|
по третьей серии "Хорнблауэра"
Испанский плен
(взгляд эмоциональный)
**
Горацио вступил в камеру первым, как и подобало командиру. В полутьме глаза его различили, что он со своими матросами – не единственные обитатели этой сырой тесной клетушки. Но он совсем не ожидал того, что произошло следом. Он приблизился к здешнему обитателю – и дыхание перехватило. Этот опухший, смотрящий в никуда несчастный, … это же… Нет, этого не может быть… В его душе боролись безумная надежда … и страх… Сейчас он поймёт… померещилось ему, или он нашёл того, кого считал погибшим… Горацио бросился вперёд и опустился на колени перед узкой койкой, ещё раз вгляделся в незнакомое и одновременно – знакомое лицо. Да… он не ошибся. Это – Арчибальд Кеннеди, пропавший при слишком хорошо известных Хорнблауэру обстоятельствах почти три года назад. Арчи… запуганный до припадков мерзавцем Симпсоном… и он же – когда эта тварь была далеко - жизнерадостный, славный парень… с которым они сдружились ещё на том проклятом плавучем корыте, с которым затем так хорошо служили вместе под командование капитана Пэльо – до того рокового дня, воспоминания о котором Хорнблауэр безуспешно старался затолкать в самый дальний угол памяти.… Того дня, когда Горацио увидел в море обломки судна… ( Господи, почему случилось так, как случилось? Почему на эти обломки не наткнулся другой корабль? Потом Горацио много раз задавал себе этот бесполезный вопрос…) Среди спасённых оказался Симпсон. ( Почему этот мерзавец вновь вломился в их жизнь? Снова бесполезный вопрос… один из тех, от которых сходят с ума долгими бессонными ночами…) Дальнейшие события запомнились Хорнблауэру на всю жизнь… Он помнил их чуть ли не по минутам… они стояли у него перед глазами и снились в кошмарных снах. Арчи – так звали его вину и боль, его потерю и его укор совести. Горацио уже похоронил Ачибальда Кеннеди. Всё это время казнил себя за то, что друг погиб из-за него… и пытался забыть это… так же, как и вставшего за него под пули Клейтона… безуспешно пытался… эти две потери, в которых формально он не был виноват, но за которые совесть безжалостно упрекала его все эти годы, изменили его. От легкомысленного мальчишки, чуть больше трёх лет назад поднявшегося на борт «Юстиниана», почти ничего не осталось… По крайней мере, внешне это прежнее никак не проявлялось. Если только… в разговорах с глазу на глаз, которые иногда бывали у него с капитаном Пэльо, во взгляде и повадке Хорнблауэра ещё проглядывало что-то от того, другого, Горацио…. Каким он был когда-то. Но никто другой, кроме Эдварда Пэльо, не мог бы увидеть этого… потому что только наедине с учителем Горацио позволял себе чуть расслабиться. Он бесконечно доверял своему капитану, и чувствовал за его внешней суровостью отцовскую любовь и заботу. Раньше эта забота доставалась им двоим… Теперь он остался один. Горацио резко повзрослел с той ночи, когда с таким мальчишеским азартом собирался в опасную вылазку на «Папильон»… Теперь это был молодой ответственный офицер, уже имевший свой, пусть еще пока и небольшой, опыт… Его наставник, капитан Эдвард Пэльо, замечал, что после того рокового захвата «Папильона» Горацио изменился. Он не просто повзрослел… Теперь он полностью оправдывал ту характеристику, которую дал ему отец в письме к капитану Кину – теперь было видно, что он действительно замкнутый и не склонный к очень тесному общению с товарищами и тем более – к откровенности - парень. Раньше это не так бросалось в глаза – он принимал участие в общих развлечениях и разговорах, а с Арчи Кеннеди, вместе с ним переведённым на «Неутомимый» с «Юстиниана», вообще был неразлучен, и все понимали, что у них установились тёплые и доверительные отношения. Друзья делили пополам вахты, прикрывали друг друга в боях, делили последний сухарь и последний глоток воды, когда им случилось буквально голодать из-за исстребления провиантского конвоя лягушатниками. Они были полностью откровенны друг с другом, и лишь Горацио знал, как мерзавцу Симпсону удалось сломить жизнерадостного и вовсе не трусливого от природы Арчи. Только Арчи знал о мучившем Горацио «комплексе отличника», и умел подбодрить его. Они знали о прошлом друг друга, и это делало их привязанность ещё теснее. Горацио иногда казалось, что они знали друг друга всегда, что они выросли вместе. То же самое ощущал и Арчи. Их отношения уже стали больше, чем дружескими – они стали почти братскими… Возможно, они сами ещё не понимали этого, но это было именно так. Внезапно лишившись своего друга, Горацио испытал сильнейший шок. Внешне он вёл себя почти как обычно… но Пэльо видел, насколько Горацио потрясён и опасался даже за его рассудок. Но тот справился. Казалось, Горацио принял тот факт, что теперь он остался один. Но Эдвард Пэльо понимал, что это – только внешнее принятие случившегося, как бы – защитная скорлупа, куда инстинктивно укрылся Горацио. Внутри Хорнблауэр не смирился со случившемся и не пожелал заменить потерянного друга никем другим. Даже ранее существовавшие у него приятельские отношения с офицерами после пропажи Арчи практически сошли на нет. Горацио больше не подпускал к себе близко никого из сослуживцев-офицеров, и, держась с ними безукоризненно вежливо, не сдружился ни с кем … Попытки приблизиться к нему ближе, чем позволяли официальные отношения сослуживцев, встречали вежливый, но твёрдый отпор. Он как бы давал понять, что никто из оставшихся не сможет стать для него так дорог, как Кеннеди… и что он не предаст память друга, пустив кого-то другого себе в душу, как пустил его. В результате от Горацио отстали и больше не пытались подружиться с ним. Однако его уважали и хорошо относились к нему, уважали выбранное им одиночество. То место в его душе, которое отводилось для ближайшего друга, так и осталось незанятым… Только к капитану Пэльо Хорнблауэр сохранил прежнее доверие и привязанность. Но это была привязанность к наставнику, второму отцу – но не к другу-ровеснику. Лишившись друга, Горацио сосредоточился на матросах своего отделения, заботился о них и берёг, как положено командиру… видимо, его потребность в привязанности к кому-то и в заботе о других удовлетворялась этим… матросы его отделения обожали молодого командира… внешне могло показаться, что Горацио, служащий под командованием благоволящего к нему блистательного капитана Пэльо, уважаемый сослуживцами и любимый подчинёнными, с хорошими перспективами в карьере – вполне счастлив. Но только он сам, да его наставник знали, что внешность обманчива… Горацио не был счастлив… в его душе занозами сидели два имени… ночами снились эти двое… погубленные им. Пэльо знал, что утешить Горацио невозможно. Только время могло смягчить боль потерь… Но капитан видел, что пока до этого успокоения ещё далеко. Эти раны не заживали, и время не спешило излечить Хорнблауэра… Пэльо знал об этом… но помочь любимому ученику ничем не мог. Не в его силах было воскресить погибших…
… Так – внешне благополучно – прошло почти три года после той ночи, отнявшей у Горацио друга… За это время Хорнблауэр многому научился, капитан Пэльо был доволен им, его карьера также развивалась – он стал и.о. лейтенанта. Но пустота внутри оставалась. Её не могли заполнить служебные успехи и даже оставшиеся у него привязанности: Пэльо, и матросы его отделения. Ко всем ним Горацио относился очень тепло… и всё же… ему всё понятнее становилось, что в ту ночь он лишился… брата. Того, кто понимал и принимал его таким, как он есть, до конца… и кого понимал и принимал он сам… с которым можно было быть самим собой. Горацио так и не смог привыкнуть к тому, что больше не увидит этих сияющих глаз, не услышит шуток… солнечный характер Арчи и его бескорыстная дружба согревали его. Горацио в ответ отдавал ему всё своё тепло и привязанность. Им было хорошо… кажется, это было жизнь назад. Он не видел друга мёртвым, но легче от этого не становилось. Слишком хорошо Горацио знал, что ждёт в море беспомощного, одинокого пловца… но все эти годы Арчи снился ему живым. Сны были настолько реальны, что, просыпаясь, Горацио в первые мгновения ожидал увидеть друга возле себя… они ведь и обитали на соседних койках… но там теперь поселился Брейзгёрл, толстый, одышливый, но знающий своё дело офицер. С ним Горацио перебрасывался необходимыми по службе и в быту фразами, но приблизиться к себе не позволил даже соседу по каюте. Тот не настаивал. Он появился на «Неутомимом» позже событий с захватом «Папильона», и знал о случившемся с чужих слов. Из обрывков разговоров он понял только, что Горацио потерял в бою близкого друга, и с тех пор отгородился ото всех… История, наверняка, была захватывающая, но у добродушного и любопытного толстяка, однако, хватило такта не пытаться лезть в душу соседу и не навязывать ему своё общество, за что Горацио был ему благодарен. Они обитали рядом – но не вместе…
Хорнблауэр замкнулся в своём одиночестве. Он краем глаза видел соседа, когда они одновременно оказывались в своей «конуре», как называл это тесное помещение толстяк, с трудом вписывающийся в небольшое пространство… Но никогда не заговаривал сам, отвечал односложно и только на общие или служебные темы. Б. даже казалось, что его соседу произнесение каждого слова даётся с известным трудом. По рассказам сослуживцев он знал, что прежде Горацио был другим. Приходилось признать, что потеря друга совершенно переродила его. Б. не понимал такого долгого и глубокого горя. Сам он легко сходился с людьми и легко терял их из виду. У него было полно приятелей, а не друзей, и он не мог понять добровольного одиночества Хорнблауэра. Впрочем, он признавал, что на свете существует много такого, чего он постичь не может, и верность погибшему другу была одной из таких вещей. Б. не понимал, но уважал выбор своего соседа. Итак, их общение сводилось к паре слов - иногда и не в день, а намного реже. Только один раз Горацио отступил от своего правила и позволил себе при соседе личное высказывание, хотя и состоящее из трёх слов… Это из ряда вон выходящее событие случилось, когда Б. вдруг завёл речь о притесняющих «салаг» старослужащих… Когда толстяк задал ( скорее всего, самому себе, поскольку его молчаливый сосед, как всегда, в беседе не участвовал, и едва ли даже слушал его разглаголствования…) риторический вопрос, что же делать с этим позорящим флот явлением, - оказалось, что Хорнблауэр всё же слушал соседа, потому что вдруг с такой яростью выпалил: «Стрелять и вешать!», что у Б. от неожиданности упала челюсть. Однако Хорнблауэр, словно устыдившись своей вспышки, сразу извинился и вышел… Ни до, ни после этого его ледяное спокойствие не колебалось ничем.
Одиночество… что это такое? Для того, кто не знал его – всего лишь слово… Для Горацио… Почти три года… три года пустоты и мук совести… скрываемой ото всех боли и тоски… изнуряющей работы, которая была желанна вдвойне – чтобы забыться и забыть… но этого ему не было дано. Пэльо понимал его состояние, и максимально загружал его… давал ответственные и сложные задания, требующие от молодого моряка напряжения всех нравственных, умственных, физических сил. В результате опыт и профессионализм Горацио росли… он успешно справлялся с поставленными задачами. Но пустота в душе не заполнялась ничем, и боль не утихала. Он не мог забыть… и не мог простить себя. Он старался беречь каждого матроса, вдумчиво и внимательно планировал свои действия. Он словно поклялся себе, что больше не допустит случайных, глупых потерь. Но это не могло вернуть тех, кого он уже потерял- и не мог забыть…
А теперь… неужели это возможно? У Горацио уже не было сомнений … этот пленник - Арчи… хотя и совсем непохожий на себя. Но – он… Точно –он! Слава Богу, он жив… Горацио получил неожиданный подарок. Такой, о котором не смел и мечтать… Что он испытал? Растерянность… счастье… страх… вдруг это только сон? Ведь не может же это быть наяву. А потом - холодный, перехватывающий дыхание ужас… потому что Арчи выглядел так, словно его часы сочтены…
- Господи, Арчи, что они с тобой сделали? – этот вопрос вырвался у Горацио сам собой… В нём прозвучал весь ужас и вся боль, которые он носил в себе с тех пор, как пропал Арчи. Весь ужас оттого, что – найдя, мог сразу и потерять…
Арчи не пошевелился, будто не слышал. Он продолжал невидяще смотреть куда –то в сторону, и Горацио не мог поймать его взгляд.
Горацио не думал сейчас о том, что «ведёт себя несолидно и неподобающе офицеру», как выразился бы кое-кто из знакомых… ему было плевать. Он же считал друга мёртвым… и вдруг нашёл его в этом проклятом углу испанских владений. Горацио был потрясён… узнать в измученном пленнике неунывающего, весёлого Арчи… что с ним такое? Насколько его сломали эти доны? Что, если сейчас всё ещё хуже, чем тогда, при Симпсоне? Нет, Горацио не отдаст его… ни врагам, ни безумию, ни смерти… Хватит… один раз он уже предал его. Тогда. И – даже дважды. Первый раз - позволив Симпсону взойти с ними в одну лодку – он же знал, знал, что это плохо кончится, он же знал, как Арчи реагирует на эту тварь. Он должен был предупредить капитана Пэльо о несовместимости этих двоих… которая вполне может сорвать вылазку … Капитан наверняка учёл бы это, и Симпсон остался бы на «Неутомимом», либо пошёл на другой лодке. А второй раз он предал Арчи, когда поддался панике и подзуживаниям Симпсона… и оглушил Арчи. Этого не надо было делать. Даже не так… нельзя было делать… Он же знал, что если просто успокоить Арчи – затем он ведёт себя вполне нормально… И им с Олдрейдом почти удалось сделать это. И тут Симпсон и влез: «Да успокойте его, м-р Хорнблауэр!»
Услышав его голос, уже почти успокоившийся Арчи снова забился в руках Олдрейда… а он испугался, что их услышат на вражеском корабле. Испугался… вот она, причина… да, он струсил тогда. И как ни оправдывай самого себя, что он боялся не за себя, а за товарищей, за успех всей вылазки, в душе он знал, что поступил трусливо и подло. Он должен был заткнуть Симпсона, а не Арчи… Пусть – тем же способом, каким он заткнул своего единственного друга. Но он сделал то, что сделал… Перед глазами Горацио снова встала та ночь, тёмное море, огни «Папильона», абордаж… и сносимая течением лодка с беспомощным другом в ней. Он снова видел капитана Пэльо, которому докладывал о потерях. Он перечислил всех погибших офицеров, а про своего друга сказал иначе… он не мог употребить слово «погиб», и сказал «пропал». Хотя, в данном случае, это было одно и тоже…
- Пропал? – переспросил Пэльо, чуть приподняв брови и всем своим видом выражая непонимание такой формулировки. – Через четверть часа зайдите в мою каюту, мистер Хорнблауэр.
Пэльо повернулся и ушёл к себе.
Горацио понял, что дальнейший разговор не предназначен для посторонних ушей.
-Я получил исчерпывающие сведения обо всех, кроме Кеннеди, - сказал капитан, меряя шагами каюту. – Что случилось с ним? Что значит это слово «пропал», применительно к боевому офицеру флота Его Величества? Он погиб в бою?
- Нет, сэр. Он не участвовал в атаке.
- Не участвовал? А что же, позвольте спросить, он делал, когда его товарищи сражались?
- Когда мы служили на «Юстиниане», у него были очень сложные отношения с Симпсоном. Этот Симпсон – мерзавец… Сегодня он ещё раз доказал это. Так вот этот Симпсон ещё на «Юстиниане» довёл Арчи до того, что у него случались припадки. Это было связано именно с присутствием Симпсона, если того не было, Арчи был вполне здоров.
- Даже так? – брови Пэльо приподнялись ещё выше. – И один из таких припадков случился накануне атаки, потому что парень вновь увидел возле себя это исчадие ада? Верно?
- Да, сэр… - Горацио потупился, но Пэльо успел заметить, что глаза его ученика странно поблескивают.
Пэльо на своём веку пришлось потерять многих друзей, и он прекрасно понимал состояние Горацио. Деликатно сделав вид, что не заметил повлажневшие глаза юноши, Пэльо выслушал продолжение рассказа. Горацио старался рассказывать короткими и чёткими фразами, возможно, так ему было легче держать себя в руках.
Выслушав отчёт до конца, Пэльо произнёс:
- Ты ответственен за его жизнь. Ты ЗНАЛ, но молчал; не сумев отличить доноса от необходимого вмешательства. Ты обязан был сообщить мне о болезни своего друга. Всё, что ты рассказал мне сейчас об особенностях Арчибальда Кеннеди , ты должен был рассказать ДО вылазки. Я должен был знать это. Я не просто так спросил в конце совещания, есть ли вопросы и предложения… Капитан обязан знать - ЧТО происходит на судне, тем более – в боевых условиях. На «Неутомимом» у Кеннеди не случалось этих приступов, я не подозревал о том, что с ним такое бывает. А Симпсон для меня - вообще чужой, я про него не знал ничего. И вправе был рассчитывать, что ты сообщишь мне, что он из себя представляет и насколько опасен. Я принял бы свои меры, не сомневайся.
- Сэр, я не ожидал, что он будет стрелять в меня и отрежет лодку с Кеннеди от «Папильона»… я не знал, что он настолько … подл. Хотя я должен был знать! Я должен был понять, что этот ублюдок способен на всё. Я же знал, как он издевался над Арчи там, на «Юстиниане»…
Горацио невольно вздрогнул и вскинул умоляющий взгляд на учителя. Даже сейчас, даже Пэльо он не мог рассказать, что вытворял Симпсон… потому что это значило бы ещё раз предать Арчи… доверившего ему свою тайну…
Но Пэльо понимающе улыбнулся:
- Я не прошу тебя рассказывать. Понимаю, что это было что-то действительно ужасное, раз Кеннеди дошёл до припадков. Сейчас, к сожалению, наказать его за те поступки невозможно… свидетелей нет… - Пэльо вздохнул. – Равно как и потерпевшего. Но он скоро попадётся на новой гадости, я уверен. Я присмотрю за ним… и тогда он сильно пожалеет о многом. Но мы говорим о тебе. Да, ты мог не предвидеть, как поведёт себя этот негодяй во время вылазки… в этом твоей вины нет, - задумчиво произнёс Пэльо. – Но ты обязан был сообщить об их несовместимости, Горацио. Своим молчанием ты поставил вылазку под угрозу срыва. И – пожалуй, это даже важнее, – погубил своего друга, которого не хотел позорить перед всеми, сообщая о его болезни. Ведь ты промолчал из-за этого?
- Да.. и, наверное, я растерялся… не знал, как сказать вам это, чтобы не при всех… и… я подумал, что может, всё обойдётся. Но уже когда садились в лодки, понял, что ошибся… что не обойдётся. Я видел, что Арчи вот – вот станет плохо. Я же уже на «Юстиниане» видел, как у него это начинается. Но оставлять его на «Неутомимом» было уже поздно… А потом… я поддался панике и оглушил его… и после этого мы оставили его в лодке. Я думал, мы заберём его на обратном пути… когда всё будет кончено, «Папильон» будет наш –поднимем его на борт, и постепенно он придёт в себя….
- Ты понимаешь, что это ты погубил его? Даже не этот мерзавец… а именно ты?
Какой ты после этого будущий офицер? Офицер ОБЯЗАН ЗАБОТИТЬСЯ о других. Ты не позаботился о Кеннеди, хотя знал – единственный на корабле, кроме этого Симпсона, - слабое место своего друга…Ты проявил беспечность, понадеялся, что всё обойдётся благополучно. Не обошлось… Командир не имеет права полагаться на случай, Горацио. Спасибо тебе за «Папильон»… Иди. И запомни… какова цена надежды «на авось»…
Он запомнил. На всю жизнь запомнил… И
он понимал, что именно он погубил Арчи… ещё до того, как наставник сказал ему об этом. Ему потом часто снилась та ночь… и погибающий в море друг… Первые дни и недели после случившегося он ещё надеялся, что Арчи подобрало какое-то английское судно. Но – тогда бы он вернулся на «Неутомимый»… Нет, эта надежда давно растаяла, словно туман. Конечно, Арчи погиб. И Горацио старался не думать о том, как именно это произошло.
И вот теперь оказалось, что Арчи всё же подобрали… только – враги. И всё это время, пока он был свободен, его друг мучился в плену… Горацио чуть не застонал… В том, что случилось, виноват только он... Как искупить эту вину?
- Посмотри на меня, Арчи… - позвал он… Арчи… я прошу тебя…
Арчи вздрогнул и, чуть помедлив, поднял на него взгляд. Горцио увидел, что слезящиеся глаза бывшего мичмана «Неутомимого» изумлённо расширились. На миг Горацио увидел перед собой глаза прежнего Арчи – наивно - удивлённые, ясные, доверчивые. Но затем их снова заволокло слезой… «Он что, теряет зрение в этой дыре?» – с внезапным ужасом подумал Горацио. Глаза Арчи были теперь не ярко-синими, как прежде, а выцветшими, и в них стояли слёзы.
- Горацио? – спросил Арчи неуверенно, словно не до конца узнавая. Или – не веря своим глазам и ушам.
« Слава Богу, узнал… значит, он ещё соображает…» - мелькнуло в голове у Горацио.
Хорнблауэр присел на край койки, взял руки друга в свои. Он неосознанно пытался согреть и защитить Арчи… хотя, похоже, сам бы не мог так объяснить своё поведение.
- Да, это я. Мы выберемся отсюда. Слава Богу, ты жив, Арчи… Я же… уже не надеялся… не надеялся найти тебя… - Горацио смущённо улыбнулся. – После того случая… Ты давно здесь, Арчи?
- Здесь - год. До того был в другом месте… не в одном… - Арчи говорил с трудом и как бы неохотно. Вдруг голос его окреп, он попытался приподняться, - Горацио, зачем ты пришёл? Отсюда нет выхода.
- Отовсюду есть выход, Арчи, - Горацио положил руку на плечо другу, удерживая его, и тот почему-то вздрогнул. – Надо только найти его, слышишь?
- Я пытался бежать пять раз, и это каждый раз всё больше отдаляло меня от Англии. Не надо было тебе приходить… тут гиблое место…
Голос Арчи был очень тихий, в нём не осталось ни капли прежней жизнерадостности. Но Горацио уловил в нём кое-что прежнее – даже сейчас Арчи волновался за него. Это ударило прямо в сердце. Ведь он нашёл Арчи совершенно случайно… если бы не его ошибка, заведшая его в самую середину вражеской флотилии… - он готов был теперь благодарить Небеса за эту оплошность! – он не оказался бы тут и никогда больше не увидел бы своего друга в живых… а Арчи уморили бы доны. Судя по его виду, этого ждать осталось недолго… «Надеюсь, ещё не поздно… Я оказался тут случайно… и я всё это время старался забыть его… потому что жалел себя, отгораживался от этих воспоминаний… которые слишком страшны… а Арчи всё это время помнил меня и боялся… боялся, что и я тоже угожу в это гиблое место. Какой же я скот, Арчи… Если бы ты знал, какой я скот… Наверное, ты тут натерпелся… а я считал тебя мёртвым и пытался забыть… Я убедил себя, что тебя нет в живых… предав тебя перед этим… я виноват перед тобой… Арчи… сколько же ты вытерпел… Но теперь всё позади, мы выберемся отсюда, мы выберемся вместе, по-другому просто нельзя, больше я никогда не струшу и не предам тебя, » - все эти мысли вихрем промелькнули в голове Горацио. Он взял себя в руки. Первое, что сейчас надо – не показать своей собственной растерянности от пленения, вселить в Арчи уверенность, что они выберутся. И – начинать готовить побег. Горацио улыбнулся другу и сказал почти спокойно, стараясь, чтобы Арчи услышал и поверил:
- Пришёл я сюда не по своей воле, но уйду – по своей. И тебя вытащу. Нас тут целая команда, - Горацио кивнул на столпившихся за его спиной матросов, изумлённо наблюдавших за этой сценой.- Так что долго мы тут не задержимся. Скоро ты увидишь море. Мы вернёмся на «Неутомимый», Арчи… Ты слышишь меня? Я отсюда без тебя не уйду, понял? Я очень виноват перед тобой… и теперь я не брошу тебя…
- Не надо, Горацио… я же тебе не нужен… - Арчи отвернулся. – Кто я и кто ты? Жалкий припадочный, который только мешает всем… и блестящий офицер королевского флота. У нас разные дороги. Ты ничего не должен мне… и ни в чём не виноват. Оставь меня, прошу. Я больше ничего не хочу… я не хочу никуда возвращаться…
В голосе Арчи прозвучала бесконечная усталость… и тоска.
Горацио почувствовал отчаяние. Что он такое несёт? Как он может такое говорить? Этому может быть только одна причина… нет, только не это. Неужели Арчи сдался? Нет, он вытащит его из этого покорного отупения. Из этого уныния и подавленности. Они вернутся на «Неутомимый», море вернёт другу силы… он снова будет смеяться и дышать полной грудью. Он станет прежним… тем Арчи, которого он, Горацио, помнил все эти годы. А для этого надо… мало и много. Вернуть Арчи веру в то, что он нужен… и вытащить отсюда. И ещё неизвестно, какая из задач сложнее. Но Горацио не боялся сложных задач. Он будет и выхаживать Арчи, и готовить побег. И у них всё получится.
- Не нужен и мешаешь? – почти заорал Горацио, слегка встряхивая друга за плечи, словно пытался разбудить его. - Ты совсем с ума сошёл в этой клетке? Что ты несёшь?! За такую глупость… тебе просто морду набить надо! Ты НУЖЕН мне, дурак… Ты что, всё забыл? Ты же – мой лучший… мой единственный друг. Знаешь, как мне было в эти годы?... О Боже, что я говорю… я же был хотя бы на свободе, а ты… Ну же, Арчи… посмотри на меня, - он заглянул в мутные, измученные глаза Арчи. «Как? Как вернуть ему силы жить?» - Я вытащу тебя отсюда, обещаю. Разве я врал тебе когда-нибудь?
Неожиданно для самого себя Горацио протянул руку и коснулся спутанных волос друга… словно попытался этой лаской вернуть ему уверенность и силы.
- Арчи… мой дорогой друг… - Горацио произнёс это тихо и ласково… осторожно поглаживая волосы Арчи.
Он хотел успокоить его и вернуть ему надежду. Кажется, это получилось.
Арчи посмотрел ему прямо в глаза. Горацио с радостью заметил, что в измученных глазах Кеннеди появилась надежда.
- Я верю тебе… - выдохнул Арчи и слабо улыбнулся.
- Вот, молодец… - Горацио улыбнулся в ответ.
- Но я не могу бежать с вами, Горацио…
- Почему? – Хорнблауэр непонимающе тряхнул головой. – Что с тобой сделали, Арчи, говори? – в его голосе были злость и отчаяние.
Злость не на Арчи, нет… на эту поганую войну… на Симпсона… на донов… на самого себя. На всю эту «судьбу», швырнувшую его друга сюда…
- Яма. В ней нельзя ни встать, ни лечь. За пятую попытку побега я пробыл там… не знаю, сколько. Долго. Они говорили, что месяц… но я не знаю… Теперь я не могу встать на ноги.
- Арчи… ты поправишься, обещаю. Мы будем ждать, сколько надо, пока ты сможешь бежать с нами. Я не уйду отсюда без тебя, запомни.
- Мечты, Горацио… ничего не получится. Бегите сами. Пока можете, и как только представится случай.
- Мечты сбываются, дружище. У нас всё получится. Кроме этой ямы… что ещё?
- Ничего, что было бы страшнее Симпсона, - тихо произнёс Арчи.
Горацио почувствовал, что друг напрягся, вспомнив весь пережитый ужас, и испугался, что воспоминание о мучителе приведёт к обычному результату – Арчи снова станет плохо… а уж это сейчас совсем ни к чему. Арчи и так едва жив… очередной приступ его может просто прикончить. От одной мысли об этом Горацио внутренне вздрогнул.
Он склонился к Арчи, обнял его за плечи, и торопливо зашептал, стараясь предотвратить припадок:
- Не вспоминай его, не надо… Этот ублюдок мёртв. Капитан Пэльо пристрелил его, как бешеного пса. Я расскажу потом, как дело было. Больше он не встанет у тебя на дороге, Арчи. Забудь эту тварь… Я прошу тебя. Это всё позади, и не повторится. Ты должен восстановить свои силы и вернуться на корабль. Тебе будут рады на «Неутомимом»… знаешь, как капитан Пэльо тогда огорчился, что ты пропал? Да что я говорю? Все огорчились, правда.
Арчи улыбнулся. Горацио облегчённо вздохнул. Затравленное выражение, появившееся в глазах Арчи при одном воспоминании о его враге, ушло.
- Что же ты врёшь? Капитан огорчился из-за меня? Такого просто быть не может, Горацио, - Арчи снова улыбнулся, но улыбка была невесёлой.
Горацио приходилось напрягать слух, чтобы расслышать… до того тихо говорил Арчи.
- Для капитана важны все мы, разве ты забыл? Думаю, сейчас он тоже ищет нас… вот он удивится и обрадуется, когда мы вернёмся все вместе! Ты увидишь, Арчи, ты сам это увидишь. Только верь мне, ладно?
Арчи кивнул.
Горацио смотрел в глаза Арчи, гладил его волосы… он не мог до конца поверить, что всё происходит наяву… что Небеса услышали его и вернули ему брата… что он тут, живой и настоящий. Он боялся, что проснётся… и снова всё будет по-прежнему… качающаяся койка и храпящий по соседству толстяк… и – мёртвая пустота и безнадёжность внутри. Он снова тихо произнёс имя друга, которое уже давно не произносил вслух… потому что некого было звать этим именем.
- Арчи…
- Горацио… - эхом отозвался тот.
- Давно тебя вытащили из ямы? – осторожно спросил Хорнблауэр.
- Скоро месяц… но я до сих пор не могу встать, - вздохнул Арчи. – Ноги мне не служат… Я пытался встать, поверь… это бесполезно… тут уже ничего не сделаешь, Горацио.
- Сделаешь, Арчи! Это поправимо. Теперь ты не один, я буду помогать тебе. Ты снова научишься ходить, Арчи. Ты просто забыл, как это делается… но обязательно вспомнишь! – горячо возразил Горацио.
- Я – конченый человек. Я уже никогда не смогу подняться на ноги. И не смогу бежать отсюда, Горацио. Ты должен оставить меня здесь и уходить… вместе со своими товарищами... это твой долг… долг командира. Поверь мне и простимся, мой друг.
- Арчи… не говори так, прошу. Ты не можешь сдаться…мы вместе вернёмся на «Неутомимый», я не могу оставить тебя умирать в этом склепе… не требуй от меня невозможного… - Горацио держал руки друга в своих и смотрел ему в глаза, словно этим можно было вдохнуть силы в измученного пленника…
Руки Арчи были холодны.
- Ты будешь жить… и ты будешь свободен… Арчи… ты не должен сдаваться. Мы снова вместе…и я не отдам тебя донам… - Горацио пытался согреть друга и дышал ему на руки.
В камере, действительно, было сыро и промозгло, и Горацио чувствовал, что сырость начинает пробираться и к нему под китель… Арчи же был в одной рубашке. Не удивительно, что ему холодно.
- Сэр, один вы его не удержите, если у него совсем худо с ногами, - почтительно вклинился Стайлз. – Разрешите, я буду помогать вам? Вдвоём мы быстро выучим мистера Кеннеди не то что ходить - бегать!
Горацио улыбнулся. Славные всё же ребята в его отделении… Но он поторопился с выводами. Нашёлся кое-кто, предложивший совсем иное.
Этот кое-кто - Хантер. Мичман постарше возрастом, чем Горацио, наверное, досадовавший, что вынужден подчиняться «желторотому» и.о. лейтенанта… Раньше он никак не проявлял этого своего недовольства, а вот сейчас высказался!
- Это обуза нам при побеге, сэр! Ждать, пока он сможет бежать? Мы сами превратимся в развалины, сэр, пока дожидаться будем… да и что с него толку, с припадочного? - выступил Хантер.- Он сдался… оставьте его. Мы должны подумать о себе.
«Подумать о себе?! Я всё это время после той ночи, когда мы захватили этот проклятый «Папильон», только о себе и думал. Думал о том, как избавиться от чувства вины… как не забивать себе голову тем, что уже не исправишь. Как жить с таким грузом на совести. Только о самом Арчи я не думал. Я не думал, что, возможно, он жив и мается в плену. Я не пытался найти его. А теперь…бросить его теперь, когда он беспомощен и полностью зависит от меня? Когда Небеса вернули мне его – единственного друга, которому я верил, как себе? » Для Горацио бросить Арчи и бежать без него было также невозможно, как, например, взлететь. И тем хуже для Хантера, если он этого не понимает!
Горацио в бешенстве повернулся к Хантеру. Он и сам не подозревал, что может НАСТОЛЬКО разозлиться. Скажи Хантер ещё слово – Горацио его бы просто по стенке размазал.
- Ты…заткнись… - севшим голосом прошипел Хорнблауэр. – Он – мой друг… Лучший друг. Я не брошу его в этой дыре, понял? А если тебе не нравится…. И оставь в покое его прошлое. Ты не знаешь НИЧЕГО. И ты будешь починяться мне, потому что я – командир. И ты не сунешься к нему, ублюдок! Иначе я убью тебя – если ты только попробуешь что-то сделать ему…
Хантер попятился. Он впервые видел командира в таком бешенстве и почувствовал, что с ним лучше не связываться. Даже в бою Хорнблауэр не бывал таким разъярённым. Сейчас он был просто опасен. Хантер не позволил себе даже недовольной гримасы – потому что видел, что даже этого будет достаточно, чтобы Хорнблауэр бросился на него. Всегда выдержанного и заботливого командира словно подменили… сейчас он готов был убить всякого, кто попытается причинить вред этому доходяге. Кто хотя бы заикнётся о том, что его приятель – обуза для остальных… Хантер и все остальные, находящиеся в камере, поняли, что эта угроза – не просто слова. И.о. лейтенанта так и сделает. Хантер попятился и шагнул в сторону, стараясь уйти из поля зрения Хорнблауэра. Впрочем, тот уже не смотрел на него – он снова повернулся к злополучному Кеннеди и зашептал ему что-то успокаивающее.
Мэтьюз отвёл Хантера подальше – насколько в этой клетушке можно было отойти подальше!- и тихо пояснил:
- Ты не знаешь… они сдружились ещё на «Юстиниане». Мистер Хорнблауэр ни за что не бросит его здесь. И я скажу, что он прав! Мистера Кеннеди нельзя оставить в этой дыре, это просто безбожно. И не зли мистера Хорнблауэра.. Мы видели от него только добро. Он вытащит нас всех отсюда, если ты не будешь путаться у него под ногами..
- Сэр… - вступил в разговор Олдрейд, - думаю, лучше я буду помогать вам с мистером Кеннеди. Мы с вами одного роста, так мистеру Кеннеди будет удобнее держаться за нас, да и нам так легче будет. Стайлз слишком низкорослый… - Олдрейд широко и добродушно улыбнулся, а уязвлённый Стайлз погрозил ему кулаком.
Горацио кивнул:
- Спасибо, ребята. Я был уверен, что на вас можно положиться.
- Спасибо, сэр, но нельзя же оставить его на растерзание донам… он и так, видно, натерпелся, - смущённо потупился Олдрейд. – Простите, сэр…
- Тебе не за что извиняться, Олдрейд… ты повёл себя достойно… так же, как и Стайлз, Мэтьюз … и другие, кроме… - Горацио замолчал и поглядел на Хантера.
Все матросы заулыбались, а Хантер поспешно спрятался за спины других. Он видел, что общее мнение на стороне Хорнблауэра. Все согласны, что «негоже бросать своего в этой конуре у донов»… что ж, он подчинится. Пока. Но если это всё затянется, кто знает, не переменится ли настроение ребят? В общем, на ближайшее время они останутся здесь, а там видно будет… может быть, этот убогий поправится, а возможно… наоборот… но в обоих случаях он не будет путаться в ногах при побеге.
Однако, говорить на такие темы явно опасно. Командир просто на дыбы встал, услышав, что его дружка предлагают бросить там, где нашли. Ладно, там будет видно. Может, всё ещё и образуется.
В это время заключённым принесли ужин. Все разобрали плошки, и Горацио увидел, что одной не хватает.
- Эй, тут нету одной… - он попытался жестами объяснить испанцу, что его не устраивает. Сперва тот явно не понимал, что хочет от него пленник, Горацио раздражённо тряхнул головой, показал на посуду в своей руке, потом – на Арчи. Может, испанец поймёт, что одному из пленных не хватило еды? Испанец, кажется, и правда понял. Он поглядел на Арчи, почему-то ухмыльнулся и отрицательно покачал головой.
Последующее лопотание Горацио не понял, но сопровождающие их жесты сказали ему, что, похоже, Арчи кормить не собираются. Горацио едва сдержался, чтобы не придушить солдата. Нет, сейчас нельзя. Они ещё не готовы сражаться. Возможно, что испанец просто не понял, в чём проблема. А он, в свою очередь, не понял его «ответ»… Горацио раздельно и медленно изложил по-французски, что их тут 10, а еду принесли только на 9 человек, надеясь, что этот дон понимает по-французски. Надежда Хорнблауэра оправдалась. Испанец закивал, тоже по-французски лаконично пообещал доложить командиру, и вышел. Пока Горацио подошёл к Арчи, и присел возле:
- Поешь. Ужин принесли.
- Нет, это твоя порция, - ответил Арчи, прикрывая глаза.
- Почему моя? Ешь, они принесут сейчас и мне. Они просто неправильно сосчитали нас…
- Я не хочу…
- Не глупи, Арчи.. ты должен есть. Давай, я покормлю тебя.
Арчи отрицательно покачал головой.
- Испанцы уже поняли, что я не хочу…пойми и ты. Видишь, они не принесли мне ничего… - Арчи улыбнулся и открыл глаза.
Горацио словно обухом по голове ударили. Он понял…
- Ты рехнулся… Ты что – отказался от еды, да? Арчи… сумасшедший… что же ты творишь? Ешь же, придурок! Арчи…
- Не надо… твой мичман прав… я свяжу вас по рукам и ногам при побеге… не надо этого… жаль, что ты застал меня тут… - Арчи как-то виновато и беззащитно улыбнулся. –Ты пришёл слишком рано… Прости меня, ладно?
Простить? Горацио понял, что подразумевал Арчи… Нет!
Господи… вот почему он так ослабел… не только из-за этой ямы, будь она неладна. От голода.
Хорнблауэр понял, что первое впечатление его не обмануло… Арчи на самом деле на грани жизни и смерти… Он действительно давно голодает, и уголодался, похоже, до предела… Арчи, что же ты делаешь… Зачем?!
- Ты совсем сдурел! Я пришёл слишком поздно, как я вижу! Давно? Давно ты не ешь? – Горацио в отчаянии теребил Арчи, пытаясь заставить его есть… пытаясь добиться ответа… Он должен знать, насколько серьёзно состояние Кеннеди. Он должен вытащить его.
- Не знаю.
«Значит, давно… испанцы уже привыкли не носить сюда еду. Потому и порций было на одну меньше. – Горацио почувствовал, что внутри у него всё похолодело от ужаса… он как бы ощутил дыхание смерти… которая уже готова была схватить свою добычу… - Боже мой… что, если его уже не спасти? Нет… я не отпущу его ТУДА…»
Дальнейшие слова Горацио удивили бы Арчи… если бы он ещё мог удивляться. Отчаянное желание удержать… ужас и боль – вот что было в этих лихорадочных словах, во взгляде, в каждом движении друга…
- Как ты можешь теперь уйти, когда мы наконец нашлись, братик?
Горацио сам не ожидал, что выскажет это вслух. В душе он давно называл Арчи братом, но вслух сказал это впервые. Страх потерять только что чудом возращённого ему Арчи оказался сильнее выдержки и самообладания Хорнблауэра.
- Ты же не будешь такой свиньёй, правда? Так что никаких голодовок... никаких самоубийств. Ты мне нужен. Всё, больше я тебе не буду объяснять. Не хочешь жрать добровольно - буду кормить насильно, - Горацио попытался исполнить свою угрозу, но сделать это оказалось не так просто… Он не мог разжать зубы друга… И снова попытался уговорить его…
- Арчи… послушай…
Арчи посмотрел в глаза другу – твёрдо и решительно:
- Не спорь со мной, Горацио. Так надо. Я не должен связывать вас.
Горацио удивился этой решительности всегда мягкого и уступчивого Арчи. Но и он не собирался сдаваться! Не затем он нашёл друга, чтобы позволить ему уморить себя голодом.
- Арчи, я прошу тебя… я понимаю, что здешняя еда – гадость, но ты должен есть. Пожалуйста… сделай это для меня, - терпеливо уговаривал Хорнблауэр.
Однако, Арчи оказался упрямым…
- Это ведь тоже - способ сбежать отсюда, верно? Если уж никак иначе не избавиться от донов, почему бы не сделать это так? – он улыбнулся почти как раньше – озорно и весело…. И эта улыбка выглядела жутко на измученном, опухшем лице. Но в Горацио она вселила надежду. Если Арчи ещё может шутить… значит, ещё не всё потеряно.
- Дурацкие у тебя шутки, Кеннеди! - огрызнулся Горацио.
И осёкся. Арчи как-то странно вздрогнул и затих…
- Арчи!
Никакого ответа… Горацио прижался ухом к груди друга, пытаясь уловить, жив ли он ещё. Неслышно подошёл Мэтьюз.
- Держитесь, сэр…
Горацио поднял голову. Что он говорит? Держаться?
Боцман осторожно коснулся шеи Арчи…
- Он жив ещё… видно, с голоду это… бедняга…
Горацио вскочил и бросился к двери, застучал в неё.
Он заорал на появившегося караульного, требуя позвать начальника крепости… дон Массаредо появился неожиданно быстро.
- Что тут происходит? – спросил старый испанец невозмутимо.
- Он умирает! – Горацио стоял уже у двери с другом на руках.
Испанец внимательно взглянул на Арчи. Сомневаться в том, что тот действительно без сознания, не приходилось..
- Мы переведём вас обоих в другое место и попробуем спасти его жизнь. Что с ним?
- Его не кормили. Вернее – ему перестали приносить еду, так как он отказался есть. Уже давно. Насколько давно – не знаю, он не сказал.
Дон Массаредо нахмурился.
- Я приму меры.
Затем он обратился к своим людям, уже по –испански, но о содержании его приказа Горацио мог догадаться по дальнейшим событиям.
Дон Массаредо повернулся и ушёл, а пришедшие с ним солдаты препроводили Горацио в чистую светлую комнату с камином и всей необходимой обстановкой.… Он бережно уложил Арчи на постель. Он едва успел устроить друга поудобнее, воспользовавшись имевшимися подушками и одеялом, как вошли двое испанцев и быстро растопили камин.
- Сейчас вам принесут ужин, - сказал по-французски один из солдат. – А пока – согревайтесь. Вашему другу сейчас это необходимо, да и вам не повредит. Дон Массаредо распорядился, чтобы вам дали возможность оставаться с ним и предоставили вам всё необходимое. Если это необходимо – он пришлёт доктора. Наш сеньор сожалеет, что сеньор Кеннеди болен и надеется, что его болезнь не будет опасной… Дон Массаредо уважает отвагу сеньора Кеннеди и желает ему скорейшего выздоровления.
Горацио не вслушивался в эти слова. Он понял главное: начальник крепости распорядился позаботиться об Арчи, и его не разлучат с другом. Остальное пока можно было оставить без внимания. Его порадовало то, что испанцы оставили достаточно дров, чтобы хватило до следующего утра. Арчи действительно необходимо тепло… чтобы не тратить последние силы на то, чтобы согреться. Их заперли. Комнатка была небольшой, и тепло быстро охватило Горацио. После промозглой сырой камеры, откуда их перевели, разница особенно чувствовалась. Наверное, Арчи тоже почувствовал какое-то изменение в обстановке, потому что шевельнулся и тихо спросил:
- Где мы? На «Неутомимом»?
- Пока нет. Но мы будем там, Арчи. Только не умирай, понял? Я… я не могу тебя потерять! – отчаянно попросил Горацио.
- Почему же тогда… койка качается? Мы … на «Юстиниане»? – по лицу Арчи пробежала судорога, а в голосе послышалось отчаяние…
«Да что же это такое? Почему этот кошмар всё преследует его? Как объяснить ему, что всё то, что так его пугает – уже не вернётся?»
- Мы на берегу… всё хорошо… успокойся, «Юстиниан» затонул… всё плохое кончилось, забудь… Успокойся, Арчи. Всё хорошо.
Горацио удерживал руки друга и прижимал его к койке. Потому что ему казалось, что у того вот-вот начнётся припадок. Но Арчи, видно, всё же услышал и понял его слова… Он перевёл дыхание и слабо улыбнулся.
- Всё прошло, Горацио… что это было?
- Кошмарный сон, дружище… просто страшный сон. Всё хорошо… тут тепло, я буду кормить тебя, и ты поправишься…
Горацио заботливо подоткнул одеяло, чтобы другу было теплее, и подбросил в камин ещё пару поленьев.
- Ты не мёрзнешь? – спросил он тревожно, вглядываясь в лицо друга.
- Нет… тут тепло…
Появился солдат с подносом, на котором стояли две порции еды. Бульон для Арчи и рыба с овощами – для Горацио. Это был просто королевский ужин по сравнению с той похлёбкой, которую принесли в общую камеру. «Да, бульон – это как раз то, что ему сейчас нужно… Это поддержит его силы… кормить придётся по чуть-чуть – похоже, он действительно давно голодал. Дай Бог, чтобы было ещё не поздно… »
- Сейчас ты выпьешь это и будешь спать… - Горацио осторожно приподнял голову Арчи и поднёс к его губам кружку с бульоном. – Пей, Арчи… Медленно, по глоточку… Это лекарство для тебя.
Арчи попытался воспротивиться, но сил у него не было… приятное тепло окутывало его, он расслабился и позволил Горацио поить себя… Бульон, тёплый и вкусный… руки друга, осторожно поддерживающие и оберегающие от смерти… жар камина… неужели это всё наяву? Арчи улыбнулся. Ему стало спокойно и хорошо… так, как не было ни разу с тех самых пор, как он поднялся на борт «Юстиниана». Арчи уже забыл это состояние блаженства, безопасности и покоя – и вот теперь оно неожиданно вернулось. На «Неутомимом» было хорошо… но чего-чего, а покоя там не было и в помине. И вот сейчас, в плену – ему было хорошо, как когда-то дома. Это было невероятно и, наверное, так не должно было быть… но так было, и Арчи не сопротивлялся этому странному состоянию. Он вслушался в голос друга…
- Молодец, в следующий раз я дам тебе побольше… - Горацио отставил кружку. - Пока – пусть эти несколько глотков приживутся. Много сразу нельзя, дружок. Чуть позже… ты ещё попьёшь… я буду кормить тебя, и ты поправишься… - он смотрел в лицо Арчи… - Господи, какое счастье, что я успел… - выдохнул он.
Страшное напряжение и страх отпустили его. Он поверил, что всё обойдётся. Ему понадобится терпение, чтобы помочь другу восстановить силы. Но это не пугало его… Он осторожно опустил голову друга на подушку, поправил одеяло…
Он видел, что Арчи засыпает… пусть. Сейчас ему это не менее важно, чем еда…
Горацио почувствовал, что сам зверски голоден. Со вчерашнего вечера у них у всех во рту не было ни крошки. Тьфу… ребята там давятся этим пойлом, а он тут деликатесы получил… но придётся есть то, что есть… Горацио присел к столу, быстро разделался со своим ужином и вернулся к Арчи. Тот спал… Горацио рассчитывал чуть попозже снова предложить ему бульон. Пока он усёлся возле друга, прислушиваясь к шуму дождя за окном. Этот шум усыплял, но Хорнблауэр встряхивался и отгонял сон. Он не может пропустить пробуждения Арчи. Через пару часов Арчи позвал его сквозь сон:
- Горацио…
- Попей… - Хорнблауэр снова подсунул другу бульон, и тот не сопротивлялся. – Ты окрепнешь и сможешь бежать… ты же с голоду встать не можешь, бестолочь… Арчи, Арчи… что же ты натворил, горе моё…
В голосе Горацио слышалась бесконечная нежность. Он был счастлив в эти минуты. Брат… он нашёлся, и теперь всё будет хорошо. Они обязательно вырвутся отсюда.
…Следующая ночь прошла неспокойно. Арчи метался и всё говорил о том, чтобы бежали без него, что он ненужен и всем помешает. Горацио сидел возле, поил его – слава Богу, Арчи больше не упрямился и покорно пил… держал за руки… Он заметил, что когда он держит его – Арчи немного успокаивается… словно это отгоняет его навязчивую мысль о собственной никчёмности и ненужности.
Также его заметно успокаивал голос Горацио… и тот говорил с ним… терпеливо и ласково…
- Спи, не мучай себя, Арчи… всё хорошо… мы вместе выйдем в море… ты нужен мне… больше всего на свете… и ты не бросишь меня, я же знаю. Ты не посмеешь умереть, Арчи… если бы ты только знал, КАК ты мне нужен…
Арчи как будто успокаивался, но потом снова начинал метаться и стонать, и Горацио снова успокаивал его. В конце концов он затих, и Горацио подумал, что теперь Арчи нормально выспится… но его надежда не оправдалась.
Вдруг Арчи с криком: «Симпсон!» - сел на кровати, глядя в темноту расширившимися от ужаса глазами… - Джек, не надо… прошу… Я не хочу…
В его голосе были слышны ужас и мольба. Его начал колотить озноб… Горацио обнял друга за плечи, стараясь успокоить и согреть… он чувствовал, как содрогается всё тело Арчи, и пытался унять эту дрожь…
Он понял, что происходит… Арчи снова видел Симпсона, приближающегося к нему с его обычной сатанинской ухмылкой… И это вполне могло закончиться припадком. Горацио стало больно… Когда же это прекратится?! Когда прошлое наконец отпустит Арчи? Когда ему перестанет мерещиться этот ублюдок?!
Горацио удерживал Арчи, и тихо уговаривал успокоиться:
- Всё, Арчи, всё хорошо… тут нет его… и нигде нет, разве что в аду. Где ему самое место. Он больше не придёт к тебе, не бойся. Ты должен набраться сил и тогда мы уйдём отсюда. Ложись, - Горацио осторожно уложил друга и долго сидел, одной рукой держа его за руку, а другой гладя его отросшие волосы.
Постепенно дрожь прекратилась… Арчи глубоко вздохнул и спросил:
- Горацио… ты мне снишься, да?
- Арчи, всё хорошо… я тут, с тобой… не во сне, а по-настоящему… и мы выберемся.
- Ты мне часто снился, - улыбнулся Арчи.
- Ты мне тоже, каждую ночь… - улыбнулся Горацио. - Попей ещё и спи…
Несколько глотков… каждый из них - маленький шажок в сторону от чёрной пропасти, куда Арчи чуть сам не загнал себя.
… Горацио осторожно опустил на подушку голову Арчи, поправил одеяло.
- Спи… всё будет хорошо…
Арчи улыбнулся и закрыл глаза. Горацио самого клонило в сон… но он встал, подбросил дров в камин и вернулся на свой стул… Вскоре тишину нарушало только спокойное дыхание спящих друзей.
Принесший завтрак солдат нашёл их спящими… Арчи – на своём месте, а Горацио возле него, сидя на стуле. Испанец пожал плечами, поставил на стол еду и тихо окликнул по-французски:
- Месье, уже утро.
Горацио вздрогнул и открыл глаза. Спросонья он не сразу сообразил, где он и что происходит. Но, увидев солдата в испанской форме и спящего Арчи, вспомнил всё. Плен…
Арчи проспал почти до обеда. Спал он тихо, Горацио даже прислушивался – дышит ли он. К огромному удивлению Горацио, к ним- таки пришёл доктор – в сопровождении того самого солдата, который говорил по-французски и теперь стал переводить слова доктора. Испанец сказал, что Арчи, судя по его состоянию, голодал три недели. Кроме того, у него последствия пребывания в яме… в данный момент он предельно истощён, и нужны срочные меры для спасения его жизни… эти меры, по мнению испанца, были следующие: тепло, полный покой, лёгкая и питательная еда… и дружеское участие. Арчи проснулся как раз во время осмотра, когда испанский доктор смотрел его ноги.
- Он встанет, обязательно… но сначала его надо откормить… а потом можно понемногу заставлять вставать… очень осторожно, учитывая его силы. Вы поняли меня, сеньор?
После ухода доктора Горацио вновь предложил Арчи поесть. Тот уже не возражал… Горацио провёл с ним весь день. Арчи, едва поев, снова засыпал – видимо, он настолько ослабел, что не мог толком проснуться. Горацио оставался возле него. Вторая ночь после переселения прошла спокойно. В этот раз Арчи не мучили кошмары, и проснулся он рано. Горацио с радостью заметил, что взгляд друга прояснился, и выглядит он получше, чем тогда, когда Горацио впервые увидел его в камере.
- Молодчина, Арчи, ты уже поправляешься… Тепло и еда пошли тебе на пользу.
- Ты… потому что ты пришёл и возишься со мной… - Арчи улыбался и доверчиво смотрел на него.
Видно, ему было хорошо…
- И буду возиться! Ты у меня не отвертишься! – засмеялся Горацио, стараясь приободрить Арчи.
Тот улыбнулся шутке.
Внезапно Арчи насторожился. С улицы донеслись голоса, говорящие на родном языке.
- Кто там? Это наши, да? – Арчи приподнялся, но не смог дотянуться до окна и посмотреть.
Горацио подошёл к окну… Да, его матросы выгуливались во дворе, под прицелами испанцев – караульных…
- Это наши ребята гуляют, их выпустили во двор. Когда ты окрепнешь немного, я тебя тоже выведу на солнышко. Так ты скорее вернёшь себе силы, - пояснил Горацио, подходя к другу и ободряюще улыбаясь. – Если ты будешь слушаться, это случится очень скоро, обещаю…
- Ты должен быть с ними, Горацио… ты командир и должен быть со своими людьми, - Арчи взял друга за руку. – Я прекрасно обойдусь эти пару часов, погуляй с ними, прошу. Тебе ведь тоже можно выйти к ним?
- Думаю, Арчи, что мне не стоит пока уходить. И, к тому же – мы заперты, так что спорить не о чем.
Но тут дверь отворилась и появился караульный, спросивший, воспользуются ли офицеры прогулкой.
- Иди, Горацио.
Горацио сомневался. Ладно, он выйдет ненадолго. Надо поглядеть, насколько Хантер заморочил головы ребятам…
Едва Горацио появился во дворе, Мэтьюз и Стайлз сразу подошли к нему.
Мэтьюз смотрел выжидательно, а Стайлз сразу спросил:
- Сэр, ну как там мистер Кеннеди? Мы надеемся, что ему лучше?
Горацио улыбнулся. Искреннее сочувствие товарищей согрело его.
- По крайней мере, он начал есть… но, конечно, он ещё нездоров. Очень нездоров…
- Дай Бог ему скорее окрепнуть, сэр… мы же понимаем, что он дорог вам, сэр… да и мы помним его, верно, Стайлз? – улыбнулся Мэтьюз. – Ещё по «Юстиниану», сэр…. Он добрый юноша… мы желаем ему скорее выздороветь.
- Спасибо, Мэтьюз… спасибо, Стайлз. Я передам ему ваши пожелания. Ему будет приятно.
- Мистер Хорнблауэр… Хантер продолжает смущать ребят, подбивая их на побег. Вы бы поговорили с ним… Добром это не кончится, - тихонько сообщил Мэтьюз.
Горацио подошёл к Хантеру. Тот держался чуть в стороне, возле него пока гуляли двое матросов.
Разговор с Хантером не особо успокоил Горацио. Но сейчас было кое-что поважнее недовольства Хантера…в конце концов, остальный члены команды пока не спешили поддаваться на посулы мичмана… и были настроены ждать, пока Горацио сочтёт, что бежать уже пора.
…Вернувшись с прогулки (кстати, раньше времени, поскольку он беспокоился, как там Арчи), Горацио рассказал другу, что ему передают добрые пожелания и ждут его здоровым. Арчи улыбнулся. Он явно не ожидал такого внимания к себе и был удивлён.
… В уютной комнатке, освещаемой солнцем, хотя на окне и были решётки, напоминавшие о неволе, друзья прожили неделю. Горацио ещё один раз выходил на общую прогулку ( о чём будет отдельный разговор!), но в остальные дни оставался с другом. Им было о чём поговорить. Арчи уже нормально ел, и явно приободрился. Почувствовав, что одиночество и ненужность кончились, он вновь захотел жить. Горацио старался подбадривать его, рассказывал, что произошло с ним, и вообще на воле за то время, пока они были вдали друг от друга. Арчи слушал с огромным интересом. Горацио с радостью видел, что к нему потихоньку возвращаются силы и прежний его жизнерадостный нрав. В эти же дни дон Массаредо прислал за ним с приказом сопровождать на прогулках герцогиню. Горацио сообразил, что это может способствовать разведке, необходимой для побега, но испросил разрешения отсрочить своё участие в прогулках до тех пор, пока другу не станет лучше. Любезный испанец согласился, и даже позволил герцогине навещать пленников и подкармливать их фруктами. Стоит ли говорить, что Горацио «испытывал отвращение» почти ко всему принесённому, и подсовывал угощение Арчи?
- Я просто не люблю этого, - убеждал он друга, не желавшего объедать его. – А её светлость обидится, если мы не съедим её гостинцев. Неужели тебе так трудно выручить меня? Ты же знаешь, что я не могу ссориться с ней – я доверил ей секретные приказы. А если она разозлится… кто знает, что она может сделать с ними?
На самом деле Горацио почти не опасался такого исхода, но ему надо было заставить Арчи налегать на фрукты. Горацио, будучи сыном врача, знал, что для ослабленного друга очень полезно такое угощение. Ему удавалось, таким образом, почти всю свою порцию скармливать Арчи. Да, ему было стыдно, что он прибегает к хитрости, но он утешал себя тем, что хитрит самую малость… он действительно спокойно смотрел на экзотические приношения, не испытывая особого желания съесть их – так что, можно считать, что фрукты он не любит… (по крайней мере, экзотические… нормальных яблок тут не росло!)… а что касается возможных последствий гнева герцогини – то как бы мало вероятным не казался ему подобный исход, его тоже не стоило сбрасывать со счетов. Женщины всегда вызывали у Горацио настороженность и опасения, как существа непредсказуемые и часто – коварные. Отчасти это подтвердилось… В той части, что герцогиня оказалась поддельной – её разоблачил Арчи, - но, к счастью, на этом её хитрость и коварство, вроде бы, и закончились… во всяком случае, против молодых моряков она свои замечательные качества не употребила. Приказы берегла свято, и даже сообщила Горацио некоторые полезные сведения по географии острова… а последующие прогулки с ней обещали ещё больше, так как Горацио получал возможность разведать всё лично… Китти очень тепло отнеслась и к Арчи, и сама предложила Горацио побыть с ним, отпустив Горацио на прогулку с его командой. Горацио согласился с трудом – нет, ему нужно было выйти к ребятам, но как оставить Арчи на попечение Китти? Это казалось ему неудобным. Однако, она сумела настоять.
- Мистер Х, я не хуже вашего присмотрю за нашим любителем сцены… не бойтесь, ничего плохого с ним не случится. И меня это ничуть не затруднит, м-р Кеннеди – она закрыла рукой рот Арчи, пытавшегося возражать против такой эксплуатации их гостьи.
Таким образом, Горацио был выпровожен во двор, а Китти осталась вместо него присматривать за Арчи. Они немного поговорили о театре, при чём Китти с удовольствием убедилась, что имеет дело с одним из вернейших поклонников её таланта, а потом Арчи задремал, и спокойно проспал до возвращения Горацио. Едва Горацио показался в дверях, Китти вскочила со стула и мило присела перед ним.
- Как у вас дела? – с ходу спросил Горацио. – Арчи не слишком утомил вас?
Китти уловила в вопросе плохо скрытую тревогу за друга. Ну, конечно, Горацио хочет знать, как Арчи…
- Нисколько не утомил. Наш больной вёл себя отлично, и сейчас отдыхает. А как прошла прогулка? Как ваша команда?
- Неплохо. Хотя, конечно, Хантер всё пытается настроить их против меня. Но ребята пока не особо слушают его.
Они поговорили немного, и герцогиня – актриса удалилась.
…На шестые сутки после переселения, уже поздно вечером, когда их комната погрузилась во тьму, которую почти не разгонял огонь камина, друзья тихо лежали на своих местах… Горацио думал о побеге, Арчи как будто спал. Вдруг Хорнблауэр услышал тихий зов:
- Горацио…
Он спрыгнул с койки и подошёл к Арчи:
- Что с тобой? Ты должен спать и набираться сил…
- Знаешь… я всё думал, где ты и что с тобой. На «Неутомимом» ещё, или тебя перевели? И увидимся ли мы ещё? У меня никогда не было такого друга, каким был ты… я думал, что даже если мы больше никогда не встретимся… надеялся, что у тебя всё в порядке… - смущённо сказал Арчи. – Наверное, ты посчитаешь это слабостью?
- Конечно же, нет.
«Господи, неужели он настолько привязался ко мне, что вспоминал даже в плену?» - от понимания этого Горацио стало стыдно… так, как не было никогда. Верность, которую он не заслужил…
- Я хотел сбежать и вернуться на «Неутомимый». Мечтал, что мы ещё вместе обойдём все моря... – продолжал Арчи.
По голосу Арчи – почти прежнему – Горацио понял, что тот улыбается. Мечтательно и нежно… такую улыбку Горацио замечал только у Арчи. Она появлялась в моменты спокойствия, когда Арчи было хорошо среди друзей. Среди друзей… а каким другом был я? И безжалостно ответил сам себе – скверным… никаким.
- Я не стою такого, Арчи… я же виноват перед тобой. Если бы я не промолчал, Симпсон не оказался бы с нами в одной лодке… и потом… я же ударил тебя… а потом Симпсон во время боя отрезал лодку от «Папильона» - и тебя унесло. А я… я даже не осмелился попросить капитана организовать поиски. Я – предатель, Арчи, вот и всё. Из-за меня ты чуть не умер среди моря в той лодке… из-за меня попал к испанцам… Арчи… это нельзя простить…
- Горацио… какой ты предатель? Ты же боялся за всех, когда делал это, - мягко возразил Арчи.
- И… я же случайно оказался тут… я не искал тебя всё это время, понимаешь? Я смирился с тем, что ты погиб… хотя не знал наверняка, и должен был искать. Как-то должен был…
Горацио понимал, что никто не позволил бы ему во время войны заниматься этими поисками, но то, что он даже не думал об этом, не пытался делать это – превращало бездействие в его прегрешение перед другом.
- Это всё неважно, Горацио.
- Арчи, неужели ты сможешь простить меня за всё? – потрясённо спросил Хорнблауэр, сжимая руки друга.
- Конечно, как же я могу обижаться на тебя? – удивлённо переспросил Арчи. – Ты же мой друг… самый близкий.
Горацио не решался расспрашивать друга о пережитом в плену – боялся причинить боль. Но по мере возвращения к жизни, Арчи сам заговорил об этом. На седьмой день после переселения в светлую комнату с камином Горацио обнаружил, что друг его понимает по-испански.
Арчи прислушался к разговору вошедших к ним караульных, а после их ухода перевёл Горацио, о чём они болтали меж собой. Речь шла о морском сражении у Сент- Винсента.
- А говорить по-испански ты тоже можешь? – заинтересовался Горацио.
- Немного, самые обычные фразы.
Арчи продемонстрировал Горацио несколько таких фраз, сразу же переводя их на английский. Горацио не имел особых способностей к языкам, французский в своё время давался ему с трудом, поэтому его искренне восхитили познания Арчи. Ведь друг учился не по учебникам..
- Арчи, ты же просто молодец! У тебя просто удивительные способности. Знаешь, как это поможет нам всем при побеге?
Арчи отвёл взгляд, и Горацио почувствовал, что он весь напрягся, словно ожидая нападения.
Горацио понял, что невольно обидел его – и испугался. Что же он натворил? Только вытащил Арчи из подавленности и тоски –чтобы одним неосторожным словом столкнуть его ещё глубже?
- Арчи, чучело… ты что, подумал, что мы берём тебя с собой только из-за этого? Арчи… как ты такое мог подумать вообще? – Горацио схватил друга за плечо, повернул к себе. – Если бы ты и родной язык забыл – я всё равно не оставил бы тебя здесь, ты же мне брат! Арчи… ну прости меня, идиота! Я совсем не соображаю, что говорю… я хотел сказать, что Хантер не сможет назвать тебя лишним… ой, опять не то! Господи… да разве я дам ему рот раскрывать на тебя, Арчи? Хантер.. да шут с ним… разве сейчас что-то важно, кроме того, что ты жив, что ты дождался меня?
Горацио настолько испугался, поняв, что невольно причинил другу боль, что привычная выдержка покинула его. Да что там говорить! С момента встречи с давно потерянным другом Горацио словно вернулся к себе самому. Пустота, образовавшаяся в душе после событий на «Папильоне», заполнилась… Он снова был не один в суровом мире… ему было о ком позаботиться и от кого получить тепло. Да, Пэльо и матросы его отделения были дороги ему… но пустоту в душе мог заполнить только названный брат.
- Прости, Горацио, ты обиделся? Я не хотел… - виновато потупился Арчи.
- Обиделся? Я? Арчи, что же ты говоришь? – удивлённо воскликнул Горацио. - Это как раз я тебя обидел… но поверь, никто из наших не относится к тебе как к обузе или как только к тому, кто может быть полезным… я неуклюже выражаюсь, но поверь, это так. Хантер – ублюдок, но он и рта не раскроет… и он тоже не такой мерзавец, как кажется…
На восьмой день, после повторного осмотра Арчи доктором-испанцем, дон Массаредо счёл, что угроза для жизни одного из пленников миновала, и Горацио и Арчи можно вернуть в общую камеру. Их встретили радостными возгласами.
- О, мистер Кеннеди, вам явно лучше! Слава Богу! – высказался Мэтьюз.
Стайлз улыбался, Олдрейд помог Горацио уложить друга на прежнюю койку. Даже Хантер уже не хмурился. Похоже, у него появилась надежда, что срок побега приближается. Горацио выслушал здешние новости. Они были не особенно утешительными. Гуляя во дворике, матросы не могли составить представление о всех силах испанцев… необходима была настоящая разведка. И скоро он этим займётся. А пока… есть кое- что срочное, к чему пора приступить уже сегодня.
- Я обещал, что ты вновь научишься ходить, Арчи… Не будем откладывать урок, займёмся этим сейчас, - строгим «учительским» тоном произнёс Хорнблауэр. – Сейчас мы с Олдрейдом поставим тебя на ноги- и ты просто постоишь и привыкнешь снова чувствовать свои ноги. Не бойся, мы тебя будем держать.
Арчи покорно кивнул. Горацио с удовольствием увидел, что за эту неделю он явно окреп.
Хорнблауэр и Олдрейд осторожно поставили Арчи возле койки.
- Мы тебя держим… молодец, стой, - подбодрил Горацио. – Держишься? А теперь – давай навестим Мэтьюза. Тут пара шагов… мы тебя держим. Ну, пошли.
Арчи вскинул голову и измерил глазами расстояние до боцмана.
- Идите ко мне, мистер Кеннеди, - позвал тот.
И шагнул было навстречу, сокращая расстояние, которое надо было преодолеть Арчи.
- Не надо, Мэтьюз, мы сами подойдём к тебе, - остановил его Горацио. – Ну, не бойся, Арчи, мы не дадим тебе упасть. Ты должен снова привыкнуть к тому, что у тебя есть ноги.
Арчи неувернно шагнул раз, другой.
Не всякая мать радуется так первым шагам своего малыша, как обрадовался Горацио этому первому успеху…
- Отлично, лейтенант Кеннеди! Это стоит твоих побегов, клянусь. Ты просто молодец. Устал?
Сейчас мы вернём тебя на место, но учти – в следующий раз задачка будет посложнее. Но я уверен, - ты отлично справишься.
Обратный путь Арчи проделал более уверенно, только в момент поворота едва не упал, но Горацио и Олдрейд удержали его.
- Отлично, ты меня радуешь, - искренне похвалил Горацио. – Скоро ты совсем придёшь в себя, и тогда никакие доны нас тут не удержат!
… Каждый день, к радости Горацио, был отмечен маленьким достижением. Настал день, когда Хорнблауэр решил, что другу пора покинуть камеру и воспользоваться полагающейся заключённым прогулкой. Он и до того вытаскивал его и они сидели вместе на лавочке…. Но Горацио замечал, что Арчи нервничает: ему было стыдно из-за своей беспомощности, и, глядя на бродящих по двору матросов, он с досадой говорил другу, что с ним слишком много проблем… Теперь, наконец, Арчи мог идти почти без поддержки, хотя ещё и медленно, и этим стоило воспользоваться. Их появление было встречено радостными возгласами.
Особенно радовались Мэтьюз, Стайлз и Олдрейд, знавшие Кеннеди ещё по «Юстиниану».
- Славный денёк сегодня, мистер Кеннеди, - улыбнулся Мэтьюз. – Вот вам и полегчало. Мы все были уверены, что вы обязательно поправитесь, так оно и вышло.
Действительно, было тепло и солнечно. Горацио с Арчи отправились в тень, на своё обычное место, поскольку Арчи всё ещё не мог привыкнуть к яркому свету. У него начинали слезиться глаза. Но Горацио надеялся, что чуть позже это пройдёт.
Горацио был доволен жизнью – насколько можно быть довольным ею, находясь в плену. Но у него были причины для радости. Помимо прогулок с Арчи и ребятами, он ежедневно выгуливал герцогиню ( оставляя на это время Арчи на попечение Мэтьюза и остальных матросов, строго наказав им не подпускать Хантера и близко к Кеннеди), и эти прогулки за пределами крепости приносили свои плоды: он изучал береговую линию, расположение постов, их распорядок, - словом, всё, что было важно для успешного побега. Бывая у моря, он не томился настолько, насколько его товарищи по несчастью. Но главная причина его радости сидела сейчас бок о бок с ним… Да, главное было то, что Арчи ожил, и хотя ещё не очень напоминал себя прежнего, зато уже и не был тем доходягой, которого нашёл Горацио, впервые переступив порог камеры…
- Похож
Последний раз редактировалось боевая черепаха 11-04, 18:44, всего редактировалось 1 раз.
|
Вход
Регистрация
FAQ
Поиск
, хотя, к сожалению, маловероятное. Женский скорее подход, но зато приятно почитать про такое отношение к нему.
за что обижаться?
я бы предложила , сохранив общую тональность, сократить разговры. такие гектары текста выглядят не по-мужски 
