2
Болезнь отступала долго. Два сезона прошло с того первого памятного разговора в тюремном лазарете. Арчибальд Оливер Кеннеди, младший из пятерых сыновей шотландского лерда, которого теперь звали просто-напросто Джим Бишоп, больше всего ненавидел бесконечное лежание в постели и ощущение своей полной беспомощности. Но что делать, если любое движение отдается тупой болью в самой сердцевине естества, а наружу тут же неудержимо рвется кровавый кашель? Только лежать, выполняя предписание самозваного лекаря.
Впрочем, говяжий студень или наваристый бульон с белым пышным и хрустящим хлебом, только-только вынутом из печи, на обед вместе со стаканом разведенного красного вина, вполне примиряли Джима с действительностью. А уж когда викарий решил, что его пациенту пора сменить диету тяжелобольного на что-то более питательное и стал потчевать его отменными бифштексами с острыми местными гарнирами – жизнь и вовсе заиграла яркими краскам. После корабельных-то червивых сухарей и более простая еда покажется манной небесной.
Арчи, то есть Джим, подозревал, однако, что все не так уж просто и викарий явно подсыпает в стряпню своей темнокожей и голоногой кухарки успокаивающие порошки. Потому что никакая болезнь не способна удержать пусть и ныне покойного четвертого лейтенанта флота его величества Георга III от попыток если и не встретится тайком со своими друзьями (мистер Хоуп взял со своего нового подопечного клятву не делать этого), то хотя бы разузнать самым подробнейшим образом все о их судьбе.
Поначалу все так и было. Арчи было невыносимо думать, как Горацио воспримет его мнимую смерть, а еще невыносимее гадать, как сложиться дальнейшая карьера друга и получит ли он пристойное назначение после всей этой дикой истории. С другой стороны, было отрадно знать, что его выступление в суде не будет иметь таких ужасных последствий для чести семейства Кеннеди, к каким оно несомненно привело бы, не вмешайся господа иллюминаты. Но жить, перечеркнув все, что было ранее? Отказавшись от имени, друзей, звания и дворянства? Отказавшись от моря?! А что же останется-то от человека, если его лишить всего, что составляет его суть?
Господь с ними со званиями и дворянством, это еще не так страшно, хотя только потеряв что-то подобное, вроде бы неважное, понимаешь, как оно вросло в твои кости. Но имя? Друзья? Море?! Как без них…
- Имя это всего лишь сочетание звуков, к которым вы привыкли. Что ж – отвыкните, - мистер Хоуп равнодушно пожал плечами. – В конце концов, много ли людей называло вас по имени? Ваша семья, да пара друзей. Фамилия и вовсе вам не принадлежит – она принадлежит вашему отцу и вашему старшему брату – его наследнику. Так о чем печалится? Новое имя – новый человек – новая судьба – новое счастье. Если постараетесь, конечно. Ради нового счастья стоит потрудиться, не правда ли? В нашем братстве вы можете быть кем угодно – хоть маркизом, хоть простолюдином, смотря чего требуют обстоятельства. Впрочем, простолюдин из вас не выйдет все равно – нет в вас истинной покорности, да и актерских данных, чтобы ее изобразить, тоже нет. Придется на первое время сделать из вас незаконнорожденного отпрыска юной гувернантки и знатного повесы. Который, однако, был добрым малым и позаботился о том, чтобы выдать вашу матушку вовремя замуж за мелкого коммерсанта Генри Бишопа, дав за ней солидное приданное. К тому же оный повеса оплачивал ваше образование в хорошей школе и даже собирался со временем, если из вас выйдет толк, признать, как своего наследника, так как законными детьми он так и не обзавелся. К сожалению, родной отец ваш разбился, катаясь в коляске с очередной любовницей, не успев оставить завещание, и всего состояние прибрали к рукам дальние родственники. А отчим, как на грех, немедленно разорился, потому что некому стало оплачивать его сомнительные прожекты. Вы же, окончательно разочаровавшись в жизни, решили попытать удачи на чужбине и сбежали из дома, став юнгой на корабле. (Корабли подберем после, и вы выучите их названия, имена и характеристики капитанов). Плавали несколько лет, причем представлялись всем фамилией вашего настоящего отца, не желая иметь ничего общего с неудачником Бишопом. Были завербованы на службу короне. Попали в плен к испанцам, чудом бежали. Вернулись в Англию под своим настоящим именем, получили наследство умерших матери и отчима, небольшое, но, как ни странно, вполне достойное: отчим смог за это время поправить дела. По протекции школьного приятеля, были направлены сюда, на Ямайку, но почти сразу по прибытии, заболели, так как климат здешний вам не на пользу. Поселились у нашего добрейшего викария, временно, конечно. Теперь находитесь на распутье, так как средства ваши для жизни в Англии недостаточны, но и в тропиках, вам оставаться нельзя.
- Нельзя! Климат нашему гостю, действительно, не на пользу! - Вмешался в разговор викарий. – Вообще, конечно, жить здесь одно удовольствие, но только не для тех, у кого задеты легкие! Вам бы, голубчик, подальше от здешних пассатов.
У Арчи-Джима закружилась голова. Он почти поверил, убаюканный ровным, размеренным тоном мистера Хоупа, что все, о чем сейчас говорилось, это и есть его настоящая жизнь. Но… нет! Это неприемлемо!
- Я не желаю быть дезертиром, даже не взаправду.
- Дезертиром? - удивился мистер Хоуп. – Это вы о побеге из плена что ли?
- Вы прекрасно знаете, о чем я говорю, - Арчи нахмурился.
- Что ж, - задумчиво потеребил кончик носа мистер Хоуп, - попробуем обойтись без дезертирства, хотя, это определенно бы добавило глубины вашему новому образу. Нет-нет! Никак без дезертирства не получается. Вы, юноша, лишаете меня лучшего шедевра! Еще никогда я так досконально не придумывал кому-либо из наших братьев новую биографию! Да ваша биография стоит в одном ряду с биографией маркиза Д'Арни! Ее только немного отшлифовать и… а маркиз, между прочим, вращается в самых высших сферах! И никто! Никто еще не усомнился в подлинности его биографии – ведь ее придумал сам Учитель.
И тут Арчи вышел из себя. Только состоянием крайнего нервного потрясения можно было объяснить то, что он набросился на своего спасителя с кулаками. Правда, был он слаб как котенок, и мистер Хоуп, совместно с подоспевшим викарием, его легко скрутили и насильно влили в горло какое-то лекарство.
К чести господ иллюминатов, стоит сказать, что эта вспышка ничуть не изменила их доброжелательного отношения к Арчи. Они вообще делали вид, что ничего не произошло. Только вот об экипаже «Славы» тоже перестали упоминать, а из дома викария странным образом исчезли все газеты, как и не было их. Когда же Арчи заводил разговор о своих друзьях, мистер Хоуп тут же принимался рассказывать все новые и новые детали жизни Джима Бишопа.
Арчи только пожимал плечами и больше не спорил. Определенно, без успокаивающего не обошлось! Иначе разве принял бы он так легко ту личину, в которую его старательно засовывал мистер Хоуп. Ведь этот тип, Джим Бишоп, был и до истории с дезертирством малоприятен как человек. Впрочем, еще менее приятной личностью Арчи представлялся неизвестный пока маркиз, о котором обожал говорить мистер Хоуп. Он гордился маркизом, как сыном, и все время повторял, что работать под началом такого молодого, но уже многообещающего человека – большая часть и удача. Знал бы мистер Хоуп, как на его подопечного действуют такие разговоры…
Джим не очень вслушивался в восхваления маркиза, после того как окончательно понял, что деятельность иллюминатов нельзя назвать законной даже если очень того желать. Разумеется, и викарий и мистер Хоуп рассказывали о том, какие благие цели у братства иллюминатов, и Джим верил своим спасителям, но то, что делал этот маркиз… все ли можно оправдать величием цели и тем, что она «добра»? Разумеется, нельзя было позволить корсиканцу вступить в союз с Россией, но устроить заговор против законного государя, пусть и дикой северной страны?! Это же в голове не умещается. А чем тогда иллюминаты отличаются от тех же французских мятежников? И не обернется ли их помощь Англии чем-нибудь дурным в итоге?
С другой стороны, Джим никогда не был политиком или даже тем занудным умником, который суется со своим мнением куда не просят. К тому же, к мистеру Хоупу, а особенно к викарию, за время болезни он успел искренне привязаться, хотя и видел, что они отнюдь не безупречны. А как обидеть тех, кто о тебе заботится, выразив их делу, а получается и им, недоверие. Это просто-таки неблагодарно со стороны спасенного от участи худшей, чем смерть. К тому же… цели братства действительно хороши. Вполне возможно, что просто некоторые исполнители ведут свою рискованную игру противу всяких правил. Такие, например, как этот самый маркиз. К Д’Арни Арчи в итоге всех этих путаных размышлений проникся самой резкой неприязнью. И очень радовался, что никоим образом не встретится с ним. Вот выполнит те поручения, которые выпали на его долю и… а что будет дальше, о том Арчи предпочитал не задумываться.
- Наш корабль отходит через неделю, дорогой мой Джим, - огорошил Арчи мистер Хоуп одним погожим утром.
- Корабль? – Арчи отложил читанную-перечитанную книжку сонетов Шекспира, которая к его великому счастью каким-то чудом очутилась среди богословских и медицинских трактатов викария.
- Мы плывем в Европу, мистер Бишоп. Собирайтесь. Вам нужен приличный гардероб, но купим мы его не здесь, разумеется. Пока вам хватит и того, что пошила на вас милашка Пегги. В этих тряпках и в той шляпе, какую одолжил вам викарий, вы особенно напоминаете Джима Бишопа, каким я его себе и представлял. Так что, даже встреться вам кто-то из прежних знакомых, он на вас врядли второй раз взглянет, потому что не признает. Но все же, для пущей секретности, придется вам выкрасить волосы и умываться по утрам ореховым настоем.
Мистер Хоуп снова наговорил разных разностей, успевая между делом копаться в чемоданчике с инструментами, из которого частенько доставал вещи и бумаги, отнюдь не сочетающиеся с его обликом гробовщика. Вот и сейчас из чемоданчика появился сначала бархатный мешочек (из тех, что используют для хранения драгоценных камней), потом – изящная складная подзорная труба, потом стопка гербовой бумаги, потом большая печать на шелковом шнурке и наконец – длинный плотный конверт с витиевато выведенным адресом.
- Не смотрите на меня так удивленно, Джим. Я еду с вами не потому, что не доверяю вам, а потому что мне приказано ехать. Моя роль здесь окончена. Личина Хромого Джона изжила себя и для меня нашлось новое дело в Европе. О, Европа! Там сейчас кипят такие страсти! Умный и дельный человек, вроде вас, Джим, может сейчас сделать себе и имя и состояние, если не будет зевать по сторонам. Жаль, право жаль, что вы не собираетесь вступить в братство по-настоящему, когда закончится срок вашего, так сказать, послушничества.
- Я так решил. Разумеется, я выполню то, что от меня потребует братство, если это не будет идти вразрез с моей присягой английской короне, но не более того.
Плавание в качестве пассажира полностью измотало Арчи, хотя он и радовался поначалу, как дитя, что снова выйдет в море. Раньше он терпеть не мог большинство из нудных ежедневных обязанностей, которые нес на судне, особенно, будучи мичманом, но теперь отдал бы все, что угодно, за возможность снова выстоять долгую вахту, промокнуть насквозь, съесть скудный и невкусный обед, а потом сидеть с товарищами в кают-компании, слушая в стотысячный раз про прелести Рыжей Мери из Оксфорда.
А Горацио сидел бы рядом и дремал. То-то хорошо бы было!
Нет. И моря не надо, если ты один.
С большим облегчением Арчи сошел на берег в Гамбурге вместе с мистером Хоупом, которого, впрочем, нужно было называть мистер Уильямсон. Поселились они в одной гостинице, недалеко от порта, но на людях особо близкого знакомства старались не показывать. Да и сложно это было бы сделать: мистер Уильямсон пропадал где-то целыми днями, а Джим в одиночестве гулял по городу, не видя ничего вокруг, все больше и больше наливаясь тяжким болезненным раздражением, к которому раньше, вроде бы никогда не был склонен. Может быть, это его старая болезнь возвращается? После испанского плена он и думать забыл о ней. Но безделье, тревога и ожидание невесть чего и самого здорового человека сделают больным.
- Мистер Уильямсон, мне необходимо поговорить с вами по очень важному делу. – Арчи даже не заметил, что его спаситель пришел не один.
Он дожидался мистера Уильямсона внизу в трактире уже не первый час, заказав всего-то стакан вина, чем вызвал крайнее неудовольствие хозяина гостиницы.
- Забавно, мистер Бишоп, мне тоже надо поговорить с вами по очень важному делу. Но сначала позвольте я представлю вас своему спутнику. Итак, барон, это Джим Бишоп, мой протеже. А это барон Клаус фон Штайн, человек о котором я так много вам говорил, Джим.
_________________ Третье тысячелетие наступило. Увы, на те же грабли...
|