыслями и чувствами Мария ни с кем не делилась. Иногда она рассказывала что-то доброму другу – тетушке, но чаще молчала. «Об истинной любви не говорят..» - вспоминались ей слова, из какого- то романа, и она соглашалась с ними.
Мария представила его перед собой, его лицо, такое красивое, такое любимое.. «Я люблю Вас, Иван Иванович»- прошептала она видению и улыбнулась.
Ей вспомнилось, как она с тетушкой навещала Евдокию Дмитриевну, как хотелось ей увидеть Его. Она вспомнила, как почти весь вечер смотрела на дверь и ждала, что Он появится там. А когда Он вошел, у нее замерло сердце, она посмотрела на него и очень испугалась, что он все поймет, но в то же время ей так захотелось, чтобы он все понял. А ведь сначала она боялась его, он казался ей таким холодным, таинственным. Он появлялся всегда так неожиданно, а когда смотрел на нее, ей казалось, будто он видит ее насквозь, и никогда нельзя было понять, о чем думает Он. Но эта его загадочность притягивала ее, и вот теперь…..
«Завтра я уеду, и Вы не вспомните обо мне, и не узнаете, что я люблю Вас». По щеке потекла слеза. « И может, мы никогда не встретимся, и я не увижу Вас… Никогда». От этого стало так горько, что Мария почувствовала почти физическую боль. « Я не могу так» - подумала она, утерла слезы. Она решила: «Он все узнает. И будь что будет»
Первые солнечные лучи, проскользнув в окна, окутали гостиную Черкасово каким-то мягким светом. Мария стояла у окна, но на солнечные лучи внимания не обращала, думала она сейчас о другом... В руках она теребила платочек, что говорило о том, что она очень нервничала. Поэтому голос прозвучал для нее неожиданно. Впрочем, Мария не испугалась, она почти привыкла к такому появлению Ивана Ивановича.
-Мария Алексеевна? – он не ожидал увидеть ее здесь.
Увидев его, она мягко улыбнулась. В этой улыбке было столько тепла, что Д’Арни почувствовал себя как-то не по себе, что случалось с ним весьма редко.
- Доброе утро, Иван Иванович!
- Доброе утро! А Евдокии Дмитриевны нет, боюсь, вы ее не застали. Она..
- Я не к Евдокии Дмитриевне- впервые прервала его Мария, немного помолчав, она добавила, - Я уезжаю в Петербург.
-Когда?
- Завтра. Знаете, прошло 3 недели, а мне кажется я здесь совсем недавно... Мне очень будет не хватать... – она снова замолчала, потом, будто решив что-то для себя, добавила,- Мне нужно поговорить с вами, Иван Иванович.
- О чем же? – настороженно спросил он.
В этот момент в комнату вошла горничная с цветами, увидев господ, она извинилась, и попросила разрешения поменять цветы в гостиной. Неожиданно Мария взяла Д’Арни за руку и сказав «не здесь», повела за собой. Она решительно шла в сторону библиотеки, а Д’Арни это решительно не нравилось. Они вошли в библиотеку. Д’Арни закрыл дверь и внимательно посмотрел на Марию, которая отошла к окну.
- Вы что-то хотели сказать мне? - настороженно спросил он.
Мария обернулась, подошла ближе. И Д’Арни увидел блестящие голубые глаза, которые ничего хорошего не предвещали. Она посмотрела в глаза Д’Арни и неожиданно поцеловала его.
Все это было весьма неожиданно для маркиза, он даже растерялся... Возможно от неожиданности или от той любви, которая исходила от Марии, или от чего-то еще, но ... в какой-то момент голубые глаза девушки стали зелеными, волосы – темнее... он видел перед собой не Марию, которая любила его, а Ксению, которую так (до боли в сердце) любил он. Д’Арни обнял свое видение, прижал к себе и страстно поцеловал.
Мария почувствовала, что он обнял ее. ЕЕ рука, сначала несмело, а потом решительнее скользнула ему на плечо, потом потянулась к его голове и утонула в его волосах. Время перестало существовать для нее...
Мария мягко отстранилась от маркиза. Д’Арни посмотрел на нее, видение исчезло, перед ним снова стояла Мария Ракитина, с блестящими от счастья глазами...

«Уходя уходи»
Не убирая руки с его плеча, Мария прошептала « Я люблю Вас, Иван Иванович». Он молчал, и Марии показалось, что всегда собранный и уверенный в себе Иван Иванович сейчас растерян, будто он не знал, что делать ему сейчас, что сказать... более того, ей показалось, что он только сейчас увидел ее перед собой... Она смотрела на него и не могла понять, о чем он думает... Счастье, которое она испытывала мгновение назад, исчезло, оно, будто легкая бабочка, казалось, дотронулось до Марии, и вновь улетело... Она внимательно смотрела на него, пытаясь уловить что-нибудь в его глазах, на его лице. Он глубоко вздохнул, и хотел было что-то сказать, но лишь раскрыл плотно сжатые губы и промолчал... И тогда Мария все поняла. Ее рука невольно, но резко, будто обжегшись, отпрянула то его плеча... Она не могла смотреть на него, видеть его, не зная, что делать, она просто отвернулась... Слезы накатились на глаза, но она зло смахнула их ладонью. «Никаких слез» - приказала она себе. Как больно, как стыдно... Как хотелось убежать отсюда, не чувствовать его виноватого взгляда, как хотелось исчезнуть.... только не стоять здесь, перед ним...
- Мария, простите, я... – услышала она его голос, который приносил ей еще большую боль. Как бы хотела она, чтобы он ничего не говорил...
-Я так виноват...
-Прошу Вас, молчите... – взмолилась Мария, не оборачиваясь, - Я сама... сама во всем виновата...
Он подошел к ней:
- Нет...
- Замолчите, прошу... Какой стыд... – шептала она, чтобы не слышать его голос, она по-детски зажала уши ладонями. Д’Арни смотрел на нее и чувствовал себя еще более виноватым. Он не знал, что делать, что говорить, ... такая глупая ситуация, ... успокаивать сентиментальную барышню, только этого не хватало..., но это чувство вины... Сейчас она зажала уши, как делала Аннушка, когда не хотела слушать что-либо... Он подошел к ней, осторожно убрал ее руки и посмотрел в ее голубые, и как ему показалось сейчас такие детские глаза.
- Послушайте меня.- сказал он. Она попыталась высвободиться, но он не отпустил ее.
- Мария, выслушайте меня, - настойчиво сказал он, она молча посмотрела на него. – Мария,
вы чудесная девушка, нежная и смелая, хрупкая и сильная. Но мы слишком разные...Вы не будите счастливы со мной...
Он держал ее за руки, и что-то говорил, но Мария не слушала. Его тон, такой мягкий, спокойный, его глаза, такие красивые, смотрели на нее с нежностью..., но все это приносило ей такую боль...
- Отпустите меня, - тихо, но уверенно сказала она. Он выпустил ее. – Вы наверно, думаете, что я глупая девушка, которая вообразила себе не весть что..., но это не так... Когда я шла сюда, я знала что я делаю. Я не могла уехать так... А теперь все стало ясным... Я вижу, вы чувствуете себя виноватым, но вашей вины здесь нет... – она снова посмотрела ему в глаза, опустила взгляд, и прошептав «прощайте», направилась к двери.
Д’Арни схватил ее за руку:
- Я не могу отпустить вас так... – сказал он.
Н она не дала ему продолжить.
-Прошу вас, мне сейчас и так больно, не делайте мне еще больнее... – сказала она, и выскользнула. Она еще раз посмотрела на него, на этот раз, прощаясь с ним навсегда...
Когда она закрыла за собой дверь, слезы потекли по ее щекам, она побежала по коридору, пытаясь скорее убежать из этого дома. Она очень боялась, что Он догонит ее. Она бежала, бежала от Него, и от себя...
Д’Арни молча смотрел на дверь, которая закрылась за Марией. «Черт» - воскликнул он, сжав кулаки. Он вышел в коридор и окликнул Марию, он слышал ее быстро удаляющиеся шаги, но она не остановилась.
Когда Д’Арни вышел из дома, он увидел лишь пыль, поднятую удаляющейся каретой. А в карете горько плакала Мария...

Глава 6.
Утро было свежим, и вместе с тем прохладным. Евдокия Дмитриевна посмотрела на небо – оно покрылось небольшими тучками. Все предвещало дождь.
«Вот и осень, - подумала Евдокия Дмитриевна, и в голове сразу пронеслись мысли о хозяйстве – многое предстояло сделать, многое приготовить.
-Уложил, - спросила она Никиту, который укладывал вещи в карету.
- Да, барыня, - прозвучал в ответ грубый мужицкий голос.
-Ну, хорошо, иди пока, - она укуталась в шаль и снова посмотрела вокруг. Серое небо, холодный пронизывающий ветер... Почему-то это напомнило ей совсем другое время – теплое и ясное, когда Петя был рядом с ней, как давно она не слышала его «маменька» произнесенное с такой любовью и нежностью..., когда частенько ей докучала своими мыслями и идеями (а сейчас она так скучала по этим разговорам) Варенька, сейчас ей так не хватало ее живого нрава... Но все меняется – так и должно быть, ведь это жизнь – сначала уехал Петя, потом Варенька вышла замуж, Евдокия Дмитриевна вспомнила, как твердо и убедительно говорила Варя, что замуж выходить не собирается, что любовь приносит одни лишь горести... , и вспомнила как на свадьбе блестели ее глаза, когда она смотрела на Михаила Лугина. Евдокия Дмитриевна была уверена Варя счастлива, впрочем, стоило лишь посмотреть на ее сияющее личико и любой бы увидел это... Ах, если бы и Петя был счастлив. Когда уехала Варя, Евдокия Дмитриевна почувствовала себя такой одинокой, что поначалу даже испугалась этого одиночества... Но появился Ваня, сначала он часто заезжал в Черкасово, потом оставался дольше, и сейчас Евдокия Дмитриевна настолько привыкла к нему, что ей было как-то горько оттого, что он уезжает, хотя и не надолго.
Евдокия Дмитриевна вздохнула и направилась к дому. Надо было посмотреть как там с завтраком и поторопить прислугу. Сделав несколько замечаний за медлительность и нерасторопность, Евдокия Дмитриевна вошла в гостиную. Ваня сидел в кресле, рядом стоял Петруша, который о чем-то с серьезным личиком говорил дяде. Тот его слушал также внимательно с легкой улыбкой.
- Петруша, снова выпрашиваешь подарок? – строго спросила Евдокия Дмитриевна, но тут же улыбнулась. Мальчик быстро взглянул на нее, его глазки блеснули, он немного покраснел (совсем как Петя в детстве, когда чувствовал себя виноватым) и опустил голову.
- Евдокия Дмитриевна, ничего такого, - мягко сказал Ваня, а потом, обращаясь к Петруше, спросил – Ведь так?
Мальчик неубедительно кивнул головой и посмотрел на Евдокию Дмитриевну, заметив ее улыбку, улыбнулся сам.
-Ладно, беги, поиграй, - сказала Евдокия Дмитриевна.
-Ваня, избалуешь его, - сказала Евдокия Дмитриевна, но не с упреком, а, наоборот, с мягкостью.
- Вы же знаете, Евдокия Дмитриевна, я сам получаю большее удовольствие, когда выполняю его маленькие желания, - ответил Ваня, и говорил он чистую правду.
-Вот если бы у тебя были свои дети... – начала Евдокия Дмитриевна, и будь на месте маркиза любой другой, он бы закатил глаза и прошептал «началось», но маркиз лишь улыбнулся и приготовился слушать Евдокию Дмитриевну.

Вечер следующего дня.
-Мария, вы плачете?
- Нет, - она не заметила, как к ней подошел князь Н.
-Разве не слеза блестит на вашем лице? – добродушно спросил он.
Мария дотронулась до щеки и правда – слеза.
-Я и не заметила, - задумчиво сказала она.
-Отчего вы грустите?- вежливо, но с какой-то мягкостью спросил он. – Разве можно грустить в такой прекрасный вечер?
-Я вовсе не грущу, - солгала она – я просто задумалась.
-Прогоняйте неприятные мысли прочь - уверенно сказал он. Князь вежливо протянул руку. – Разрешите пригласить вас на мазурку.
Мария улыбнулась, она положила руку в протянутую ладонь, и они вышли в центр зала. Зазвучала музыка и пары начали танцевать.
Князь о чем-то увлеченно говорил, но Мария почти не слушала. Мысли ее сейчас были далеко... Слишком свежи были воспоминания о том... о том, кто все еще занимал почти все ее мысли... Вот и сейчас все было как в далеком сне... только играла мазурка, а не вальс, а танцевал с ней князь, а не ...
- Мария, вы меня совсем не слушаете, - заметил князь.
- Простите князь, я чувствую себя дурно – прошептала Мария, и, не выслушав его, быстро вышла в коридор.
Ей хотелось уединения, хотя бы на несколько минут, но везде были люди (стоит заметить, что если граф м. давал балы, то это были лучшие балы, и всем это было известно). Кто-то выходил, кто-то входил, все говорило о чем-то и вежливо смеялись. «Зачем я послушала тетушку, зачем я пришла ... « - думала она. Вдруг она замерла, среди всего этого круговорота лиц, разговоров и смеха, она увидела Его... Его лицо- красивое, с такими знакомыми чертами, сейчас оно казалось холодным, но не для нее, оно было далеко от нее, но она чувствовала его дыхание, она чувствовала малейшее изменение на его лице...
Мария закрыла глаза. «Мне показалось, - прошептала она – Нет, не могло показаться, он здесь, здесь» - ликовало сердце.
Она осторожно открыла глаза, боясь, что видение пропадет, и действительно Его больше не было, снова лишь круговорот лиц...
Мария приподнялась на цыпочки, чтобы лучше видеть окружающих. В этот момент к ней подбежали две молодые девушки – ее подруги.
- Мария, ты, почему здесь? – защебетали они, одна из них шепотом добавила – Князь Н. тебя обыскался. И девушки засмеялись.
Мария не слушала их, она то и дело оборачивалась и искала Его.
- Мне не могло показаться – прошептала она.
-Что ты говоришь? – на ходу спросила одна из ее подруг.
-Нет, нет, ничего - Мария и не заметила, как подруги взяв ее за руки, увлекли ее за собой. Направляясь в бальный зал, они успевали поздороваться и перекинуться парой светских фраз со знакомыми.

Глава 7. В которой важное место отведено ветру
Маркиз медленно шел. Лицо его как обычно было спокойным и ничего не выражало. Холодный осенний ветер кружил вокруг него, подхватывая полы его плаща... Маркиз прислушивался к шагам за его спиной. Шаги были разные, как и люди, которым они принадлежали... Здесь была и легкая дамская поступь, и грубый мужицкий шаг, и твердый военный... Но прислушивался он к шагу одного человека, невысокого, молодого, нетяжелого телосложения, шаги его были странными; порой он шел быстро, потом его шаги стихали... Д’Арни ни разу не обернулся, но знал, что человек этот следит за ним, по-крайней мере пытается следить. Что ж, Д’Арни разберется с этим, но не сейчас... Сначала он узнает, кто стоит за этим...
Неожиданно маркиз остановился. Шаги за его спиной тоже умолкли. Еще одна ошибка, делать этого не стоит, если не хочешь, чтобы узнали о слежке... Впрочем, это была не единственная ошибка; ошибкой было связываться с маркизом... Но остановился маркиз не из-за этого.
Он смотрел на девушку, которая только что вышла из красивого особняка. Девушка смотрела на служанку и что-то говорила ей, та внимательно ее слушала. Мария, а это была именно она, поправила шляпку, ленты которой свисали и тут же были подхвачены ветром.
Маркиз внимательно смотрел на нее и с каким-то непонятным чувством следил за каждым ее движением. Мария посмотрела в сторону маркиза, но не заметила его. Она взяла ленты шляпки , пытаясь завязать их, но в этом момент встретилась с ним взглядом... Она замерла... легкие ленточки снова были подхвачены ветром, но она не замечала этого... Она видела перед собой только Его, Его лицо, Его глаза... Он тоже смотрел на нее, не отводя глаз... Мария сделала шаг и остановилась... Тогда маркиз сам подошел к ней.
- Здравствуйте, Мария, - вежливо сказал он. Он назвал ее по имени, и Марии показалось, что это прозвучало очень тепло...
- Иван Иванович? – она заворожено смотрела на него. – Вы снова появились неожиданно, - она улыбнулась, и в этой улыбке, как и в ее открытых голубых глазах, было столько тепла...
- Вы давно здесь? – спросила она.
- Нет, я приехал недавно... – он замолчал, видя , как Мария опустила глаза – видимо, вспомнила последнюю встречу...
Ветер трепал ее шляпку, и в какой-то момент она слетела с головы. Маркиз, каким-то молниеносным, неуловимым движением поймал ее. Она посмотрела на него. Ветер немного растрепал ее волосы, уложенные в аккуратную прическу... Неожиданно Д’Арни осторожно надел на Марию шляпку и завязал ленты. Она смотрела ему в глаза, он смотрел на нее, и в этих взглядах была какая-то непривычная нежность... Она взяла ленты, дотронувшись при этом до его руки. Он убрал руку.
- Так лучше, - сказал он, улыбнувшись.
Мария опустила голову и пошла вперед, Д’Арни шел рядом, служанка, стоявшая в нескольких шагах от них, за ними. Некоторое время они шли молча. Потом снова завели разговор.
Прощаясь, Мария пригласила Ивана Ивановича на ужин. Он поблагодарил за приглашение, сказал, что постарается, но прийти не обещал.

Глава 8. или несбывшееся ожидание
Мотылек летел к свету. Иногда его сносило ветром, но он продолжал лететь к теплу... И вот, когда он подлетел к своей цели совсем близко, он столкнулся с чем-то невидимым, но прочным... Преграда не подпускала его к долгожданному свету... Этот свет манил его, но к себе не подпускал, и мотылек, находясь совсем близко от цели, оставался в темноте и холоде...
Свет этот был, действительно обманчив, исходил он из окон особняка madam Ракитиной. В особняке было тепло, шумно и светло. Здесь слышался смех, музыка, разговоры... Сама Любовь Владимировна, как хозяйка заботилась о гостях; она всех встречала, незнакомых знакомила... И вскоре гости разделились на небольшие группы по интересам. И если Любовь Владимировна замечала, что где-то возникает неловкое молчание или наоборот беседа принимает опасное направление, она сразу же подходила, начинала новую тему, или «уводила» гостей от неприятного разговора. Таким образом, она не допускала, чтобы гости заскучали, или возникла ссора.
Сама Любовь Владимировна выглядела чудесно, на лице сияла добродушная улыбка и за сегодняшний вечер, она получила множество комплиментов, впрочем, большинство из них было всего лишь лестью или вежливостью...
Молодежь, в основном танцевала. Была среди них и Мария. С утра она с замиранием сердца готовилась к этому вечеру, придирчиво выбирая платье, украшения, прическу... И волновалась, ровно, как и ждала его, наверно больше, чем на свой первый бал... Выглядела она прелестно, и уделялось ей немало внимания. Впрочем, оно не нужно было ей... Тот, которого она так ждала, не пришел... И постепенно сияющее выражение исчезало с ее лица... Любовь Владимировна заметила это, она не знала, кого ждет ее племянница, но догадывалась. Она и сама ждала маркиза, но интерес у нее был другой... Любовь Владимировна посмотрела на большие напольные часы, и незаметно выскользнула из зала.
- Мария? Почему ты не с гостями? - удивилась Любовь Владимировна неожиданному появлению девушки в ее комнате. Увидев, ее женщина спрятала конверт, который держала в руках, причем сделала это весьма ловко, и Мария ничего не заметила. Впрочем, мысли ее были далеко отсюда. На вопрос тетушки она ответила как-то рассеянно: «Мне тошно там». Мария встала у окна, лицо ее было печальным, что в последнее время стало привычным для нее.
Любовь Владимировна ждала другого человека, и появление племянницы было некстати. Она настороженно посмотрела на приоткрытую дверь... Она села в кресло и спросила:
- Милая, что-то не так?
Мария будто ждала этих слов, она быстро подошла к тетушке, села перед ней (не заботясь о том, помнется ли платье) и опустила голову ей на колени. Любовь Владимировна осторожно подняла ее голову и посмотрела в ее голубые глаза. «Что-то не так?» - снова спросила она, на этот раз мягко улыбнувшись. Мария грустно опустила глаза и сказала:
- Ах, тетушка, зачем он приехал? – немного помолчав, добавила. – Я так ждала его... - И снова опустила голову ей на колени.
Любовь Владимировна провела рукой по ее волосам, стараясь не испортить ее прическу, и спросила:
-Кто Он?
Мария резко и удивленно посмотрела на нее.
-Как кто? Иван Иванович!!!
-Черкасов, - заключила она.
Мария опустила глаза и глубоко вздохнула. Любовь Владимировна продолжала оставаться другом Марии по сердечным делам.
-Но отчего он так дорог тебе?- спросила Любовь Владимировна – Что в нем особенного? Да – он красив. Но что из этого? Ты ведь совсем не знаешь его.
-Ах, тетушка ты не понимаешь... Я люблю Его... я люблю его голос, его глаза, я люблю его жесты, его манеры. Я люблю каждую черточку его лица, я люблю слушать Его, мне хочется видеть Его... Я счастлива просто от того, если знаю, что он придет. Я не знаю, что со мной... Иногда мне кажется, я с ума схожу, я думаю о нем все время... Порой мне хочется выбросить Его из головы, жить, как я жила до этого, веселиться на балах, танцевать, не думая ни о чем, но в то же время я не могу, я не хочу не думать о нем... Понимаешь, он стал частью моей жизни... – она взглянула на тетушку и горько сказала – Нет, ты не понимаешь... Что же мне делать?...
Неожиданно она предложила:
- Тетушка, давайте поедем к вашему брату, в Италию? Там так хорошо, так светло... Я отдохну, мысли соберутся... Пожалуйста, поедем?
-Хорошо, я напишу ему,- немного помолчав, сказала она – А теперь пойдем к гостям, не то мы нарушаем все светские приличия.
-Хорошо.
Любовь Владимировна снова посмотрела на дверь: маркиз опаздывал, впрочем это было весьма кстати...

Но Любовь Владимировна ошибалась; она не знала, что маркиз никогда не опаздывает...
Мария вышла из комнаты и закрыла за собой дверь. Неожиданно она резко обернулась, но ничего не увидела, кроме темноты. «Странно...» - подумала она и направилась в бальный зал к гостям. Как только девушка скрылась из виду, из темноты выплыла фигура.
Любовь Владимировна стояла у окна. Взгляд ее был туманным, как и погода за окном. Она была погружена в свои мысли и не заметила, как открылась дверь и вошел маркиз. Д’Арни молча сел в кресло и посмотрел на женщину.
- Кажется, вы ничего не видите вокруг? – спокойно сказал. Для Любовь Владимировны это прозвучало настолько неожиданно, что она, обладая крепкими нервами, вздрогнула и резко обернулась. Увидев маркиза, спокойно сидящего в кресле, она вздохнула
- Маркиз... Как вы можете двигаться так бесшумно? – спросила она, не зная о том, что этот вопрос маркиз слышит в сотый раз.
- Вы не ждали меня? – спросил он, закурив сигару. В его голосе ей послышались какие-то нотки раздражения, но лицо его было как обычно спокойно, и Любовь Владимировна подумала, что ей показалось.
- Ждала, - глухо сказала она и подошла к зеркалу, за рамку которого она быстро положила конверт, увидев Марию.
Она протянула его маркизу.
- От кого вести? – будничным тоном спросил он, и , казалось он говорит о новостях от друзей и знакомых, а не о отчетах о проделанной (далеко непростой) работе.
- Пара... писем из Москвы, большинство из Парижа, из Лондона, есть из Персии, из Рима...
Д’Арни рассматривал конверт. Непосвященного человека этот конверт ничем бы не заинтересовал: обычный конверт, внутри которого находились ничем не примечательные чистые листы бумаги и, наверное, это было единственным обстоятельством, которое показалось бы странным.
- ... городков, о существовании которых знает не каждый, - закончила Любовь Владимировна и замолчала. Д’Арни тоже молчал. Ракитина внимательно смотрела на него, ожидая следующего вопроса. И он спросил:
- Что вы думаете об Алексее Позднякове?
Алексей Поздняков хотел вступить в орден, его кандидатура еще обсуждалась и маркиз не принял решения.
- Иногда мне кажется, он глуп, но порой он высказывается смело... Думаю, в сущности, он романтик. Это имеет свои плюсы – во имя идеала он сделает многое, но с ним много мороки. К тому же, думаю, он не до конца понимает, куда хочет вступить... Впрочем, возможно я не права.
- Сейчас он среди гостей?
- Нет, он не пришел. Но думаю, на вечере у Воронова он присутствовать будет, - немного помолчав, она спросила – Вы придете?
- Почему бы и нет, давно я не появлялся в свете...
- Я позабочусь о приглашении, - сказала Любовь Владимировна.
Маркиз кивнул. Он встал и направился к двери, но в нескольких шагах остановился. Обернувшись, он спросил:
- Любовь Владимировна, позвольте задать еще вопрос?
Его подчеркнутая вежливость насторожила ее.
- Да, конечно.
- Зачем вам все это? – неожиданно и просто спросил он.
- Что Это? – не понимая, спросила Любовь Владимировна.
- Орден, передача писем... Для чего вам это?
Она не ожидала такого вопроса, и ответила не сразу:
- Я не хочу быть одной из толпы, серой, однородной... пусть даже эта толпа – высшее общество... Я хочу что-то делать для людей, что-то полезное и нужное...
- И что же? Вы добились этого? – прервал он ее.
Любовь Владимировна молчала. Странно она не знала, что ответить... Чего она добилась, находясь в ордене уже столько лет? Что она сделала для достижения своих целей? Она не знала...
- Впрочем, мне можете не отвечать, - сказал маркиз и вышел.
Любовь Владимировна смотрела ему вслед, затем механически подошла к окну и стала открывать его. Мария могла зайти к ней, а здесь дым от сигары...
Она открыла окно, и свежий холодный воздух сразу же проник в комнату. Он приятно холодил лицо и успокаивал мысли. Любовь Владимировна направилась к двери, она почти забыла о гостях, а ведь она хозяйка дома и прятаться от гостей очень некрасиво. Проходя мимо зеркала, она обернулась, посмотрев на свое отражение. Перед ней стояла дама 36 лет, выглядела она намного моложе, у нее была чистая белая кожа и красивые карие глаза, темно-бордовое платье идеально сидело на ней ее и подчеркивало ее женственную фигуру с тонкой талией, шею украшало колье с рубинами, алыми, как кровь и такими же серьгами. Она была красива. Любовь Владимировна вглядывалась в свое отражение, затем улыбнулась, холодное лицо стало теплее, лед в глазах исчез, появился образ добродушной и милой хозяйки, именно такой ее должны видеть гости. «Маска гостеприимной хозяйки» - подумала она.
«Для чего вам это?» - вспомнились слова маркиза, они прозвучали настолько реально, что казалось, маркиз находится в этой комнате. Улыбка исчезла с ее лица. Она гордо откинула голову, пытаясь отогнать неприятные мысли, и вновь посмотрев на свое отражение, поправила прическу. «Чего вы добились?» - несмотря на ее усилия снова послышались слова. «Чего я добилась? Что я сделала?» - откуда-то из глубины сердца вырывались мысли, они обжигали и требовали ответа, но Любовь Владимировна боялась ответить.
Маркиз ушел, но остались его слова, они витали по комнате и мучили Любовь Владимировну. Они проникали глубоко в сердце, чего она никогда не допускала, и пронзили его болью. И впервые за столько лет по щеке потекла слеза. Она смотрела на свое отражение, и не могла понять, кого она видит. Конечно, перед ней стояла дама из высшего общества, вдова Любовь Владимировна Ракитина... Но лицо, пусть красивое, но это не ее лицо, а одна из тысячи масок, в которых она сама запуталась, и уже сама она не могла понять, где ее настоящее лицо... Оно потерялось за бесконечным круговоротом заготовленных улыбок, фальшивого умиления и добродушия, лживого удивления и привычной холодности...
С болью вспомнила она девушку с веселыми жизнерадостными глазами, с сердцем, горящим надеждой, надеждой на счастье, на исполнение желаний, пусть невыполнимых, но все же... с духом, готовым идти и в огонь и в воду, ради своих целей и идей...
А теперь, что осталось от этого? Ничего... Все было сломлено, сломлено и растоптано, тем, что называется жизнью.
Все, что так давно было спрятано в самых глубоких и темных уголках души, что хранилось под большим замком, и ни при каких обстоятельствах не выпускалось, теперь выплывало... И Любовь Владимировна с безмерной горечью и болью понимала, что, в сущности, она слабый человек, она не смогла пройти препятствия, посылаемые судьбой, не смогла сохранить свои нравственные ценности и лучшие качества. Ей было легче спрятаться, и она спряталась и больше не боролась...

Глава 9, которая полностью посвящена madam Ракитиной
Выросла Любовь Владимировна Ракитина, в девичестве Опраксина в имении О. .Край этот был теплым, и большее время года здесь светило солнце. В семье бывшего военного Владимира Опраксина было трое детей: Наталья, Дмитрий и Любочка. Люба, как младшая, была всеобщей баловницей, даже строгий и своеобразный отец безмерно любил ее. Детство прошло, как легкий сказочный сон. И порой, стоя у зеркала, и смотря на себя, она не узнавала свое отражение. От маленькой девочки с большими карими глазами и непослушными кудрями, вечно выбивающимися из косичек, пожалуй, остался только неистребимый румянец на щеках и веселый блеск в глазах.
Семнадцатилетняя Люба была девушкой необычной, и в округе, хоть ее и любили, но считали странной – где еще можно было найти девушку, спорящую наравне с мужчинами и готовую пойти на пари ради утверждения своих идей. Сестра Любы Наталья – красавица и умница – вышла замуж по настоянию отца, весьма выгодно. Поэтому, Люба искренне верила, что ее судьба в ее руках, и отец противиться ее выбору не станет. Дмитрий пошел по стопам отца и состоял на военной службе. Приезжал он очень редко, и Люба безмерно скучала по нему. Он тоже скучал и по возможности присылал ей всевозможные гостинцы. Наташа присылала ей (по личной просьбе сестры) разные интересные книги.
Любовь Владимировна выросла весьма своенравной девицей, оттого, что ее слишком баловали в детстве, считал Владимир Опраксин. Только послушайте ее, что за мысли... Как-то она даже вздумала говорить с ним об облегчении крестьянского труда. Каково?
Сама Люба была другого мнения. И сейчас она боролась, по крайней мере, пыталась бороться с теми, кто считал, что дамские головки лишь для шляпок и нечего забивать их всякой ерундой. И первым из них был ее отец. В его понятие о «ерунде» входило все то, чем интересовалась его младшая дочь, а именно разные науки, в основном биология, а также философия и литература. Против наук он, конечно, ничего не имел, сам интересовался открытиями и нововведениями, но его дочь... пусть лучше вышивает и выбирает наряды.
С детства Любовь Владимировна полюбила все русское: и праздники, и обычаи, и природу. Во многом это произошло под влиянием Дарьи, которая вырастила ее. Она часто рассказывала ей народные сказки, и эти вечера маленькая Люба любила особенно. В детстве она частенько играла с крестьянскими детишками, за что получала замечания от матери. На Ивана Купалу она, вместе с деревенскими девушками, пускала венок в реку и иногда сидя в комнате, с завистью смотрела на девушек и юношей, которые беззаботно прыгали через костры и танцевали. (Конечно, крестьяне были далеко не беззаботны, но Люба по возрасту всего не видела). Несколько раз, ночью тайно, так, чтобы не узнала маменька, она гадала вместе с девушками на «суженого ряженого».
А недавно, она познакомилась с сельским знахарем, он лечил крестьян травами и их настойками. И люба очень заинтересовалась этим, она хотела связать народные методы лечения с научной медициной. Она, действительно считала, что медицина может позаимствовать у народа много полезного и на основе собранных сведений могут послужить основой для создания новых вакцин. Она поделилась этими мыслями с местным доктором, но он отнесся скептически к ее словам.
Таким образом Любовь Владимировна оставалась в своих рассуждениях одна, порой она печалилась из-за этого, но все же верила, что докажет – женщина способна на многое…
Молодежь округи часто собиралась в саду у Ротниковых. Этот сад был особенным местом, здесь проходили самые веселые вечера, потому как собиралась в основном молодежь. Здесь много танцевали, разговаривали и смеялись. Разговоры здесь велись легкие и несерьезные, но каждый любил эти вечера особенно, потому как жизнь здесь казалась веселой и беззаботной. А сколько несмелых признаний в любви слышал этот сад, и сколько первых, самых скромных и чистых поцелуев он видел? Впрочем, обо всех этих секретах знал только сад.
Люба тоже бывала здесь. Но в отличие от других девушек, порой она высказывала свои смелые и, как считали некоторые, дерзкие идеи. В один из таких вечеров Люба познакомилась с гостем Ротниковых – Михаилом Беженским. Он был не таким, как другие молодые люди, чаще он молчал, но когда говорил что-то, это было всегда к месту. У него были необычные глаза – это первое, что заметила в нем Люба. Тогда она еще не знала, что это знакомство изменит ее дальнейшую жизнь.. В первый раз она кажется, спросила: «Если вы так умны, отчего не выскажите свое мнение?» Он тогда ответил, что не будет лезть со своим мнением, если оно не интересно другим. Это было сказано в ее адрес, она, действительно «влезла» в недавний разговор и он это, видимо заметил и запомнил. Впрочем, другие не обратили внимания на этот намек, и кто-то сказал, что его мнение очень даже интересно, и разговор продолжился. Она по-детски обидно надула губки и молчала, он что-то говорил, при этом смотрел на нее. Когда он увидел искры гнева в ее глазах, то очень мило улыбнулся, что еще сильнее разозлило ее.
Всю ночь она думала о нем. «Тоже мне... Вечно молчит, а тут решил сострить...».
На следующее утро она решила прогуляться к знахарю, жил он чуть дальше деревни, и Люба часто навещала его. Набрав в корзину пирожков и булочек, а, также положив кувшин свежего молока, она направилась к нему. Нужно было поторопиться, чтобы маменька, которая вставала поздно, не узнала. Вскоре ее догнал песик, и весело виляя хвостом, пошел рядом. Встречные крестьяне улыбались и здоровались с молодой барышней, она тоже здоровалась в ответ и справлялась о здоровье и делах.
Люба шла по тропинке, солнце начало проглядывать сквозь ветви деревьев и она, вдохнув аромат утра, подумала: «Чудное утро». Неожиданно она услышала топот лошади, она обернулась и увидела Михаила Александровича. Он спешился и поздоровался.
- Доброе утро Любовь Владимировна! Не ожидал увидеть вас?
- Отчего же, наверно вы не знаете, но вы проникли на землю, которая принадлежит Владимиру Опраксину.
Он смотрел на нее, и глаза его улыбались.
- И за это приношу глубокие извинения. Я заплутал в этом лесу, - он помолчал, и добавил с улыбкой - но не жалею. Не поможете мне?
- Я непременно помогла бы вам, но, боюсь, очень спешу, - сказала она, причем ее «непременно» прозвучало как «никогда».
Куда же вы так спешите? – поинтересовался он. Он явно не собирался уходить, и Люба начинала злиться.
- Вряд ли вас это может заинтересовать.
- Отчего же?
- Вы задерживаете меня, - помолчав, сказала девушка. Люба представила, как будет злиться маменька.
- Тогда разрешите проводить вас. Вы, кажется одна? Не боитесь...
- Я не одна, - прервала его Люба, она указала на песика, который весело бегал вокруг хозяйки. - А бояться мне нечего. Впрочем, если хотите, пойдемте... Только, прошу вас быстрее...
Она быстро пошла вперед, он шел рядом. И если Люба шла быстро, то для него это был обычный прогулочный шаг.
- Вы, кажется, злитесь на меня? – просто спросил он.
Она резко посмотрела на него:
- Вы ошибаетесь. А вот и дом...
Среди деревьев показалась хиленькая избушка.
- И кто же здесь живет? – с интересом спросил Михаил.
- Очень интересный и умный человек. Я вас познакомлю...
Люба постучалась, никто не ответил, тогда она попробовала сама открыть дверь, но та оказалась заперта. Обычно хозяин оставлял дом открытым, но сегодня он наверно вернется только ночью...
- Жаль, но его нет...
Люба положила корзину на крылечко дома.
- И кто же этот интересный и умный человек?
- Если бы вы знали, скольким он помог... – начала девушка.
Люба и не заметила, как между ними завязался разговор. Михаил Александрович оказался внимательным слушателем и интересным собеседником. Когда она рассказывала о своих идеях, он с интересом слушал ее, задал несколько вопросов, потом сам рассказывал об американских племенах.
А потом они часто встречались в саду у Ротниковых. Они много разговаривали, Люба впервые встретила человека, который так внимательно и серьезно слушал ее, без иронии. Ему были интересны ее мысли и суждения.
Иногда, разговаривая с другими, их взгляды встречались; он улыбался ей, она отводила глаза...
Люба с каким-то трепетом ждала каждого вечера и бывала очень рада, когда он со старшими Ротниковыми заходил к ним в гости.
А еще бывали прогулки – она показывала ему самые красивые места, знакомила с дорогими ей людьми. Они могли быть вместе часами, и не наскучить друг другу. Иногда они спорили, горячо, по-молодому, а потом весело смеялись. И Люба не заметила как полюбила его, его открытые глаза, его высокий лоб, его темные волосы...И уже не представляла она, как жила без него, и страшилась мысли расстаться с ним... В один чудный день, в пылу ссоры, они посмотрели друг на друга, как-то особенно. Она замолчала, а он приблизился и поцеловал ее. В тот день она впервые услышала слова любви, и впервые сама сказала их. Она была счастлива очень, очень... Порой она боялась этого счастья, боялась, что оно закончится. Часто она представляла себе свою семью, счастливую и любящую, в которой царит идиллия... Так прошла чудесная неделя, неделя, полная тайных свиданий, опущенных взглядов, блестящих от счастья глаз, веселого смеха, несерьезных и легкомысленных разговоров, скромных поцелуев, и всего того, что связано с первой, самой чистой любовью.
А потом он сделал предложение руки и сердца. Люба много раз представляла это себе, но все равно это прозвучало так неожиданно, что на глаза отчего-то накатились слезы.
- Отчего ты плачешь, милая?
Она несмело обняла его
- Обещай... обещай мне, что мы всегда будем вместе... всегда всегда
- Я жизни не представляю без тебя, я люблю тебя, ты моя Люба, моя Любовь...
Он нежно прижал ее к себе.
- А что же вы ответите на мой вопрос? ... Любовь Владимировна, Вы станете моей женой? – торжественно произнес он.
Девушка посмотрела ему в глаза и прошептала:
- Да... да, да, тысячу раз да.
«Неужели, мечты сбываются?» - думала она.

Глава 10, в которой Петр и Д’Арни снова сражаются
- Ну вот, наконец, взошло солнце Петербурга, - сказал Д’Арни, увидев вошедшую Ксению. Он встал и галантно протянул руку, Ксения опустила ладонь в протянутую руку и ослепительно улыбнулась. Д’Арни проводил ее к ее месту за столом, она села.
- Возвращаю ваш комплимент - в Петербурге нет солнца.
- Нет, в Петербурге солнце есть. Оно изумительной красоты и позже всех выходит к завтраку.
- Значит, в Лондоне у вас тоже есть такое редкое солнце, - заметила она, глаза ее лукаво блеснули. – Вы расскажете мне о нем?
- В Лондоне у меня есть только дела и друзья
- а также тайны, интриги и заговоры, - продолжила Ксения.
- Ну что вы, от вас у меня нет никаких тайн.

Д’Арни сидел в кресле и курил сигару. Полученные отчеты были уничтожены. Маркиз мысленно их перечитывал, но постепенно дела отошли на второй план, их вытесняли мысли о Ксении... Ксения... единственная и вечная...
Неожиданно в дверь постучали. Адрес квартиры маркиза никому не был известен. Маркиз бесшумно подошел к двери, прислушался и открыл. На пороге стоял Петр, только ему было известно местонахождение маркиза. Но все же Д’Арни был удивлен.
- Петр?
Прошлая их встреча прошла быстро. Петр очень спешил, он успел расспросить о матери, сыне и «был таков».(т.е. ушел)
- А ты неплохо устроился, - сказал Петр, осмотревшись.– У тебя лучше, чем у меня на квартире.
- Это оттого, что я имею понятие о таком слове, как «порядок»
- Да ладно, у меня тоже бывает порядок, иногда, - он оглядел комнату. – У тебя есть вино?
- Есть, - он указал. Петр подошел, достал бутылку вино, два бокала, налил себе и маркизу.
- Мне нужно кое-что узнать у тебя... это касается ордена, - серьезно сказал Петр, садясь на край кресла.
- Конечно, я уж было удивился, неужели брат пришел просто так.
Петр молча смотрел на него.
- Давай так; я выиграю – задаю тебе вопрос, ты - честно отвечаешь, выиграешь ты – задавай свой вопрос, - неожиданно предложил Д’Арни.
- И во что же мы будем играть? – весело, но настороженно спросил Петр.
- Играть? Нет уж братец, мы будем сражаться, - ответил Д’Арни. Он подошел и снял со стены две шпаги. Одну из них он бросил Петру, тот ловко схватил ее.
- Ну что ж ... Я согласен.
- Тогда приготовьтесь, - весело сказал Д’Арни и нанес первый удар, который Петр отбил с ловкостью.
- Я лучше владею шпагой, - сказал он. – Или вы не согласны?
- Ха, - усмехнулся Петр. – В кавалергардском полку я был одним из лучших во владении шпагой.
- О, это имеет большое значение, - усмехнулся маркиз и заметил, что Петр начал злиться.
Петр умело владел шпагой, но Д’Арни превосходил его по мастерству – опыт говорил свое. Его движения были более ловкие и быстрые. Кроме того, он не поддавался чувствам так быстро, как Петр. Когда Петр начинал злиться, это лишь смешило маркиза.
Но в какой-то момент Петр поднес к груди Д’Арни шпагу.
- Неплохо, - заметил маркиз.
Улыбнувшись, Петр спросил:
- Был ли в ордене Михаил Рылов? - это имя слишком часто фигурировало в разных событиях и делах, и всегда он оставался «чистым» и не при чем.
Маркиз задумался. Стоило ли говорить о человек, который в последнее время стал одним из лучших и нужных «игроков» ордена в России.
- Кажется, да, припоминаю это имя, - уклончиво ответил он и ловким, молниеносным движением выбил шпагу из рук Петра. Он улыбнулся, поднес конец шпаги к горлу Петра и сказал:
- Я же говорил – я лучше владею шпагой.
Петр нахмурился.
- Почему ты не приезжаешь в Черкасово? – просто спросил Д’Арни. Он не собирался спрашивать о чем-то серьезном, просто вспомнил просьбу Евдокии Дмитриевны. – Отвечай честно, - напомнил он.
Петр молчал, а потом устало и нехотя ответил:
- Я не хочу встречаться с Ольгой
- Почему?
- Это уже второй вопрос. И отвечать на него я не собираюсь.
- Не забывайте, Петр Иванович, мой клинок у вашего горла, - напомнил Д’Арни.
Петр устало сел в кресло. Он снова помолчал:
- Я боюсь, боюсь того, что снова брошусь к ней, боюсь воспоминаний; я буду в Черкасово, она рядом – в Лопухино, все как раньше... Но в то же время, все не будет как раньше, не может быть, - ответил он.
- Но ведь ты любишь ее, она любит тебя. Так будьте вместе.
Мне не нравится твой поучительный тон, - Петр отошел к столу и налил себе вина.
- Я имею право на такой тон – я старше, - и, ухмыльнувшись, добавил, - должен поучать младшего... неразумного.
Петр бросил в него первое, что попалось под руку – подушку с дивана.
- Иди к черту, - сквозь зубы сказал он. – Все не так просто, как ты думаешь.
Д’Арни схватил подушку. Он повесил шпаги на место, затем сел в кресло и закурил сигару
- А что сложного? Это ты сам все усложняешь. Даже ее муж понял, что вы будете счастливы только вместе, и отпустил ее. А теперь, когда вы оба свободны, ты сам строишь преграды.
- Да еще эта история с Грушей, я чувствую себя виноватым перед ней... – хмуро сказал Петр
- В этом я тебя понять могу, - заметил маркиз.
Петр внимательно посмотрел на него.
- Вас тоже посетило чувство вины? Перед кем же? – подозрительно спросил он.
Уходя, Петр напомнил, что Борис Александрович устраивает семейный ужин, на котором Иван должен присутствовать.


Вернуться к началу
 Профиль  
 
 Заголовок сообщения:
СообщениеДобавлено: 24-12, 23:22 
Не в сети
VIP в агентуре маркиза д'Арни
Аватара пользователя

Зарегистрирован: 15-12, 22:09
Сообщения: 8147
Откуда: Москва. Кремль.
Глава 11, в которой мы встречаем старую знакомую
К особняку Воронова Ипполита Андреевича подъехала карета, впрочем, ничем не отличающаяся от десятков других таких же карет. Из карет выходили кавалеры, дамы в богатых нарядах и драгоценностях, кавалергарды с блистательной военной выправкой, молодые девушки, одетые менее богато, в легких светлых платьях, с блестящими от предвкушения вечера, глазами. Но, вернемся к нашей карете; дверца кареты открылась, и вышел молодой человек, высокий, со светло-каштановыми вьющимися волосами, и светлыми карими глазами, одет он был по английской моде... Но не будем останавливаться на нем, так как интересует нас не он. Молодой человек галантно протянул руку, на которую оперлась маленькая ручка в белой лайковой перчатке. Из кареты вышла белокурая девушка. Молодой человек, а это был младший Воронов – сын хозяина дома, помог девушке сойти с кареты. Девушка мило улыбнулась ему, озарив холодное выражение красивого лица.
- Nikolja, я вам очень благодарна за приглашение. Ожидаю чудесного вечера, как и всегда, - сказала она.
- Поверьте, вы оказали нам честь, приняв (наше) приглашение, - вежливо ответил он.
Она снова улыбнулась.
- Но что представляют собой вечера, устраиваемые моим отцом по сравнению с придворными балами, на которых присутствуете вы.
- Ах, перестаньте, вы прекрасно знаете, что придворные балы ужасно скучны и чопорны.
Теперь улыбнулся Воронов. Он посмотрел на нее, и, предложив руку, сказал:
- Что ж, тогда, прошу вас.
Она оперлась на его руку, еще раз посмотрела на особняк, и гордо вскинув подбородок, вместе со спутником направилась к входу. Парадный вход был украшен симметрично расположенными, колоннами и скульптурами. Особняк был очень красив и богат и внешне, и внутренне. Все в нем гармонировало и создавало образ величественной античности.
Расписанная мебель, стены отделанные дорогими обоями, мерцание тысячи свечей в больших люстрах и подсвечниках – все это было не внове для нее, положение фрейлины говорило свое, но все равно казалось волшебно прекрасным. В парадном зале собрались уже почти все гости. Многие проводили сероглазую девушку вежливыми, и вместе с тем любопытными взглядами. Фрейлина Ее Величества, близкая подруга Екатерины Павловны, которая во всем доверяла ей, о ней говорили разное, некоторые называли ее холодной и высокомерной, другие восхищались ей, но никто не знал какая она на самом деле и что творится в ее душе и сердце гордой полячки... Зося под руку с Николаем Ипполитовичем подошли к гостям и поздоровались. Зося услышала множество комплиментов в свой адрес. Конечно, это были светские комплименты, и большая часть из них было лестью, но выглядела Зося действительно прекрасно. Белое платье со шлейфом и золотой каймой идеально шло ей. Легкие прозрачные ткани струились по талии. Воздушные белокурые локоны были убраны в идеальную прическу. Зося раскрыла веер и оглядела гостей. Ее взгляд задержался на молодом человеке в черном фраке. «Вот и он ...». Зося смотрела на высокого, стройного брюнета, с красивыми правильными чертами лица и с пронзительными темными глазами. Было в нем что-то такое, что привлекало внимание, и хотя, стоял он в окружении дам и кавалеров, среди которых был и хозяин дома Ипполит Андреевич, но взгляд невольно задерживался именно на нем. Он был идеален во всем, вплоть до каждой линии в одежде. Идеально было его красивое лицо, его манеры, но как он был неприятен, более того, ненавистен Зосе... К своему неудовольствию, Зося заметила, что не она одна заинтересовалась новым гостем. Немало заинтересованных и любопытных взглядов было обращено на него, впрочем, он этого казалось, не замечал. Он держал в руке бокал шампанского и внимательно слушал молодого Позднякова, который увлеченно говорил о чем-то. Видимо, Воронов высказал что-то, потому как он прервал юношу, и начал что-то говорить, эмоционально размахивая руками. Затем спросил маркиза, он спокойно ответил. Ситуацию разрядила Элен, сказав что-то улыбаясь. Воронов вздохнул, другие мужчины улыбнулись. Элен продолжала что-то щебетать, многозначительно и кокетливо обмахиваясь веером, и смотря при этом на маркиза. Его жесты, его полуулыбка, взгляд – все это злило Зосю. Она и не заметила, как губы ее сжались, глаза загорелись... В этот момент Д’Арни обернулся, встретившись с ней взглядом, он почти незаметно дернул подбородком и приподнял бокал. Зося немного присела. Он отвернулся и больше не замечал ее. Как неприятно было смотреть на него. Все-таки она не смогла забыть ту унизительную ночь. Гнев и ярость вскипали в груди, когда она вспоминала ее... Как он мог так обходиться с ней, грубо... Ее добивались, ее желали, но он обошелся как с продажной... Ее рука не дрогнула, когда она стреляла в него, если бы ей не помешали...
А теперь он – Глава Ордена Иллюминатов, ордена , который оставался последней надеждой, помощью в борьбе за независимость Польши. Польша, Польша... Все ради тебя... Только ради Польши она и ее брат вступили в орден. Ради нее они прошли столько испытаний. Зося смогла выбраться со «дна», когда миленькая барышня решила ее судьбу и избавила от порки, она смогла дойти до дворца, и стать доверенным лицом Екатерины Павловны...
А теперь Д’Арни возглавляет орден. Ему все равно, что когда-то обещали помочь Польше. «Смотрю на тебя – и никак не могу понять – зачем тебе все это нужно… Ты любишь свою Польшу… Это единственное, о чем ты способна говорить… Тебе нужно стать Жанной Д’Арк: собрать войско, поднять свой народ, устроить бунт, наконец…
-Мой народ не может сам постоять за себя… Наше братство поможет ему…
- Глупости. Иллюминатам нет дела до твоей Польши. Что Польша – если скоро в их власти окажется вся Европа?» - вспомнила Зося слова маркиза. Что после таких слов можно ожидать от него? Почему бы не помочь Великому Мастеру, который пытается заполучить власть? Возможно, если она поможет ему, то получит взаимную помощь и поддержку...
- Здравствуйте, господа! Здравствуйте, дамы! – услышала она рядом голос, но не обратила внимания. Через несколько минут она услышала шепот у самого уха.
- Зося, мне нужно поговорить с вами. – Она обернулась и увидела Сергея Пожарского, признаться изрядно надоевшего ей. Тем более, что он мог помешать ей выполнить то, за чем пришла.
- Сергей? – она улыбнулась.
- Жду вас на балконе. – поклонившись, он взял ее за руку. Затем немного отошел и, извинившись, быстро ушел. Зося посмотрела ему вслед, он ловко взял из ее рук веер – придется с ним поговорить. Она еще раз посмотрела в сторону маркиза. Она заметила, что взгляд его устремлен на миловидную девушку (впрочем, ничего особенно не представляющую собой). Будто почувствовав его взгляд, она посмотрела на него, но тут же опустила глаза. Маркиз еще некоторое время смотрел на нее, потом вернулся к разговору.
- Кто эта девушка? – спросила она стоявшую рядом княжну, указав на Марию.
- Дочь Алексея Ракитина – Мари. Ее брат Виктор сейчас в полку П.И.Багратиона. Говорят, ее мать очень переживает. Сейчас отношения России и Франции на острие ножа. Она и ее супруг хотели, чтобы единственный сын был на государственной службе, но он сделал другой выбор. Алексей Ракитин стоит рядом с Ипполитом Андреевичем, Борисом Александровичем и этим интересным незнакомцем. - она указала на маркиза.
- Чем же он интересен?
- Есть в нем что-то притягательное. Вам так не кажется?
- Нет.
Зося посмотрела на Ракитину, она была несколько бледна.
« Интересно. Нежели, эта невзрачная девушка – новая пассия маркиза? Быть не может. Что такого человека, как Д’Арни может привлечь в ней?»
Зося вспомнила о Пожарском и, извинившись, направилась на балкон. Она сразу же заметила фигуру Сергея. Он, услышав ее шаги, тут же обернулся.
- Зося, почему ты так долго?
- Долго?
Он подошел к ней совсем близко и прошептал;
- Зося, не мучайте меня, - он обнял ее за талию и приблизился с поцелуем, но Зося ловко выскользнула.
- Кажется, вы забрали мою вещь, - напомнила она.
- Ах, веер, - он достал его. Зося потянулась к нему, но ловко схватил ее за руку и притянул к себе.
- Вы пришли только из-за веера? – не дождавшись ответа, он поцеловал ее, прижав к себе. – Зося, как ты нужна мне... – шептал он, вдыхая воздух и снова целуя. Наконец Зося высвободилась.
- Не здесь, - сказала она вздохнув. Она раскрыла веер и отвернулась.
- Ты избегаешь встреч со мной, - он подошел к ней, и, встав за спиной, поцеловал в шею.
- Потом, потом... Слышите музыку, начались танцы – я хочу танцевать, - сказала она, и быстро направилась в бальный зал.
Действительно начались танцы. Как и полагалось, танцы открывались хозяином дома с почетной гостей, затем следовали другие пары. Зося оглядела гостей; маркиза нигде не было...
Зося выскользнула из зала. Комнаты в доме располагались анфиладой. Девушка тихо пробралась в первую комнату. Тут же она услышала голоса и скрылась за громоздкой бархатной шторой. Голоса принадлежали Ипполиту Андреевичу и его супруге Наталье Петровне.
- ... такие люди, как Черкасов сейчас нужны России; молодые, энергичные, умные...
- Но, дорогой, его происхождение... - Наталья Петровна поправила воротник мужа.
- Плевать на слухи. Лично я всегда буду рад видеть его у себя...
- Ну вот, вы потеряли одну запонку, - заметила Наталья Петровна – Я, кажется, видела почти такие же в вашем кабинете. Я сейчас схожу.
- Не надо. Там сейчас Черкасов с Меньшовым, не мешайте им, запонки потом. Пойдемте к гостям, – немного поменяв тон, он добавил. - Наталья Петровна, право, сегодняшний вечер очень удачный, и пусть Владимир Алексеевич только скажет, что у него бывают лучшие вечера... – Ипполит Андреевич засмеялся. Улыбнулась и его супруга:
- Ах, в душе вы все такой же задористый мальчишка... – супруги вышли. Следом выскользнула и Зося. « Значит в кабинете. Где здесь кабинет?»
- Что-то еще?- Д’Арни сидел за столом из красного дерева. Кабинет, как и все в доме был обставлен по моде. Были здесь и вещицы с Востока. Увидев, что Меньшов хочет сказать еще что-то, маркиз спросил его
- Теперь мы уверены, что против вас кто-то собирает наших людей.
Д’Арни посмотрел на него исподлобья:
- Интересно. И кто же выступает против меня?
- Я честен с Вами, поэтому скажу прямо - многие не вполне довольны вашей политикой, считая, что она стала мягче и не охватывает прежних целей.
- Значит бунт?
- Нет, мало кто посмеет пойти против вас. Всем известно, что вы считались приемником Спартака, кроме того...
- Но все же кто-то нашелся. Кто?
- Я еще не уверен, поэтому позвольте пока не отвечать на ваш вопрос. Из человека, пытавшегося следить за вами, выбить практически ничего не удалось, как вы и говорили, ему самому ничего не известно. Но, думаю, кое-что выяснится.
- Хватит говорить загадками. Они меня утомляют. Что по существу?
- Никаких загадок. Дайте мне несколько дней.
Маркиз жестом приказал замолчать и указал на дверь. Меньшов тихо подошел к двери и открыл. На пороге стояла Зося, Меньшов ослепительно улыбнулся:
- Зося, не ожидал увидеть вас здесь... Приятно удивлен.
- Здравствуйте, простите, я невольно нарушила ваш разговор...

Глава 12
Борис Александрович называл его Иваном. В его внешности, действительно угадывались, какие-то черты Ивана, и как он не замечал этого раньше? Иван... Мог бы Князь Курагин представить, подумать когда-нибудь, что будет так относиться к нему, вот так сидеть за одним столом на «семейном», как ему нравилось называть этот вечер, ужине...
Иван, Иван, друг мой, наверно сейчас ты счастлив, твой первый сын, сын от самой большой и наверно единственно настоящей любви стал членом семьи. Теперь ты наверно можешь успокоиться...
Борис Александрович сначала был удивлен, как быстро Евдокия Дмитриевна полюбила Ивана (Иван.) (хотя она не знала о нем и половины)... Но что удивляться, Евдокия Дмитриевна, голубушка, обладает таким сердцем, что его любви хватит на всех... В то же время Борис Александрович видел, как искренне к ней относился сам Иван, как глубоко он уважает ее и ценит... А как к нему привязался Петруша. Мальчик все время ходил за ним, мешал ему, а он, казалось, только рад... Когда князь впервые увидел, как Иван играет с Петрушой, он не поверил глазам. Что общего было у этого человека, играющего с ребенком с холодным жестоким маркизом Д’Арни...
Да, Борис Александрович изменил мнение о нем. Он увидел, что Ивану дорого само понятие «семьи»... Но, в то же время... В то же время, проницательность князя говорила и другое; как бы он не хотел стать Иваном Черкасовым, маркиз Д’Арни и все, связанное с ним не могли просто так и сразу отпустить его... Что бы он не говорил, Борис Александрович был уверен, что-то связывает его с орденом... Впрочем, вмешиваться князь не хотел и не собирался. Иван сам должен понять и решить, что для него важнее...
На ужин Иван и Петр пришли вместе. Два человека, считавшие когда-то себя врагами, и ставшие братьями... Разговор, сначала был все больше светский. Курагин расспрашивал о делах Ивана, о службе Петра, потом заговорили о политике. Конечно, первый вопрос касался отношений России и Франции, потом Кавказа. Д’Арни высказывал очень недурные мысли, а в какой-то момент Борису Александровичу показалось, что он говорит о России с некоей теплотой; неужто заговорили русские корни и чувство Родины, или все же показалось?
Вскоре вечер принял более семейный тон. Борис Александрович вспоминал истории из молодости, рассказывал о былых временах, о первой встрече и знакомстве с Иваном (Егор.). Когда он заговорил о Евдокии Дмитриевне, уже Д’Арни уловил, как изменилось его лицо и его голос. Казалось, он рассказывает, а сам переживает все заново...

Несколько дней спустя. Ночь.
Гостиная Черкасово... Сколько важных моментов жизни проходило здесь. Первые семейные обеды молодой Евдокии и Ивана... Первые шаги Петеньки, да да, именно здесь, это было так неожиданно и так памятно... Тихие вечера с Петром и Варей... Столько воспоминаний... А теперь здесь бегает Петруша, снова семейный обед, но теперь с нами два новых члена семьи – Петруша и Иван. Солнечные лучи проникают сквозь большие окна гостиной и весело играют на столовом серебре. На стол накрывает Дарья. Евдокия Дмитриевна разговаривает с Иваном, Петр возится с сыном. Наконец, Петр усаживает Петрушу рядом. Евдокия Дмитриевна берет Ивана и Петра за руки, и, улыбаясь, говорит, что очень счастлива. Воспользовавшись, тем, что отец отвернулся, Петруша соскользнул со стула и, смешно перебирая ножками, подбежал к Д’Арни, и спрятался за его стулом; ему очень хочется, чтобы отец еще поиграл с ним. Выглянув из-за спинки стула, он снова отбежал к двери. Что происходило дальше Евдокия Дмитриевна осознает с трудом. Сначала она просто обернулась, и увидела, что у Дарьи выпал поднос из рук, посуда, звонко упав, разбилась. Евдокия Дмитриевна встала и уже хотела было сделать замечание, но увидела то, что так напугало девушку. Один за другим, в гостиную вошли несколько мужчин, одетых в черное, в руках некоторых она заметила, как блеснула сталь клинка.
- Что все это значит? – громко сказал Петр, встав.
- Кажется, у вас вещь, вам не принадлежащая? – сказал мужчина, который стоял впереди остальных, смотрел он при этом на Ивана. Д’Арни встал, искоса взглянув на Петрушу; мальчик стоял у стены, непонимающе глядя большими зелеными глазами на вошедших.
- Где же он может быть, - громко сказал он бессмысленную и непонятную фразу, однако казавшуюся бессмысленной на первый взгляд. Мальчик, услышав знакомые слова, подумал, что с ним играют, и тут же спрятался под столик с бумагой, стоявший в углу. Так он оставался менее заметным для вооруженных людей. Заметив это, маркиз ровным тоном сказал:
- У меня нет ничего такого.
- Может, стоит вам напомнить? – человек подошел ближе, приказав жестом что-то своим людям – Перстень! Верните его нам!
- Вы еще пожалеете, - спокойно сказал Иван, он посмотрел на Петра (тогда Евдокия Дмитриевна и заметила какую-то ярость в его глазах)... Что произошло дальше Евдокия Дмитриевна помнит как в тумане...
Она не могла понять, что происходит... Как-то растерянно и с немым ужасом она смотрела на этих людей с оружием, которые пытались окружить их. Она перевела взгляд на Петра и Ваню. Этот человек говорил о каком-то кольце. Кольце? При чем тут кольцо? Время шло как-то странно, порой, оно, казалось, замедлялось, а порой проходило мимолетно... Евдокия Дмитриевна едва заметила, как Ваня, посмотрев на Петра, каким-то молниеносным движением, кажется что-то бросил, отчего двое мужчин упали. Петр ударил человека, стоявшего за спиной. Как- то мимолетом услышала она, как Ваня крикнул Пете, чтобы тот увел Евдокию Дмитриевну и Петрушу. И, действительно, Петр, прикрывая собой, мать и сына, направился к выходу. Неожиданно раздался выстрел...
Евдокия Дмитриевна резко открыла глаза. За окном шелестела еще не опавшая листва, шумел ветер, все было спокойно... Евдокия Дмитриевна глубоко вздохнула. Снова этот кошмар... Каждый раз, кажется, что переживаешь все заново, а так хочется забыть...
Евдокия Дмитриевна встала, глаза постепенно привыкали к темноте, она нашла шаль и, укутавшись, села в кресло. Ночь была не по-осеннему лунной. Евдокия Дмитриевна смотрела в окно, печальные мысли все больше одолевали ее. Она встала и зажгла несколько свечей, затем достала из шкатулки аккуратно сложенные листы бумаги. В тусклом свете отразился красивый ровный почерк. Это было письмо от Вани, перечитанное уже несколько раз.
Евдокия Дмитриевна снова села в кресло и начала читать письмо, постепенно мысли успокоились. Ваня спрашивал о делах в Черкасово, о здоровье Евдокии Дмитриевне, о Петруше... Петруша, скучает очень, он ведь привык дядя всегда рядом, а Иван наверно привезет ему кучу подарков, как обычно...
Ваня писал о Петре, все дела, дела, служба такая... Но обещал, что приедут они вместе. Вот и славно. Приехать собирается и Аглая Ланская. На сколько ее хватит на этот раз в глуши? Но каждому ее появлению Евдокия Дмитриевна бывала всегда рада...
Евдокия Дмитриевна улыбнулась; Борис Александрович пригласил Ивана и Петю на ужин. Борис Александрович... Евдокия задумалась, за столько лет она научилась заставлять сердце не думать о нем... А сейчас задумалась... Вспомнила их знакомство, встречи, разговоры между строк... А если бы... Нет, нет, о чем это она. Все так, как должно быть. На все Воля Божья...
Евдокия снова вернулась к письму Ивана. Глаза бегали по словам, строкам. Она живо представила ужин, это заставило ее улыбнуться. Но все же слова поплыли перед глазами, и по щеке скатилась слеза...
Евдокия Дмитриевна не знала, что Иван рассказал не обо всем. На ужине Петр сообщил, что отправляется в гвардию.

Глава 13
К имению Черкасово подъехала карета. Евдокия Дмитриевна стояла у окна гостиной и, увидев карету, очень обрадовалась. После полученного письма от Ивана, она ждала их каждый день. И вот, наконец. Евдокия Дмитриевна быстро вышла из дома, перед ней выбежал Петруша. Из кареты вышел Иван и закрыл за собой дверцу. А где же Петр?
Тем временем, Петруша подбежал к Д’Арни, тот подхватил его на руки и улыбнулся. Мальчик надул губки, и с обидой сказал:
- Ты почему так долго не приходил? – сейчас он чем-то был очень похож на Петра.
- А ты скучал? – Д’Арни поднял его выше и подкинул на руки. Мальчик весело засмеялся, и Д’Арни посадил его на плечи, держа за руки.
- Бабушка, посмотри какой я большой, - крикнул он Евдокии Дмитриевне.
- Вижу, миленький. Ваня, а где же Петя?
- Он сейчас подойдет. Петр решил пройтись по родным местам.
Петруша снял с Д’Арни шляпу и надел ее, тут же его головка утонула в ней.
- Малыш, хочешь посмотреть, что я привез тебе?
- Хочу.
- Тогда пойдемте в дом, Евдокия Дмитриевна... – он посмотрел на нее.
- Да, конечно, милый... – сказала она, еще раз обернувшись.
Евдокия Дмитриевна расспрашивала о делах в Петербурге. Петруша сидел рядом с Иваном, с интересом рассматривая какую-то игрушку. Иван иногда поглядывал на него и улыбался.
- Почему не встречаете? – услышав родной голос, Евдокия Дмитриевна встала.
- Петенька, - прошептала она, быстро подошла и обняла сына, с улыбкой стоявшего на пороге.
- Ну-ка, беги к отцу, - сказал Д’Арни Петруше и помог слезть с дивана. Мальчик подбежал к отцу, и тут же был поднят на руки.
Вечер этого же дня.
Оля, удобно устроившись в кресле, вышивала. Иголка быстро и ловко двигалась в ее пальцах, стежки ложились ровно, и вышивка становилась красивее.
- Здравствуйте, Ольга Николавна, - услышала она за спиной знакомый голос и быстро обернулась. Увидев Петра, стоящего за низеньким окном, она радостно улыбнулась.
- Здравствуйте, Петр Иванович, - сказала она. Появление Петра было очень неожиданным и безумно приятным.
Петя смотрел на нее, а видел другую Олю, Оленьку из прошлого, когда их ничто не разделяло, и себя он тоже чувствовал мальчишкой. Как-то невольно он улыбнулся ей в ответ. Как давно он не видел ее такой, когда все ее лицо улыбается, когда ее голубые глаза светятся...
- К вам можно? – поинтересовался он, она кивнула. – Мне войти через дверь или можно вспомнить былое?
- Бабушки нет. Так, что можно через окно, как раньше.
Тут же Петр ловко перемахнул через окно и оказался в комнате. Он осмотрелся.
- Тут все изменилось. Само имение изменилось. Я и не узнал в нем старого обветшалого Лопухино.
- И это потребовало немало усилий. – Ольга говорила правду.
После развода с мужем, Ольга не знала, что делать и как жить дальше. В петербургском особняке Монго-Столыпина она оставаться не хотела, слишком много воспоминаний хранил этот дом. И она вернулась в родное Лопухино. Ольга уезжала отсюда простой деревенской девушкой, еще совсем не знавшей жизни, мечтавшей о счастье, а приехала совсем другой. Но было в этом доме что-то такое, что заставляло верить, ждать лучшего. За годы замужества она приезжала сюда совсем редко, а теперь, вернувшись после развода, она почувствовала прилив новых сил. Имение, в котором она выросла, обветшало, крыша дома протекала, стены в правом крыле осыпались. Ольге очень захотелось вернуть жизнь этому дому, благо, теперь средства, оставленные Монго-Столыпиным, это позволяли. И это ей удалось.
- Вы умница, Оленька. Во всем разобрались, все привели в порядок.
- Мне очень помог Иван Иванович, а сейчас помогает Евдокия Дмитриевна.
Петр посмотрел в окно, из которого проникал легкий ветерок, приподнимая занавеси.
- Оленька, давайте прогуляемся. Вы не против? – неожиданно предложил он.
- Хорошо, - согласилась Ольга, - Сейчас надену шляпку.
Спустя несколько минут они медленно шли. Каждое место было здесь знакомо и памятно, каждая тропинка навевала какие-то воспоминания. Они вели неспешный разговор на посторонние темы, при этом избегали прямых взглядов, и все больше смотрели по сторонам. Разговор был невыносим, и для нее, и для него. Но никто не пытался заговорить о том, что так просило вырваться из сердца.
Петр спросил об Аннушке. Ольга стала рассказывать о ней. Она говорила о ней с огромной любовью, которая может быть присуща только матери. Она рассказывала о ее словах, о поступках, о том, как они дружат с Петрушей.
- Совсем как мы когда-то, бегают друг к другу, играют вместе. А потом Иван Иванович приводит ее домой. А недавно Петруша... – Ольга рассказала ему забавную историю о Петруше. И Петр поймал себя на мысли, что пропустил много важных моментов в жизни сына.
Они подошли к небольшому обрыву, внизу шумела река. Отсюда открывался дивный вид на закат, и очень часто они вместе с Варей и Степаном сидели здесь. Возникло неловкое молчание. Оля смотрела на закат, потом на небо, которое постепенно затягивалось тучами.
- Сейчас пойдет дождь, пройдемте в дом, - сказала она.
- Оля, - Петр рассказал ей о том, что «отправляется» в полк.
Они впервые посмотрели друг другу в глаза.
- Но там ведь сейчас военные действия?
- Да... Поэтому я и ...
- Но тебя ведь могут... – слово «убить» она не произнесла, - ты ведь... ты на государственной службе, - она смотрела на него, и глаза ее бегали.
- Оля, я сам просил императора...
- Но зачем... зачем?
- Так нужно... Это мое решение.
Снова возникло молчание. Оля отвела взгляд и опустила голову.
- Петя, я же умру, если с тобой что-нибудь случится... – неожиданно в сердцах сказала она, посмотрев ему в глаза
- Ну, что ты говоришь такое...- голос его стал мягким, взгляд изменился. Он осторожно притянул ее к себе и обнял. Так они и стояли молча, она, склонив голову у него на груди, он, нежно прижимая ее к себе, пока не начали падать первые редкие капли дождя.
- Оля, пойдем в дом, начинается дождь. – Оля кивнула, и они направились к имению.

Они стояли в коридоре. Они знали, что нужно поговорить, но молчали. Оля подошла к окну и, задумавшись, сказала:
- Петя, а помнишь тот вечер, шел дождь, быстро потемнело, и только удары грома освещали все... и казалось небо упадет... а мы сидели в беседке, прижавшись, друг к другу...
- ... только тогда была весна... - заметил Петр, он подошел к ней и посмотрел в окно. Небо было покрыто темными тучами, тяжелые капли теребили еще не опавшую листву.
- и нам было по 17... и все казалось простым и ясным... – задумчиво продолжала Оля, и смотрела на него.
-... и не было никаких преград, – Петр тоже смотрел на нее.
- пусть они останутся в прошлом...
- пусть все останется в прошлом, - Петр взял ее руку и поцеловал.
- а что сейчас?
- а сейчас есть только ты и я... – он притянул ее к себе и,

Глава 14. Перед отъездом.
Черкасово... Как оно преобразилось за эти дни. Наполнилось новой силой – жизненной силой. Все чаще здесь можно было услышать смех, легкие разговоры, чаще проходили семейные вечера, утренние прогулки. Иногда казалось, время повернулось вспять, чтобы дать возможность пережить еще раз какие-то приятные минуты жизни. Но то было лишь видимостью...
Как когда-то раньше, прогуливались по знакомым местам Петр с Олей. Но сейчас не могло быть, как раньше. Сейчас и Петр, и Ольга стали другими, исчезла та беззаботность, и непринужденность, они стали взрослее, изменились их взгляды, мнения, изменилась их жизнь... Теперь у Пети был Петруша, у Ольги – Аннушка. Казалось бы, что же сохранилось, что осталось неизменным? Взгляды, слова, прикосновения... все говорило о том, что осталось самое главное – любовь...
Варя... Они с Мишелем приехали недавно. Было очень приятно замечать, с какой заботой относится к ней Мишель. Варенька скоро станет матерью. Сына они решили назвать Алексеем. Когда Петр услышал это имя, он несколько погрустнел, наверно с этим именем у него связаны какие-то свои воспоминания. Варя будет хорошей мамой, правда с некоторыми новшествами в воспитании. Недавно она поделилось с Евдокией Дмитриевной своими планами воспитания ребенка, чем привела ее в немалое удивление. Слушая, ее Евдокия Дмитриевна улыбалась. Варя... что бы ни было, оставалась все той же юной Варенькой, непохожей ни на кого. Сейчас она рассматривала коллекцию бабочек, которую она собирала когда-то в Черкасово, и оставленную ею здесь. Эта коллекция хранила в себе множество приятных воспоминаний и Варя все чаще с грустной улыбкой вспоминала Степана... Также Варя нашла свои старые записи, какие-то заметки, и увлеченно рассматривала их, рядом с ней находился Мишель. Евдокия Дмитриевна заметила, что мнения Вари и Михаила совпадают очень редко, впрочем, эти споры бывают интересны им обоим.
К Михаилу очень быстро привязалась Аннушка. А вот Варя не понравилась Петруше. Сначала он посчитал ее толстой, как кухарка Лена в Черкасово. Потом, заметив, что ей уделяется немало внимания, невзлюбил ее окончательно.
Очень часто Черкасово посещал Платон Платонович Толстой. Евдокия Дмитриевна пыталась убедить его остановиться у них, даже выделила ему комнату, но он решительно отказался, и жил в Невревке.
Те несколько дней, которые оставалось провести кавалергардам с семьей, были действительно счастливыми, по-крайней мере таковыми казались. Разговоры о политике совсем не велись. Казалось, каждый пытался оградить друг друга от преждевременных переживаний. И только мысль о том, что все это скоро кончится, тяжело нависала над душой. Нет, нет, да и прольется слеза из глаз и незаметно ее смахнет платочком Евдокия Дмитриевна. Она пыталась отогнать от себя тяжелые мысли, но они не желали оставлять ее. А что, если больше не смогут они вот так собраться вместе? Как жить, если с Петрушей что-нибудь случится? Каждый раз сердце пронзала боль, когда она вспоминала тот год, когда Петя потерял доброе имя, когда ее сын умер для всех. Кажется, она и не жила тогда, а просто существовала, существовала и ждала, ждала, ждала...
А если что-нибудь случится с Михаилом? Как будет Варя?
******
За окном моросил дождь, солнце скрылось за облаками, и было ясно, что сегодня оно больше не выглянет. Не смотря на это, атмосфера в гостиной Черкасово была легкой и непринужденной. Перед обедом все собрались в гостиной перед камином, обычно это время они проводили на веранде, но сегодня не позволяла погода. Платон Платоныч увлеченно рассказывал какую-то историю, приключившуюся с ним во время недавнего путешествия. Петр и Ольга сидели в креслах напртив, иногда поглядывая друг на друга. Варя играла на рояле, потом села рядом с мужем. Евдокия Дмитриевна вышла посмотреть, все ли готово с обедом.
Иван Черкасов тоже был здесь. Говорил он мало, в основном слушал, да и вообще чувствовал себя неуютно. Петруша и Аннушка играли вместе, бегая по гостиной. Аннушка подбегала к матери и к Мишелю, пока не была взята им на руки. Петруша состроил гримасу Варе, и, получив замечание от отца, обиженно подбежал к Ивану.
Д’Арни посмотрел на Михаила Лугина, который держал за руку Варю и, улыбаясь, слушал ее. А ведь Мишель тоже имел отношение к ордену, в 1804г. очень даже непосредственное отношение. Помнится, Спартак возлагал на него немалые надежды. Да и сам Д’Арни видел в нем тогда соперника. Вспоминает ли об этом Мишель?
- Прошу всех за стол, - добродушно сказала Евдокия Дмитриевна, прервав разговор, который, впрочем, продолжился за столом.
После обеда снова перебрались поближе к камину. Петруша заметив, что дождь прошел, побежал во двор. Вскоре вышел и Иван.
Евдокия Дмитриевна проводила его взглядом. Иногда ей казалось, что в душе у него остается какая-то пустота, чего-то ему не хватает. Или кого-то? – подсказало сердце. Женщина подошла к окну.
- Ах... – воскликнула она, увидев, как Петруша, споткнувшись, упал. Даша, присматривавшая за мальчиком, тут же подбежала к нему, Даша, она что не может приглядывать за ребенком совсем? – с укором подумала Евдокия Дмитриевна и собиралась уже пойти к ним, но заметила Ивана.
Ваня подошел к ним, отряхнул Петрушу и поднял на руки.
- Ну, что такое, малыш? – спросил он, видя, как из глаз мальчика по щекам бегут слезы.
- Иван Иванович, не усмотрела я за ним. Он ведь такой... – начала оправдываться девушка.
- Ничего страшного, ведь так, - он посмотрел на мальчика, который кивнул.- Можешь идти, я с ним пройдусь.
- Мужчины не плачут. Ну, хочешь покатаемся на лошади?
- Хочу, - ответил мальчик, вытирая слезы.
- Тогда пойдем.
- А бабушка не поругает?
- Не поругает.
Они вошли в конюшню.
- Вот эта, - Петруша выбрал черного жеребца.
- Отлично, - Д’Арни вывел коня, посадил мальчика, потом сел сам.
- Ваня?
- Да?
- А почему у Аннушки есть мама, а у меня нет? – спросил он неожиданно.
- Я не знаю, малыш, - как ответить на такой вопрос ребенку Д’Арни не знал. – Но у тебя ведь есть папа, бабушка и я.
- А у тебя есть мама?
- Есть. Но я не знал ее очень долго.
- А почему?
- ... Потому что она была очень далеко от меня, - ответил Д’Арни, пригнувшись под веткой.
- А может моя мама тоже далеко от меня?
- Как бы я хотел этого, - прошептал Д’Арни, и добавил:
- Хочешь быстрее?
- Хочу, - обрадовался мальчик.
- Ваня, а где Маша? – снова спросил Петруша чуть позже.
- Какая Маша?
- Ну, Маша... она поет хорошо... и играла со мной... – объяснил мальчик. Которая поет хорошо? Ракитина, что ли?
- Она дома у себя.
- А почему ты ее не привез? Лучше бы она была здесь, чем Варя, - сказал он с обидой. Д’Арни улыбнулся.

Проходило время...
Наступил тот день, когда кавалергарды должны были уехать в Петербург, а уже оттуда отбыть к назначенному месту. Этот день, как и настроение, внутреннее состояние прощавшихся, был серым и туманным, и подобно тому, как на глаза накатывались слезы, несмотря на усилия сдержать их, с неба начали падать первые капли дождя. Были слезы, были шутки, были поцелуи и обещания вернуться как можно быстрее. И только Петруша не мог понять всего происходившего, он просто видел, что его отец собирается снова уехать, впрочем, он почти привык видеть отца лишь изредка, с ним уезжал и Иван Черкасов, правда он пообещал приехать быстрее. Не разделял этого слезливого настроения и Платон Платонович, он казался веселым, много шутил, и делал все, чтобы вызвать улыбки, что ему и удавалось.
Итак, кавалергарды покинули Черкасово...

Глава 15, в которой Мария вскрывает письмо, адресованное не ей.
Мария быстро шла по улице, в руках она нервно сжимала конверт. Лицо бледное, сама рассеянная, она не видела вокруг никого и ничего. Она очень спешила к Любови Владимировне. В голове вертелось только эта мысль, все остальное будто покрылось пеленой и стало неважным. Тетушка поможет, она всегда помогает... Особняк Любовь Владимировны находился не так далеко от ее дома, но сейчас дорога казалась ей бесконечной.
- Мария Алексеевна? - кто-то окликнул ее. Она резко обернулась. Иван Иванович? Откуда он? Мысли никак не хотели собираться.
-Что-то не так? - спросил он, увидев, что она бледна, голубые глаза будто потухли.
- Иван Иванович? Откуда вы здесь? - как-то глупо спросила она, причем голос ее дрогнул.
- Что случилось? - настороженно спросил он.
« Что случилось?» - глухо отозвалось в голове.
Она слабо подняла руку, в которой было зажато письмо, посмотрела на него, затем взглянула на Ивана
- Боже, я не могу поверить... – прошептала она, вдруг все поплыло перед глазами и потемнело...

Мария завтракала в одиночестве. Это было непривычно для нее и болезненно. Отец уехал еще вчера, мама не вышла к завтраку, она снова себя дурно чувствовала. Мария зашла к ней с утра, пыталась поговорить, убедить поесть. Но та сказала, что ничего не хочет, она видела дурной сон, и у нее плохое предчувствие. И вот теперь Мария сидела одна. Есть она совсем не хотела. Механически помешивая уже остывший чай, она вспоминала другое время. Перед глазами проплывали картины семейных вечеров, душой которых всегда бывал Виктор.
- От кого письма? - спросила она, заметив, как Матвей относит несколько писем в кабинет отца. Письма были адресованы отцу, было среди них несколько приглашений на вечера, но одно имя заинтересовало и встревожило Марию. Это был полковой товарищ Виктора.
- Дайте его, пожалуйста, мне. - Мария взяла его, быстро вскрыв, начала читать... Рука дрогнула... Лицо резко побледнело...
- Матвей, принесите мое пальто, - приказала она.

Мария медленно открыла глаза. Все казалось мутным и незнакомым. Постепенно предметы принимало более четкие очертания. Она слабо посмотрела в сторону и увидела... Ивана Ивановича... Показалось? Нет. Он внимательно смотрел на нее. Мария резко открыла глаза и попыталась привстать, отчего закружилась голова.
- Мария, как вы себя чувствуете? - спросил ее Д’Арни. Он держал ее руку и считал пульс.
Мария лежала на диванчике, рядом в кресле сидел господин Черкасов.
- У меня голова немного кружится, а так все в ... Где я?
- Вы у меня, - просто сказал он. - Не смущайтесь. Мария, вы потеряли сознание, произошло это недалеко от моей квартиры. Уж, простите...
Мария села. В теле была жуткая слабость, и очень хотелось спать.
- Как неловко, - тихо сказала она.
- Перестаньте. Пульс у вас в порядке. Позвольте-ка... - он дотронулся до ее лица, и немного раскрыв ее глаза посмотрел зрачки. " У него теплые пальцы..."- подумала она. Это одновременно смутило, но в то же время мысль, что она сейчас в роли пациентки Ивана Ивановича рассмешило ее, и вызвало ответную улыбку на его лице. Улыбнулся он, заметив, как вспыхнули ее щеки.
Она одна у него на квартире, это могло бы скомпрометировать ее и его. Что бы о ней подумали знакомые, если бы узнали... Но рядом с ним Мария чувствовала себя спокойно и в безопасности.
- Мария, я провожу вас домой, - спокойно сказал он, - но прежде, скажите, что случилось, что вас так встревожило?
Мария задумалась, постепенно лицо ее стало грустным, в глазах блеснули слезы.
- У меня было письмо, - тихо сказала она.
- Да, сейчас, - он отошел, вернувшись, протянул ей конверт.
- Можете прочитать... - сказала она.
Д’Арни развернул письмо.
"Здравствуйте, уважаемый Алексей Николаевич!
... оттого что мне приходится сообщать вам столь прискорбную новость..." - прочитал он первые строки.
- Мария, вы уверены... ?
- Читайте, один раз я уже вскрыла это письмо, хотя оно адресовано не мне. Сейчас не до этого...
по щекам потекли слезы.
Д’Арни дочитал письмо. Теперь он все понял. Он снова сел напротив.
- Мария, мне очень жаль...
- Как могло случиться такое... Я не верю... Я не могу поверить в это... – она тихо заплакала, закрыв лицо ладонями. – Виктор... его больше нет... Нет, нет... – Д’Арни протянул ей платок, она взяла его дрожащей рукой и прижала к глазам
- Вы даже не представляете, что значил для меня Виктор... С детства он оберегает меня, защищает... Он ведь старший брат! Он всегда так гордился этим... – она улыбнулась сквозь слезы – Его всегда все любили... За веселый и живой нрав... за его доброту... Еще в детстве я, будучи тихим ребенком, не вызывала столько внимания ни со стороны взрослых, ни ровесников... Виктор - другое дело, он умеет как-то притягивать к себе людей... И всюду водил меня за собою, чтобы я не скучала одна... А когда его наказывали за какие-то шалости, я тайком таскала из кухни ему сладкие пирожки, которые он так любит...
Ей было сейчас очень плохо. Сердце сжималось от боли, от горечи, от непонимания произошедшего. Ни смотря ни на что до сознания никак не могло дойти, что ее брата больше нет, что она больше не услышит его шуток, его смеха, что он больше не обнимет ее, и не назовет «сестренкой... Мария взглянула на Ивана Ивановича, он с таким вниманием слушал ее бессвязный рассказ, с таким сочувствием в глазах, смотрел на нее. Казалось, какое ему дело до этих детских воспоминаний, до ее чувств. Мария подумала сейчас, что если бы хоть что-то было в его руках, несомненно, он бы помог. От его присутствия, от внимания Марии было легче, но в то же время хотелось больше плакать.
- Боже, как мне сказать об этом маме...- сказала она. Мария встала и отошла к окну, по щекам текли слезы. Д’Арни подошел к ней.
- Мария...
Мария обернулась. Взгляды их встретились.
- А может... может это неправда? Разве не может быть такого? – вдруг воскликнула она в сердцах. Она смотрела на него с такой надеждой, что казалось, от его ответа сейчас зависит все.
- Мария... если бы я мог помочь чем-нибудь, - он осторожно взял ее за руку. Мария как-то невольно прильнула к нему. Она искала в нем какой-то защиты, надежды, помощи... И Д’Арни действительно хотел помочь ей, но не знал как. Он чувствовал, как она дрожит, и нежно обнял ее. Слезы текли по щекам Марии и падали на сюртук Д’Арни, ткань тут же впитывала их. В его объятьях было так спокойно и защищено. Так хотелось просто чувствовать, что он рядом... и больше ничего не нужно было сейчас, только Он...
Тревога исчезала, только глухая боль продолжала сжимать сердце.
Мария подняла голову и посмотрела на него. Ее глаза сейчас казались синими и глубокими, щеки были мокрыми от слез. Сам не зная, зачем, Д’Арни наклонился и поцеловал ее. Она и не поняла, как это произошло, но стало вдруг так легко и хорошо... Мария коснулась его плеча, он нежно взял ее ладонь в свою.
«Что я делаю?» - воззвал голос разума, несмотря на усилия сердца заглушить его. Мария отстранилась, она взглянула на него, заметив его улыбку, вспыхнула, и опустила голову. Иван Иванович дотронулся до ее щеки, вытер слезу, почему-то скатившуюся из глаз. «Все неправильно» - думала она. Мария отошла на несколько шагов.
Зачем? Зачем он поцеловал ее? Сейчас этот вопрос задавали себе и она, и он.
Возникло неловкое молчание.
- Я должна идти домой, - тихо сказала она.
- Да, конечно. Я провожу вас, - как-то устало сказал он.
Д’Арни поймал извозчика.
- Нет, не домой, - прервала его Мария, - я не смогу сказать об этом маме. Поедемте к Любовь Владимировне.
- Вы уверены?
- Да... Я могу поехать одна, - сказала она, потупив взор.
- Я же обещал, что провожу вас.
В карете они не обмолвились ни словом. Только, когда вышла, Мария сказала:
- Благодарю вас, Иван Иванович. Вы очень помогли мне, - она еще раз посмотрела на него и, обернувшись, направилась к дому тетушки. Только войдя в дом, Мария заметила, что в руке остался платок Ивана Ивановича.
Она дотронулась до него губами, и поднялась к тетушке.

Глава 16. Ожидание. (от лица Оли)
Как медленно и тоскливо идет время, когда ждешь... Ждешь каждый день, каждый час, каждую минуту... Сидишь - и ждешь, читаешь и ждешь, гуляешь- ждешь, что бы ни делала – ждешь, ждешь, ждешь, все время... И все мысли о нем, как он сейчас, о чем он думает, может о тебе? А может сейчас он смотрит на эти звезды? Может... когда думаешь так, кажется, что он ближе к тебе. А он так далеко...
И время идет так медленно и тоскливо... И каждый новый день похож на предыдущий...
Почему он не любит писать письма, почему не доверяет свои мысли и чувства бумаге. Вот Мишель пишет Варе часто, хотя можно ли сказать часто, скорее, по возможности, рассказывает ей о себе, о своих мыслях... Иногда Варя читает нам с Евдокией Дмитриевной отрывки, наиболее общие, конечно. А от Пети не дождешься, если он и напишет письмо, то похоже оно больше на строгий доклад; немного о себе, о полковых товарищах, спросит о делах в Черкасово, о матери, о сыне, об Ольге Николаевне. И даже не узнает, как она ждет новостей от него, как он нужен ей, как хочется его увидеть, обнять... как сжимается сердце, от ужасной мысли, что с ним может что-то случиться, как слезы наворачиваются на глаза и обжигают душу, когда представишь, что он может не вернуться...
Впрочем, все это знал Петр, и мысль, что где-то два горячо любимых сердца молятся за него, очень поддерживала его. И когда во время сражения перед ним замертво падали такие же молодые бойцы, когда вокруг бывало столько крови, криков, грохота пушек, раненных и мертвых, когда порой не спасала мысль, что все это ради Отечества и Императора, мимо проносились лица Оленьки, матушки, сына... он знал, что его ждут, и это вновь придавало всему смысл...

Иван Иванович... удивительный человек. К нему все так привыкли, к его беседам, к его вниманию. Он так бережно относится к Евдокии Дмитриевне, поддерживает ее.
Иван Иванович... в его лице Варя нашла интересного собеседника. С ним можно говорить обо всем, он всегда такой внимательный, вежливый... Иногда они спорят, спорить с Варенькой Оля бы не стала, зная о ее упорстве, Варя может часами доказывать правоту своей мысли или позиции, и переубедить ее очень трудно, но Ивану Ивановичу это иногда удается. Он высказывает свое мнение, приводит факты, иногда рассказывает какую-либо историю, и Варя несколько раз приходила к выводу, что его позиция вернее. Эти споры бывают весьма увлекательны, и когда Иван видит, что и Оля заинтересована в беседе, он интересуется ее мнением. И незаметно проходит вечер. Когда рядом бывает Евдокия Дмитриевна, все бывает несколько иначе, Евдокия Дмитриевна рассказывала о Иване, о детстве Петра и Вари. Иногда, вспоминая эти моменты, рассказ подхватывала Варя и продолжала рассказывать она. Оля заметила, что Иван Иванович с интересом слушает эти воспоминания. Интересно, какое у него было детство? Без семьи? Без родительской любви... Почему-то Оле, которая сама не знала родительской заботы и материнской ласки, но никогда не ощущала ее отсутствия благодаря бабушке, стало очень жаль его...
Петруша наконец-то подружился с Варей, она учила его читать, чем он очень гордился. Варя начала рисовать портрет Петруши и Аннушки, но мальчику вскоре надоело сидеть на одном месте, и Варе дорисовать его было сложнее.
Иван Иванович стал ездить с Евдокией Дмитриевной к соседям, иногда к ним присоединялась Варя. Все-таки Евдокия обладала даром убеждения, или пользовалась любовью Ивана и Вари, потому как представить их, добровольно наносящими визиты соседям, Оле было трудно. Между тем Иван Иванович подружился с Дмитрием Мокеевичем, тот приглашал его на охоту, предлагал выпить наливочки, в которой он знал толк, рассказывал о ведении хозяйства, о горячо любимых детях, которые воспитывались им без Аглаи. Казалось бы, что между ними общего? Тем не менее, Д’Арни привязался к нему.
Павлушу и Наташеньку Невревых часто навещала Варя. Ее маленькие брат и сестра, как и она, растут без матери, которая о них может и не думает совсем, хотя нет – такого не может быть, она же мать, значит, хоть иногда, но думает. А вот у Павлуши глазки как у Аглаи, да и личиком он ее напоминает.

Глава 17.
- Варенька, ну, сколько можно здесь сидеть, - улыбнувшись, сказала Оля. Варя сидела в библиотеке, она держала в руке книгу, но наверно впервые, ей не было интересно прочитать ее, ей было все равно, настроение было тоскливое, и никого не хотелось видеть. Услышав шаги, она уткнулась в книгу, и в десятый раз начала читать первый абзац, так и недочитанный до конца.
Оля взяла книгу и, закрыв ее, отложила.
- Наверно, это очень интересно, но, что сидеть здесь? лучше пойдем погуляем, после дождя воздух особенный...
- Оля, посмотри какое все серое, мне совсем не хочется сейчас гулять, - Варя снова потянулась к книжке, но Оля потянула ее за собой.
- И слушать ничего не буду, - твердо сказала она. – Надевай шляпку, бери платок, а я посмотрю, где Аннушка и Петруша.
Уже через несколько минут они прогуливались по местности, вспоминали былое, иногда поглядывали на детей, и на лицах появлялись улыбки. Петруша и Аннушка бежали впереди, играя. Иногда беседа прерывалась заботливыми замечаниями Оли:
- Петруша, не бегай так быстро, упадешь...
- Сначала мне было все равно, просто была безумно счастлива, что у нас будет малыш, - продолжала говорить Варя. - А недавно в письме Мишель написал, что видел сон, будто я встречаю его с мальчиком на руках, и я так живо представила его. Алеша... у него обязательно будут глаза Мишеля, такие задумчивые, карие глаза...
Аннушка подбежала к Оле и протянула ей какой-то цветочек.
- Спасибо, милая, - Оля наклонилась и поцеловала девочку, та обняла ее маленькими ручками за шею и, чмокнув, убежала.
Девочка подошла к Петруше. Оля смотрела на них с улыбкой. Оба ребенка были очень красивы, как куколки. Аннушка, с голубыми глазами, светлыми кучерявыми волосами, с аккуратным круглым личиком, пухлыми румяными щечками. Петруша с зелеными, как у мамы глазами, светлыми вьющимися, почти кудрявыми волосами, а губки у него похожи на папины... на папины... У него иногда бывает такое серьезное, задумчивое личико, что невольно задумываешься, какие мысли посещают его маленькую голову. И он не любит нежных ласк, поцелуев, объятий, ни от бабушки, ни от Оли, он ведь уже не маленький, чтобы с ним так сюсюкались, считал он, пусть лучше с девочками так себя ведут. И, кажется, больше всех на свете он любит своего дядю Ивана Ивановича, как-то они понимают друг друга особенно. Он для него сейчас идеал, а когда Евдокия Дмитриевна спросила его кем он будет, мальчик ответил, что будет, как дядя. И, кажется, перенимает какие-то его качества. Мальчик он очень добрый и умный, и Оля его очень любит.
- Аннушка так похожа на тебя, - заметила Варя.
- Знаешь, Варенька, я часто думаю о том, что я скажу ей, когда она спросит, почему мы развелись с Романом, - сказала Оля, лицо ее стало грустным и задумчивым. - Она очень любит меня, и Романа тоже, она так скучает по нему, спрашивает часто, когда он приедет, почему он с нами не так часто, как раньше. Как объяснить ей сейчас? Я выросла, не зная любви родителей, конечно, ее отсутствия я не ощущала благодаря бабушке, но Аннушка... Я очень боюсь, что она будет разрываться между нами, между нашей любовью... Ведь дети воспринимают любовь родителей, как что-то единое, целое... Она уже сейчас такая чуткая девочка... у меня сердце сжимается от боли, когда подумаю, что в свете на нее могут посмотреть как-то не так. Но свет так жесток...
- А что ты скажешь, если спросит?
- Наверно, расскажу все, и о Пете, и о нашей любви, о Романе, о его чувствах... Варенька, как ты думаешь, она поймет меня? Не осудит?
- Конечно, поймет, ведь она такая умница... – Варя нежно обняла ее.
- Варя, как хорошо, что ты здесь, рядом как когда-то...
- Я тоже очень рада, что приехала. Знаешь, Оля, чего бы я хотела сейчас больше всего на свете?
- Чего?
- Помнишь ту яблоню, которая росла за вашим домом. Я всегда хотела залезть на нее, но Петя не разрешал, а он и Степан срывали яблоки нам. Помнишь?
- Да, конечно.
- Я второй день эти яблоки вспоминаю. Такие, небольшие, красные и очень сочные... Мне кажется, если я сейчас не съем такое, то умру...
- Ну, умереть я тебе точно не дам. Кажется, в погребе такие имеются. Пойдем?
- С удовольствием.
Взаимная поддержка, она бывает так важна порой, и так приятно, когда есть человек, которому можно довериться, который поддержит, даже если его мысли далеко...
Гнедой несся галопом, перепрыгивая через знакомые кочки. Всадник держался лихо, было понятно, что это умелый наездник. И жеребец был ему под стать. Очень красиво смотрелся этот «дуэт». Этот жеребец не каждого подпускал к себе, но вот к Д’Арни, привязался, вел себя спокойно и, казалось, понимал бывшего, а может и не бывшего маркиза.
У сёл всадник скорость сбавлял и скакал медленнее. Встречные крестьяне здоровались, иногда называли его «барином», что несколько забавляло Д’Арни. Вот и только что старенький Лукич поклонился ему низко.
- Доброго здравия, Иван Иваныч, - учтиво сказал он. Крестьяне относились к нему с уважением. Петру Ивановичу не было дела до них, мальчишкой играл с детьми, да потом в Петербург уехал, да приезжает к матери редко. Иван Иванович другое дело, он спросит, как живут они, как с урожаями, готовы ли они к зиме, с хозяйством управляется умело, да и как человек хороший, сказывают, он и Дмитрию Мокеевичу с соседнего поместья говорил, чтоб крестьян не порол, мол, нехорошее это дело. И на батюшку своего похож очень, Лукич помнил его, такого же высокого, статного, но по службе военной в имении своем бывал не так часто. Правда, говорят еще, в церковь ходит не часто.
Сам Д’Арни любил эти утренние поездки. Когда первые лучи солнца оживляли окружающий мир, когда морозный воздух бил в лицо, когда мимолетно проносились уже знакомые картины, когда гнедой так умело, преодолевал встречные препятствия, все мысли оставались где-то позади, и чувствовалась только свобода.
На обрыве остановился. Посмотрел вокруг.
«Я ближе, чем ты думаешь...» - пронеслись рядом слова Ксении. Она снова приснилась ему прошлой ночью. Д’Арни откинул голову, глубоко вдохнул морозный утренний воздух и поскакал дальше. « Надо поехать в Петербург; узнать о новостях...» - пронеслось в голове.
Была середина ноября 1805 года...

Глава 18. Ночные грезы.
Говорят, что когда любишь, то ничего не видишь, так почему мир до сих пор не ослеп. Ведь нет людей, которые не любят, есть разум, который отвергает это, а сердце... сердце у всех... Вот и французский философ Паскаль писал, что любовь прокладывает дорогу разуму к вещам и людям... «Великий и ясный ум любит страстно и понимает то, что любит... У любви напрасно отнимают элементы разума... потому что любовь и разум, в сущности одно и то же».
Мария, опершись на ручку дивана, положила голову на руки и зачарованно смотрела на пламя свечи... Оно было неспокойно, колыхалось из стороны в сторону. Оно как будто манило своим светом, и Мария невольно, как-то не задумываясь, подносила пальцы, пытаясь будто дотронуться до него. В голубых глазах блестело отражение огонька и казалось, они тоже горят. Волосы были рассыпаны по плечам, одна непослушная прядка падала на глаза и мешала. Была уже поздняя ночь, в доме все спали, и было очень очень тихо... Правда тишина эта изредка нарушалась стуком копыт и редкими выкриками запоздавших на улице.
Перед глазами проплывали разные воспоминания... Почти в тумане вспоминалось ей раннее детство, проведенное в фамильном имении... Красивый большой дом, большой сад и прозрачный пруд, в котором отражалось синее высокое небо... Ветви ив склонялись над водой и почти касались ее зеркальной глади... Она была тогда еще совсем мала, потому и не понимала, отчего, уезжая в Петербург, отец был так грустен, почему смотря из кареты на постепенно удаляющееся имение, в глазах его блестели слезы, а когда оно пропало из виду, он тяжело вздохнул и всю дорогу не произнес ни слова... Позже Мария узнает, что старший брат отца – Николай Ракитин, сделавший военную карьеру, был большим азартным игроком, в пылу игры он положил на кон и поместье... Имение было потеряно... Сейчас отец делает все, чтобы выкупить его. Мария очень надеялась, что оно вернется к истинным хозяевам и принесет счастье отцу и семье...
Приезд в Петербург был самым волнительным событием в жизни. Мария до сих пор представляла тот восторг, который она ощущала, выглядывая в окна кареты; когда она видела множество людей, одетых богато и не очень, проходящих рядом и стоящих вдали, когда она смотрела на такие красивые и большие здания, роскошные особняки, напоминавшие дворцы... Все в этом городе ей казалось чудесным, и очень быстро она полюбила Петербург.
- Ой, - вскрикнула Мария, поднеся палец слишком близко. Коварный и притягательный огонь тут же обжег нежную кожу, причинив боль. Мария будто очнулась, вернулась из мира мыслей, которые унесли ее далеко далеко... Мария встала и подошла к окну. Была дивная лунная ночь, и так захотелось открыть окно, почувствовать свет луны, ощутить призрачность ночи и раствориться в ее темноте... Мария обвела пальцем на стекле овал луны... Она была такой большой, что, казалось, сейчас протянешь руку и возьмешь ее в ладонь. Мария тихо вздохнула. Она вглядывалась в темную даль, из которой на нее смотрели темные, непохожие ни на какие другие, глаза Ивана Ивановича...
Что за настроение? Что за состояние души? Отчего такая легкость? Отчего, кажется, что если подпрыгнуть, то взлетишь в небо, и струи воздуха понесут тебя высоко высоко, туда, где счастье будет вечно...
Мария улыбнулась, ей вспомнились слова из недавно прочитанной книги:
И когда в ночной тишине ты вдруг услышишь стук своего сердца... – это эхо другого, которое бьется ради тебя...
Мария села на кровать и прислушалась к тишине... Потом упала на кровать и задумалась.
Что-то изменилось в Нем, или в ней... Она не чувствовала былой неловкости, да, порой она робела перед ним, но она привыкла к нему, привыкла к тем коротким мгновениям, мимолетным встречам, немногословным разговорам... Он редко приезжал в последнее время в Петербург, все чаще он бывал в Черкасово (при упоминании которого Мария заливалась краской).
Казалось, он не искал ее общества, встречи их в основном были случайными, он не оказывал ей знаков внимания, но все же ей были очень дороги и эти короткие встречи, и разговоры. Она привыкла к нему, и это было приятно, но от этого было страшно...
На следующий день Петербург облетела страшная новость о сражении под Аустерлицем.
«20 ноября 1805 на холмах и в низинах восточнее города Брно произошло одно из наиболее значительных событий, ставшее самым большим и кровавым сражением наполеоновских войск. Россия потеряла почти 15 тысяч своих солдат и офицеров. Наполеону досталась вся артиллерия, огромные обозы и почти 20 тысяч пленных...»

Глава 19. Черная весть. Черные дни.
- Подождите, прошу вас... Я не могу понять, что вы говорите – Ольга провела ладонью по лбу, по щеке. Снова посмотрела на собеседника: Иван Иванович сидел в кресле, напротив, в его обычно спокойных глазах, сейчас чувствовалась тревога. Он что-то сказал ей, что-то важное, но почему-то его слова никак не доходили до сознания.
А ведь этот день казался обычным. Как обычно Оля встала рано утром, зашла к дочери, поцеловала ее спящую, затем сделала необходимые распоряжения прислуге, спросила о здоровье бабушки, стала просматривать учетные книги... а потом пришел Иван Иванович. Ольга была рада, ведь он был в Петербурге, а значит приехал с новостями...
Оля сжала виски, казалось, ее голова сейчас взорвется от напряжения. Она встала, хотела подойти к окну вздохнуть полной грудью...
- Ольга, прошу вас, сядьте... - Иван Иванович налил воды из графина и поднес Ольге.
Оля бессильно села. Она взяла стакан, но не сделала ни глотка.
- Прошу, повторите еще раз, что вы сказали? - Д’Арни молча смотрел на нее. Внезапно пронзила мысль: кавалергардский полк был разбит... Вот что ей говорил Иван Иванович. Вот что никак не хотела понимать Оля.
- Петя мертв... – прошептала она.
- Ольга, я понимаю как вам тяжело...
- Но этого не может быть... – прервала его Оля.
- Послушайте меня...
- Вы не понимаете, этого не может быть... я ... я бы почувствовала... если бы с ним что-нибудь случилось... он не мертв, он не мог умереть... – Оля заплакала. Все мысли путались, и слова Ивана она слышало как-то урывками...
- Ольга, я понимаю, что вы сейчас чувствуете. Я понимаю, как вам больно... Но, я прошу вас, соберитесь. Вы сильная... Я прошу вас, как бы это не было эгоистично... помогите Евдокии Дмитриевне ... Понимаете... Варвара, в ее положении... Евдокия Дмитриевна очень боится за нее. Я советовал ничего не говорить ей сейчас...
- Мишель? Он...
Д’Арни кивнул.
Оля тихо вошла в гостиную, Евдокия Дмитриевна неподвижно сидела в кресле и задумчиво смотрела на портрет Ивана Черкасова. Лицо ее было бледное и неживое, будто восковое. Увидев ее такой, на глаза снова навернулись слезы, Оля быстро подошла к ней, села рядом, взяла за ледяную руку. Евдокия будто очнулась.
- Оленька... я и не заметила, как ты вошла... – глухо сказала она, смотря на Олю; попыталась улыбнуться, но не смогла. Глаза ее будто потухли, и Оле, показалось, что хотя она и смотрит на нее, но сейчас ничего не видит.
- Евдокия Дмитриевна... как могло... такое случиться... – спросила она, по щекам побежали слезы. Евдокия Дмитриевна неожиданно обняла ее, как родную. Оля заплакала. Лицо Евдокии оставалось прежним, она не плакала, странно, но слез не было, только пустота, съедавшая душу изнутри, ничего не оставлявшая кроме темноты и боли, постоянной, неумолимой боли... Слез не было, и это было ужасно...
- Вот ведь как судьба решает, - каким-то странным, спокойным, и оттого страшным голосом говорила она, - Я ни Ивана, ни Петрушу не смогла похоронить. Проводила их, и не вернулись они оба... Оба остались на чужой земле... А Варенька спит сейчас, я ничего не сказала ей... Михаил не вернулся, с Петрушей остался... А как же Варя будет? Как сказать ей? Ведь надо сказать... Или не надо? Пусть ничего не знает пока...

И было Горе, приносящее боль и слезы, которые нужно было скрывать... И дни казались черными, хотя ничего вокруг не менялось, так же как обычно начинался день, всходило солнце, все чаще скрываемое серыми тучками, и небо было осенним, и так же, как обычно наступала ночь, и ясный месяц проглядывал сквозь темноту, и крестьяне, как обычно готовились к зиме... И также тягостно шло время, только теперь некого было ждать, поэтому время было лишено смысла, и проходило как-то мимо, не затрагивая... Вокруг ничего не менялось, все происходило так, как должно было происходить, только внутри, будто умерло что-то. Поэтому и мир казался лишенным цветов и смысла, он был тусклым, однообразным и безжизненным. И день не был ясным, и солнце не было светлым, и ночь не была темной, и месяц не был ярким... Так и проходило время...
А потом пошел первый снег... первый снег укутал Черкасово снежной, пока еще тонкой пеленой. И когда Евдокия выглянула в окно и увидела первые белые, такие воздушные хлопья, медленно опускающиеся на землю, когда услышала веселый смех Петруши, по обыкновению выбежавшего во двор, когда увидела, как он протягивает ручки к снежинкам, пытаясь поймать их в ладошку, как когда-то давно делал ее Петя, по щеке потекла слеза... Евдокия Дмитриевна села в кресло и тихо заплакала...

И было Счастье, неожиданное и всепоглощающее, Счастье, приносящее радость и слезы, но слезы эти были от счастья - их не нужно было скрывать, их невозможно было скрыть... И счастье это проходило сквозь сердце, душу и оставалось счастливым блеском в глазах, и радость эта заставляла улыбаться и светиться лицо...

Глава 20.
Быть отцом семейства, с молодой заботливой женой, которая искренне относится к мужу, растит детей и ведет хозяйство, слышать «папенька» от детей, проводить вечера в семейном кругу, спокойные вечера в атмосфере любви, взаимного внимания и чуткого отношения друг к другу....

Д’Арни усмехнулся. Нет, не то. Все же не то... Перед глазами пронеслась другая картина...
Темный зал с каменными стенами, свет в котором исходит лишь от огненных факелов, пламя их колеблется, и по-разному отсвечивает от стен. В центре этого зала длинный стол, на котором изображен знак ордена – изображение пирамиды со Всевидящим Оком, такой же знак на одной из стен и на костюмах сидящих за этим столом. Все люди в черных плащах. Во главе стола сидит человек в таком же темном плаще, широкий капюшон которого, оттеняя, скрывает его лицо. Взгляды всех людей, сидящих за столом и стоящих у двери обращены к нему. Он говорит негромко, но каждое его слово отдается негромким эхом. Иногда в свете огня блестит перстень на его пальце, кольцо власти...
Власть, орден, опасность... его стихия, его Дело...
Но сейчас важнее семья... Несомненно, важнее всего семья... Можно ли совместить семейную жизнь, спокойную и мирную с жизнью, полной опасностей, жизнью жесткой и даже жестокой... Отсутствие на неопределенное время, поездки по делам, постоянные встречи с разными людьми, все это будет покрыто тайной, можно ли жить с такой тайной в семье... Отец семьи и Глава Ордена в одном лице? Вряд ли... Он никогда не допустит, чтобы его семье когда-нибудь угрожала хоть малейшая опасность. А опасность будет всегда рядом с Главой подобного ордена, а также рядом с его семьей... Но выбрать между он пока не может.
Но Евдокия Дмитриевна не оставит все так, тем более после их последнего разговора.

ПРОДОЛЖЕНИЕ

_________________
Изображение

Все чудесатее и страньшее ...


Вернуться к началу
 Профиль  
 
СообщениеДобавлено: 25-01, 23:17 
Не в сети
Цветок жасмина
Аватара пользователя

Зарегистрирован: 05-09, 22:21
Сообщения: 312
Неплохой фанфик в общем, только непонятно, в каком контексте тут возможно счастье Дарни с Ксенией?
Насколько я понимаю, не такой конец должен быть, явно какая-то недосказанность виднеется.
Фанфик не был дописан или просто сюда не перенесли его продолжение?


Последний раз редактировалось Yasmin 01-10, 07:08, всего редактировалось 2 раз(а).

Вернуться к началу
 Профиль  
 
СообщениеДобавлено: 26-01, 01:04 
Не в сети
Дама Сердца Его Ироничного Величества
Аватара пользователя

Зарегистрирован: 15-12, 20:23
Сообщения: 9425
Фанфик не был дописан, увы. По карайней мере на нашем форуме.

_________________
Третье тысячелетие наступило.
Увы, на те же грабли...

Изображение


Вернуться к началу
 Профиль  
 
Показать сообщения за:  Поле сортировки  
Начать новую тему Ответить на тему  [ Сообщений: 4 ] 

Часовой пояс: UTC + 4 часа


Кто сейчас на конференции

Сейчас этот форум просматривают: нет зарегистрированных пользователей и гости: 0


Вы не можете начинать темы
Вы не можете отвечать на сообщения
Вы не можете редактировать свои сообщения
Вы не можете удалять свои сообщения

Найти:
Перейти:  
cron
Powered by Forumenko © 2006–2014
Русская поддержка phpBB