Адъютанты любви

но трибунал затеяли...

_________________

Традиции, сэр!
(я имела в виду - тех кто участвовал в событиях, кто был на корабле и видел ситуацию своими глазами. Клайва в частности. а со стороны дело выглядело все-таки подозрительно - старый моряк свалился с лестницы как несмышленыш! дельце-то непростое)

так что требовался разбор полётов... полёта, точнее!

_________________

НУ а как иначе? позволить капитанам в трюмы сваливаться? так такое начнется!

начнутся полёты во сне и наяву!

_________________

В следующие дни допрос свидетелей продолжался. Показания были, в общем, похожие, но то тут, то там мелькали важные детали… которые Пэльо отмечал для себя. Пока происходили все эти допросы, Горацио и Бакленд находились в зале. Судя по показаниям, обстановка на борту «Славы» вырисовывалась безрадостная. Однако, что важно, никто не мог подтвердить, чтобы лейтенанты непочтительно отзывались о капитане, ослушивались его или вели меж собой какие-то неслужебные беседы. Как ни старался Хэммэнд выудить из свидетелей сведения о «непочтительности» или «мятежных сборищах», матросы стояли на своём – чего не было – того не было. Про падение капитана в трюм отзывались как о несчастном случае, и виновными называли «разгильдяев, не закрывших люк», а если их просили конкретизировать, указывали на Хоббса и морпехов, носившихся в ту ночь по всем палубам и трюмам… Но, как говорили все в один голос, и до падения в трюм капитан чудил… так что ничего хорошего в этом плавании не было. Пэльо, допрашивая свидетелей, присматривал и за подсудимыми. Они держались совершенно по-разному. Бакленд, судя по его нервным движениям и затравленному виду, был близок к истерике… Хорнблауэр же внешне держался спокойно, и только прекрасно знающий его Пэльо видел, что его воспитанник тоже волнуется… особенно, когда так или иначе в показаниях упоминаются Кеннеди и Буш… Пэльо усмехнулся про себя… Он оказался прав: Горацио очень волнуется за друзей.
Особенно Горацио насторожился, когда очередь дошла до доктора Клайва. От него он мог ожидать самых злонамеренных наветов…

_________________

Вечер накануне допроса доктора Клайва…

Судовой врач Оливер Клайв возвращался из тюремного лазарета уже вечером. Этот день, как и предыдущие, не был лёгким. Сейчас у него остались всего лишь два пациента… но зато таких, от которых у него голова шла кругом. Да… он не мог и подумать, что будет… беспокоиться об этих… этих… негодяях? Только… Он понял, что уже не чувствует к ним ненависти... Он даже сбился с шага, удивлённо покачал головой и огляделся Словно пытаясь понять, что происходит – и в окружающем мире, и в нём самом. Как могло случиться, что он больше не считает их врагами?
…Мягкая южная ночь готовилась опуститься на Ямайку… Но доктора мало волновала прелесть природы… Она даже не успокаивала его… Он усмехнулся. Прошли те времена, когда его могли успокоить или взволновать красота или величие природы. Слишком много крови и грязи видел он на своём веку… И слишком толстая шкура наросла на сердце у корабельного лекаря. Он и сам не верил, что был когда-то другим. Это было словно в другой жизни. И вот сейчас… словно через эту толстую шкуру пробилось что-то… чему он не находил названия. Это беспокоило Клайва… как ноющая, изводящая боль, от которой нет никакого средства… И дело было не только в том, что м-р Клайв знал, что скоро придёт его очередь давать показания трибуналу, а он ещё не решил, что будет говорить… Настоящая причина его беспокойства заключалась в том, что за время, прошедшее с тех событий, в нём самом что-то изменилось… Тогда, по горячим следам, он, не задумываясь, обвинил бы в мятеже всех четверых лейтенантов и юного мичмана… и считал бы вполне справедливым смертный приговор им всем… Но теперь Клайв смотрел на события несколько иначе…

На самом деле, он не знал, что произошло той ночью у люка… так же, как не знал об этом никто, кроме покойного капитана и тех троих, которые были в тот момент поблизости от места происшествия. И, положа руку на сердце, сейчас, проанализировав все события последнего плавания Джеймса Сойера, он не мог сказать, что на корабле действительно произошёл мятеж. Скорее, так сложились обстоятельства… И не молодые лейтенанты были виноваты в том, что карты легли именно так… В каком-то смысле, они, как и все остальные, находящиеся на борту фрегата, оказались заложниками болезни капитана… Природу которой доктор понимал слишком хорошо… и в которой, как он знал, отчасти был виноват и он сам… Эта вина была невольной, но от этого она не становилась легче.
Да, эти четверо молокососов возмущали Клайва… Они казались ему дерзкими, бесчувственными мальчишками… которым не понять, каково это, когда друг сходит с ума у тебя на глазах... и ты ничего не можешь сделать… и вынужден беспомощно наблюдать, как разрушается всё, что делало его человеком, и всё, что связывало вас на протяжении долгих лет… и ЗНАЕШЬ, что всё это происходит отчасти - по твоей вине… Он считал этих четверых мальчишками, которые, как он был уверен, потешаются над капитаном… особенно этот зубоскал Кеннеди… Но даже ненавидя их всей душой, доктор почему-то всегда воспринимал их отдельно от Бакленда… Бакленд был известным злом. Эти – молодые и дерзкие – казались тогда опаснее... теперь он понял, что ошибался.

За время, прошедшее с роковых событий на «Славе», ненависть доктора к молодым «мятежникам» здорово выдохлась… хотя, казалось бы, всё должно было быть наоборот… …Он вспомнил, как Хорнблауэр и Стайлз притащили в лазарет Буша… а чуть позже Хорнблауэр, на котором просто лица не было, появился на пороге с Кеннеди на руках… он осмотрел лейтенанта... с Кеннеди можно было уже и не возиться… слишком мало шансов у него оставалось… но Клайв всё же стал вытаскивать пулю… хотя, по уму, следовало оставить всё, как есть… и дать парню спокойно умереть… потому что вынуть пулю из лёгкого… почти нереально… только напрасно мучить. Что заставило Клайва попытаться? Отчаянный взгляд Хорнблауэра? В ответ на который он неожиданно для себя пообещал сделать всё, что можно, для этого обречённого? Или то, что Кеннеди был в сознании, и ещё держался за жизнь? Так или иначе, Клайв взялся за это безнадёжное дело… и даже, к своему удивлению, сумел достать эту проклятую пулю… Клайв был почти уверен, что Кеннеди умрёт прямо тут, на столе, но этого не случилось…Он не умер и позже… хотя, по всему, на это было 99 шансов из 100. Как будто что-то держало четвёртого лейтенанта «Славы» в этом мире…

А потом были дни и ночи… и присутствие Хорнблауэра, которое сперва раздражало… а потом доктор вдруг понял, что третий лейтенант… многое умеет. И его руки ловко управляются не только с корабельными снастями и оружием… В какой-то момент доктор спросил его, где он научился ходить за ранеными. И получил краткий ответ:
- Мой отец – врач.
За это время, прошедшее до прибытия на Ямайку, доктор ближе, чем прежде, общался с троими «заговорщиками». Конечно, если можно это назвать общением… двое лежали в бреду… третий разрывался между вахтами и лазаретом, и если что и говорил, то обращался к друзьям, а не к доктору… Перед глазами Клайва снова встали те, первые, дни после побоища… И Хорнблауэр, осторожно меняющий повязки друзьям. У него был странный взгляд тогда… И доктора вдруг обожгло: он же… боится… страшно боится потерять их. Господи… Клайв никогда не подозревал в этих молодых и наглых, как ему казалось, офицерах, никаких человеческих чувств… они были врагами, посягнувшими на своего капитана… посмевшими создавать проблемы Джеймсу Сойеру, которого Клайв почитал и любил суровой любовью. И вдруг… этот полный боли взгляд... значит, между этими щенками существует привязанность, какая была когда-то между ними троими? Когда-то давно… до того, как Сойер повредился головой… Сойер, Клайв и Хоббс – и Хорнблауэр, Кеннеди, Буш… они были по разные стороны баррикад. Но эти мальчишки были… похожи на них, какими когда –то были они… нет, полного сходства, конечно, не было… Клайв и Хоббс были моложе своего командира, и они трое не начинали службу бок о бок, как эти щенки… и всё равно… это зацепило доктора…
А потом, уже на берегу, едва придя в себя, первое, что спросил этот ненормальный Кеннеди: «Был ли суд? Что с Горацио?» Взгляд Буша… в нём была та же боль, тревога и отчаянная надежда... как во взгляде Хорнблауэра там, на "Славе"... Едва второй лейтенант начал вставать – сразу стал помогать Клайву присматривать за своим приятелем…

Нет, доктор уже не хотел самого сурового приговора для этих троих… Но был и четвёртый. Бакленд… Клайв давно знал его. В этот раз он снова струсил… как тогда… в тот раз, при Сент – Винсенте, он своей трусостью довершил то, что сделало предательство о Нила… Или… это была более, чем трусость? Сговор первого и второго лейтенантов не был тогда доказан… и Бакленд стал первым лейтенантом… бесцветным и безобидным с виду…но Оливер Клайв с тех пор не доверял этому человеку… и он не удивился бы, если бы узнал, что настоящим подстрекателем и тогда, и сейчас был этот тихий и незаметный офицер… тот, по чьей вине капитан дошёл до безумия… именно тогда, в результате предательства О Нила, капитан и получил ту контузию, после которой у него начались дикие головные боли, такие, что он просто лез на стену… и которые заглушал только опий. Да, Клайв знал, что это может вызвать привыкание, но у него не было тогда другого выхода… А потом дозы всё увеличивались, и Джеймс всё меньше походил на себя прежнего, каким они с Хоббсом знали и любили его… Они остались со своим командиром до конца. А Бакленд и тут постарался схватить то, чего желал больше всего на свете, но к чему не был готов… ни тогда, ни сейчас - власть. Вот о чём грезил тайно этот человечишко. Использовавший тогда – о Нила, а теперь - этих мальчишек… Клайву стало почти жаль их…
Он понял, что он должен делать…

****

Утром доктор Клайв явился в суд. Он был подтянут и спокоен, и никто не мог бы сказать, что он провёл бессонную ночь… Но теперь его совесть была спокойна. Он не считал, что он отомстит сегодня. Нет. Просто больше молчать было нельзя. И сегодня он скажет всё, как оно было. Даже если это будет бесполезно. Это – его долг. Перед покойным Джеймсом… перед всеми погибшими тогда, при Сент-Винсенте, и сейчас… в этом последнем плавании «Славы»… перед теми двоими, что в лазарете изводились от беспокойства за друга… и – перед собой. Каким он был когда-то.

- Итак, м-р Клайв, как давно вы плаваете с капитаном Сойером? – начал допрос Пэльо, после того как биографические данные свидетеля были подтверждены и присяга принесена.
- 15 лет, сэр.
- Что вы можете сказать о своём капитане?
- Это великий человек, сэр… без преувеличения.
- Никто не отрицает его огромные заслуги перед страной и флотом, но сейчас вопрос в другом: что вы можете сказать, как врач, о его состоянии здоровья? Ведь он прошёл очень много сражений… это ведь не могло не сказаться? Старые раны… - деликатно сформулировал вопрос председательствующий.
- Безусловно, с возрастом его здоровье пошатнулось, - сдержанно кивнул Клайв.
- Нуждался ли он в обезболивающих препаратах, м-р Клайв?
- В определённые моменты жизни – да, сэр…
- Нуждался ли он в них во время последнего плавания, доктор?
- Скорее, ему требовались успокоительные средства, сэр… Эти молодые лейтенанты донельзя раздражали его.
- Чем же?
- Они вели себя слишком независимо, сэр.
- В чём же это проявлялось?
- Они позволяли себе вступаться за м-ра Вэлларда, когда капитан приказывал наказать его. На военных советах высказывали своё мнение… они слишком молоды, сэр, чтобы говорить… они – всего лишь мальчишки, и должны молчать! А эта их мальчишеская выходка, когда они отправились взрывать форт? Они ослушались м-ра Бакленда…
- Прошу уточнить. Кого они ослушались в том случае? Капитана Сойера?
- Нет, именно и.о. капитана, сэр, я подтверждаю это. Капитана они не ослушивались, но вели себя независимо…
- Вы не считаете, что противоречите сами себе? «Не ослушивались, но вели себя независимо»… - попытался поймать свидетеля на слове Хэммэнд.
- Нет, не считаю. Они выполняли его приказы. То есть не ослушивались. Но при обсуждении плана действий проявляли излишнюю самостоятельность – это касательно военных советов. А также, выполнив приказ, выражали своё несогласие с ним – это я про случай с наказанием Вэлларда.
- Итак, капитана они раздражали. Как же он проявлял своё раздражение?- спросил Пэльо.
- Наказаниями, сэр, как же иначе? – удивился Клайв.
- И что вы, как врач, можете сказать об этих наказаниях? Насколько они опасны для здоровья наказываемых и могли ли эти наказания вывести их из строя, в ущерб службе?
- Ну… порка Вэлларда, возможно, действительно зашла слишком далеко… - пожал плечами доктор, - но когда он потерял сознание, я сразу дал заключение, что порку следует прекратить. Но очнулся он скоро… а после приёма опия боль у мальчишки прошла. Не думаю, что ему был причинён очень серьёзный ущерб…
- А что вы скажете относительно 36- часовых вахт? Может ли человек, не ослабляя внимания, отстоять на вахте такой срок?
- Это исключено, сэр… Организм просто не выдержит. Наказанный либо заснёт, либо… в смысле несения службы, такой вахтенный мало полезен, сэр…
- То есть, данное наказание вредит службе?
- Да, можно сказать и так, сэр…
- И вредит, вероятно, и здоровью наказываемого?
- Ну, молодому и сильному человеку, если только это не происходит систематически, непоправимого вреда это не нанесёт…
- А если это происходит систематически?
- Тогда, пожалуй, это и правда неполезно, сэр…
- Вы говорили капитану Сойеру, что такие наказания нецелесообразны?
- Нет, сэр. Это было бы и бесполезно. Если он что решил – его не переубедишь. Тут не такой очевидный случай, как с поркой, моё вмешательство было бы напрасно.
- Итак, раздражение капитана проявлялось прежде всего в наказаниях подчинённых. Что вы можете сказать о капитане, отличалось ли его поведение, настроение от того, что было в предыдущих плаваниях? Он всегда так вёл себя, или этот поход отличался от предыдущих? – продолжал задавать вопросы адмирал.
- Он был более раздражённым и подозрительным, сэр.
- Подозрительным? И кого и в чём он подозревал, доктор Клайв?
- Всех офицеров, сэр… в мятеже, сэр.
- Что вы, как врач, можете сказать об этих подозрениях? Имелись ли для них основания, или это была беспочвенная идея фикс?
- Не знаю про основания, но постоянной идея была точно. И она просто выводила капитана из себя. Он вскакивал среди ночи и приказывал ловить смутьянов по всему кораблю. Так было и в тот раз, сэр… когда он свалился в трюм.
-К этому мы вернёмся чуть позже. А сейчас суд интересует вот что… Вы действительно признали капитана неспособным командовать кораблём?
- Да, сэр… но это было вынужденно.
- Вынужденно? – оживился Хэммэнд. – И кто же вынудил вас? Подсудимые? Они что, угрожали вам? Применяли к вам насилие?
- Нет, насилия ко мне не применяли. Я бы сказал, что меня вынудили к этому не люди, а обстоятельства. Мы приближались к бухте Самана, где должны были вступить в бой. Судно уже больше недели не имело командира. Я оговорил, что капитан именно на настоящий момент не способен исполнять свои обязанности… и как долго это его состояние продлится, я сказать не мог…
- Вы узнаёте свою подпись на этом документе?
Пэльо показал м-ру Клайву соответствующий протокол, написанный чётким почерком м-ра Кеннеди, украшенный подписями всех присутствовавших на том памятном совещании… …
- Да, сэр… подпись моя… всё так и было, как тут написано, м-р Кеннеди удивительно точно всё записал тогда, - подтвердил доктор, быстро пробегая глазами написанное, - это происходило меньше чем за сутки до прибытия на место. Все лейтенанты собрались в каюте капитана и потребовали, чтобы я конкретно ответил на вопрос, способен ли капитан выполнять свои обязанности. Протокол писал м-р Кеннеди… мы долго препирались, сэр… в итоге все подписали заключение, что в настоящий момент капитан вести нас не способен. Это подразумевало, что как только он будет в состоянии исполнять свои обязанности, м-р Бакленд вернёт ему полномочия.
- Почему же, если состояние капитана было очевидно даже для лейтенантов, несведущих в медицине, потребовалось, как вы выразились, «долго препираться» на эту тему?
- Сэр… возможно, мой ответ покажется странным, но я скажу, как есть: я сомневался, что м-р Бакленд пожелает потом расстаться с властью… а он, как показали дальнейшие события, не создан для роли капитана, сэр. Однако, такой исход – что он просто не справится, также как и то, что он не пожелает вернуть капитану полномочия, - был вполне предсказуем, сэр, по крайней мере, для меня. Его я тоже знаю много лет. Его мнение о своих способностях и познаниях весьма преувеличенно, сэр… также, как и амбиции. Я понимал, что под его руководством «Славу» не ждёт ничего хорошего…. Даже при том, что ему помогали остальные лейтенанты, сэр. Бакленд не способен руководить. Он мешает, а не помогает, выполнить задачу. Его нерешительность граничит с трусостью, сэр. Так что нас ждал бы крах… М-р Бакленд уже пошёл по пути капитана Сойера – подозрительность и недоверие к подчинённым. Но у него было и своё, отличавшее его от покойного капитана в худшую сторону: неопределённость при принятии решений… шараханье из крайности в крайность… Именно поэтому признание капитана неспособным командовать не решало проблему… Возможно, оно даже ещё больше усугубляло её. Вместо больного, но полномочного капитана корабль получал здорового, но не полномочного…
- Ну, наделение м-ра Бакленда полномочиями зависело от вашего заключения, доктор Клайв? – спросил Барк.
- Если бы вместе с полномочиями ему можно было передать отвагу, способность мыслить и видеть дальше собственного носа… умение вести за собой людей… - хмыкнул Клайв. – Фактически, он был ещё более недееспособен, чем покойный капитан Сойер, сэр, только по другой причине… Кроме того… возможно, это слабость, сэр, но признать человека, с которым я столько прошёл… хм… нездоровым психически – это слишком тяжело, сэр. По крайней мере, для меня, сэр.
- Психически нездоровым, м-р Клайв? – переспросил Барк. – Состояние капитана Сойера можно было охарактеризовать такими словами?
- Можно, к сожалению.
- И – вы говорили, что он нуждался в успокаивающих средствах… Что это было?
- Настойка опиума, сэр, - твёрдо ответил доктор.
- Вы применяли её на протяжении всего плавания, или только после падения капитана в трюм? – спросил Пэльо.
- После этого случая пришлось увеличить дозы, - мрачно ответил Клайв.
- И даже при таком состоянии капитана вы продолжали упорствовать и не желали подтвердить его неспособность руководить фрегатом? – уточнил Пэльо.
- Как я мог пойти на это? Зная, что на капитанском мостике его заменит тот, от которого можно ждать только гибели? Капитан Сойер не желал бы такой судьбы «Славе» и всем нам, сэр, - в голосе свидетеля прозвучало отчаяние…
Похоже, судовой доктор действительно принял нелёгкое решение, согласившись признать своего капитана неспособным командовать судном… и это решение было нелёгким не только по причине личной преданности своему командиру.
Бакленд, услышав такие откровения доктора, переменился в лице, а Горацио посмотрел на свидетеля изумлённо. Меньше всего он ожидал от Клайва таких показаний.
- Это было самым кошмарным плаванием в моей жизни, сэр… - с чувством произнёс доктор.
- Должен ли суд понять вас так, что вы именно Бакленду не хотели передавать командование кораблём? – уточнил адмирал.
- Понимайте, как угодно, сэр. Я сказал то, что сказал, и не собираюсь отказываться от своих слов.
- Как вы можете описать отношение м-ра Бакленда, давно служащего на «Славе», к вновь прибывшим офицерам? Он был доброжелателен к ним, или агрессивен? Может быть, он сдружился с ними? Или, напротив, враждовал и ссорился?
- Я не могу сказать, чтобы он сдружился с ними, сэр… Дружить – это не в характере м-ра Бакленда. Кому, как не мне, знать это… - доктор вздохнул, словно вопрос пробудил у него неприятные воспоминания, - впрочем, это – прошлое, и к делу не относится. Вы спросили, как он относился к ним… мне кажется, он завидовал им, сэр. Этим молодым и деятельным офицерам, только появившемся на «Славе» и уже пользовавшимся авторитетом даже у наиболее испорченной части команды. Зависть – как раз в его характере, сэр… Впрочем, мы говорим о фактах, а не о чувствах, простите, сэр. Если говорить о фактах, стычек у него с ними не было… но и дружбы не было тоже…
Отношения были формально-служебные, сэр…
- А у остальных офицеров между собой? – спросил Хэммэнд с неприятной ухмылкой.
Пэльо выругался про себя. Ну конечно, Хэммэнд хочет найти хоть какую-то зацепку, чтобы всё выглядело, как заранее спланированный сговор… И, похоже, он получит-таки желаемый ответ… потому что личную дружбу воспитанников адмирала не заметил бы разве что слепой… и едва ли доктор будет умалчивать о ней…
- Я считаю этот вопрос не относящимся к делу, коллега, - спокойно произнёс Пэльо. – Можете не отвечать на него, свидетель…
- Благодарю вас, сэр, но я всё же отвечу, с вашего позволения… - слегка поклонившись Пэльо, доктор повернулся к задавшему вопрос Хэммэнду…- Отношения между остальными офицерами были в рамках Устава, сэр… Ровные и корректные. Я не замечал, чтобы они вели себя панибратски между собой. Никаких посторонних разговоров меж ними, не относящихся к службе, я также не замечал… Они также не враждовали и не ссорились между собой. Они вели себя совершенно так, как следует…
- Благодарю, м-р Клайв, - с явным разочарованием произнёс Хэммэнд.
Его расчёт не оправдался, этот свидетель, как и все предыдущие, не подтвердил наличие личных отношений между «заговорщиками», могущее облегчить их согласие на преступные действия, и не подтвердил, что офицеры позволяли себе какие-либо действия или разговоры, выходящие за рамки Устава…
«Либо доктор слеп – во что трудно поверить, учитывая сообщённые про Бакленда подробности… либо мои ребята очень успешно маскировали свои братские отношения, во что мне также сложно поверить, либо… доктор… выгораживает Хорнблауэра и Кеннеди… потому что признание того, что их отношения были личной дружбой, в данной ситуации может быть истолковано, как обвинение в заранее условленном сообщничестве… все три варианта равно невероятны… » - подумал сэр Эдвард.
Однако, несомненно, у доктора была веская причина, чтобы говорить именно то, что он говорил… Чтобы давать именно такие показания, ставшие неожиданными для всех присутствующих в зале.
Доктор Клайв производил впечатление человека, взвешивающего каждое своё слово… Он явно говорил именно то, что хотел сказать, не путаясь в формулировках и не искажая смысл своих показаний неверным подбором слов… Он давал показания, словно операцию делал – взвешенно, вдумчиво и в то же время – умело и решительно…
Адмирал почувствовал симпатию к этому свидетелю, от которого, как и Горацио, ждал совершенно иных показаний… Допрос, тем временем, продолжался…
- Получается, до формального признания капитана неспособным исполнять обязанности, фрегат какое-то время находился вообще без командира? Если капитан Сойер не был в состоянии исполнять свои обязанности, но м-р Бакленд не мог принять командование из-за отсутствия вашего заключения? –уточнил Барк.
- Да, сэр.
- Вы считаете это нормальным? – удивлённо приподнял брови Пэльо.
- Нет, сэр, но я ждал, что капитан Сойер восстановится раньше, чем мы прибудем в Саману… и не придётся передавать командование м-ру Бакленду.
- Это было возможно с медицинской точки зрения?
- Он мог вернуться к тому состоянию, которое было до того… тогда он руководил кораблём, хотя и проявлял признаки неуравновешенности.
- А что же привело к ухудшению его состояния, м-р Клайв?
- Полагаю, что падение в трюм, сэр.
- Знаете ли вы обстоятельства случившегося?
- Нет, я пришёл туда по вызову м-ра Буша. Там находились все офицеры. Капитан разбил голову, но кости черепа были целы.
- Сам момент падения вы не застали?
- Нет, сэр.
- Как вели себя офицеры, там присутствовавшие?
- М-р Бакленд был испуган. Остальные –нет. Я ещё удивился, насколько они держат себя в руках… хотя, разумеется, видно было, что случившееся для них – неприятное и неожиданное событие.
- Неприятное? То есть они не желали этого падения? – уточнил Пэльо.
- Задайте этот вопрос лейтенантам, сэр, но у меня создалось впечатление, что они были огорчены и отчасти растерянны. Но паники никакой не было, это я точно говорю.
- Они как-то поясняли случившееся?
- Только м-р Кеннеди – он сказал, что капитан пятился и упал спиной в люк.
- Вы не поинтересовались, почему капитан пятился? –снова влез Хэммэнд.
- Мне было в тот момент не до того, сэр. Я должен был оказать помощь. Потом, уже в каюте, я спросил, как это произошло. Но ничего нового не узнал.
- Получается, ему кто-то угрожал? – наседал Хэммэнд.
- Вовсе не обязательно. У капитана Сойера было помрачение сознания, сэр, на почве его навязчивой идеи. Он вполне мог найти угрозу там, где её не было. Буквально накануне он при мне назвал явившегося с докладом лейтенанта Кеннеди адмиралом Бейром… так что утверждать, что он реально подвергался опасности, и, спасаясь от неё, попятился прямо в люк, я бы не стал. Возможно, я допустил нарушение, медля с принятием решения о признании капитана Сойера неспособным к командованию, но в тот момент я считал свои действия правильными и идущими на благо судну. Если говорить о том, что по моей вине судно оставалось без капитана… - Клайв замолчал и несколько мгновений с непередаваемым презрением смотрел на Бакленда… - Фактически, а не формально, фрегат оставался без капитана и после принятия командования м-ром Баклендом, сэр… я уже пояснил, почему…
- А лейтенанты, видимо, также считали, что действуют на благо судну? – ехидно спросил Хэммэнд. – Пытаясь заменить собой старших офицеров?
- Вероятно, они так считали, - кивнул доктор. – Но опять же, на этот вопрос могут ответить только они сами.
- Позиция м-ра Клайва по поводу передачи капитанских полномочий понятна. Вернёмся к падению капитана Сойера в трюм… Кто присутствовал там в сам момент падения, доктор? – спросил Пэльо.
- Я знаю об этом только с чужих слов, сэр. Насколько мне известно, м-р Буш и м-р Бакленд в этот момент там отсутствовали, а пришли туда позже. А в момент падения поблизости от места происшествия находились м-р Хорнблауэр, м-р Кеннеди и м-р Вэллард…
- С чьих слов вам это известно?
- То, что м-р Кеннеди был там – я понял из того, что он сказал, что они не успели удержать капитана от падения… То есть там был он и как минимум кто-то второй… Но их было там трое. Именно те люди, которых я перечислил. М-р Хорнблауэр сказал мне это, когда в каюте капитана Сойера мы оставались все – я и офицеры – после перенесения туда капитана. М-р Хорнблауэр спросил, выживет ли капитан и как скоро он сможет вернуться к своим обязанностям. Тогда же он сказал, что очень сожалеет, что они не находились достаточно близко – он, Вэллард и м-р Кеннеди – чтобы успеть предотвратить падение.
- То есть они видели, но не успели вмешаться? Или не захотели? – ввернул Хэммэнд.
- Относительно их желаний надо спрашивать опять же не у меня. Но как я понял из их поведения – они не желали ему смерти, - отрезал доктор. Больше я не смогу пояснить ничего насчёт желаний и нежеланий подсудимых, сэр… я не умею читать мысли. Я вижу только то, что вижу.
- Как вы пояснили, м-р Бакленд не проявил должных качеств при командовании «Славой»? – уточнил сэр Эдвард. – Однако, фрегат всё же выполнил поставленную задачу?
- Благодаря м-рам Бушу, Хонблауэру и Кеннеди, сэр. Именно они настояли, что мы не можем просто удрать… и обязаны выполнить то, за чем приплыли в эту проклятую бухту! И они всё и делали… а Бакленд – пил. Какое-то время он был занят этим, и не мешал им…
- Пил? – брови Пэльо взметнулись вверх.
А Барк, не удержавшись, воскликнул:
- Очень мило! И.о. капитана на корабле, выполняющем боевое задание, занят исключительно выпивкой!
- Потом он пил ещё с испанским полковником и его женой… когда форт сдался, но ещё не было решено взорвать его… - ухмыльнулся Клайв. – Он постоянно пил… Его ведь испанцы взяли пьяным, в постели! Это просто странно при его опыте… Почему-то остальных им не удалось застать врасплох… мальчишки оказались офицерами… а он – пьяной бабой!
В голосе судового врача прозвучало больше, чем презрение. А в глазах его Пэльо прочёл ненависть…. Сэр Эдвард понял, что доктор ненавидит Бакленда… и ненавидит настолько, что по сравнению с этим его чувства к остальным участникам «мятежа» можно назвать почти нежными… Адмирал догадался, что причины этой ненависти скрываются в общем прошлом этих двоих… Тогда, под Сент – Винсентом, история была тёмная… возможно… Бакленд и там проявил себя не с лучшей стороны… тогда ему не предъявили обвинения в измене. Но это не значило, что его совесть чиста. Клайв мог знать или догадываться об истинной роли Бакленда в тех событиях… возможно, у него не было доказательств, достаточных для трибунала. Но внутри себя он приговорил лейтенанта. И вот сейчас ему представился случай привести приговор в исполнение.
К сожалению, сейчас уже было поздно искать виноватых в той давней истории. Но зато самое время было разобраться в том, что произошло на фрегате "Слава"...

- И ещё вопрос: относительно состояния здоровья ваших пациентов… двух других подсудимых по делу. Когда, вы считаете, суд сможет допросить их? – спросил Барк.
- Если вы спрашиваете меня, как врача, я вам как врач и отвечу – м-ра Буша в суд вызывать ещё нежелательно, хотя он уже на пути к выздоровлению. Следует дать ему возможность восстановиться полностью. М-ра Кеннеди же нельзя допрашивать категорически, даже в лазарете… Это просто убьёт его. Мне и так стоит немалых трудов удерживать его на этом свете. Его ранение серьёзнее, чем у его товарища, и требует большего внимания… Более того – ему необходим полный покой. Но как раз этого у него и нет… Первое, что он спросил, очнувшись, это – был ли суд… И сейчас все его мысли только вокруг суда и вертятся… Мы с м-ром Бушем прилагаем все усилия, чтобы отвлечь его, но он постоянно возвращается к этому… можно сказать, что это – единственное, о чём он говорит… хотя болтать ему нельзя. Он настолько нервничает из-за суда, что это сводит на нет всё лечение.
- Нервничает? – злобно переспросил Хэммэнд. – Стало быть, он чувствует себя виноватым?
- Простите, сэр, но, думаю, немногие бы не нервничали на его месте. Но в его положении любое волнение опасно, так как может вызвать кровотечение… и если оно будет внутренним… тогда, сэр, его уже не спасти. Любой допрос - даже если будут допрашивать не его… а, допустим, м-ра Буша, но при нём… - может спровоцировать резкое ухудшение состояния. Вплоть до летального исхода… так что допрос их обоих сейчас категорически невозможен, увы.
…Тут Пэльо мысленно перекрестился: он успел допросить Буша тогда, когда Арчи ещё не мог толком слышать их разговор… и адмирал всей душой надеялся, что его визит в лазарет не повредил раненому… Бросив быстрый взгляд на Горацио, Пэльо увидел, что на него слова Клайва о состоянии друга произвели страшное впечатление: впервые за всё время суда Горацио побледнел и изменился в лице. Адмирал позволил себе лёгкую ободряющую улыбку… Однако Горацио, обычно столь чутко улавливающий малейшее изменение его настроения и понимающий его с полувзгляда, в этот раз не отреагировал на поддержку. Пэльо видел, что он не находит себе места… Сэр Эдвард дал себе слово заглянуть в лазарет и постараться успокоить Арчи… ясно, что он, как и Горацио, волнуется не за себя… и нельзя позволить его страхам за друга погубить его.
- Ну, возможно, м-р Кеннеди всё равно придёт к летальному исходу, доктор, и не он один… - злобно прошипел Хэммэнд, но Пэльо строго поглядел на него:
- Не предвосхищайте выводы суда, коллега, - и кивнул Клайву:
- Продолжайте, м-р Клайв…
Доктора не понадобилось уговаривать. Он продолжил свою мысль с того места, где его прервал Хэммэнд:
-Парню и так досталось, и сейчас, я считаю, надо дать ему возможность оправиться от раны. А уж потом – судите. Я никогда не симпатизировал этой компании, сэр, но врачебный долг не позволяет мне согласиться с тем, что опасно для больного. А это для него более, чем рискованно… это практически верная смерть.
- Мы должны понимать это так, что после того, как ваши пациенты поправятся, и ваш врачебный долг будет выполнен, вы дадите против них показания? – спросил Хэммэнд.
- Странная трактовка моих слов, сэр, - усмехнулся Клайв. – Прошу занести в протокол, что я не говорил ничего подобного. Я лишь ответил на вопрос, допустим ли сейчас допрос м-ров Буша и Кеннеди. Относительно их участия в мятеже я не смогу прибавить ничего к тому, что сказал, даже тогда, когда они будут в состоянии предстать перед судом. Их действия соответствовали создавшейся на судне обстановке и не выходили за рамки Устава... Тоже самое я могу сказать и про м-ра Хорнблауэра. Но, он вполне здоров и сможет сам ответить за себя, также как и м-р Бакленд… Впрочем – Клайв ухмыльнулся и поглядел на Бакленда – наиболее выигрывал от отстранения капитана именно м-р Бакленд. Прочие меняли одного… - доктор замолчал, как бы подбирая слово, - сложного человека, на другого, только и всего. Если мятеж и был – если! Я не утверждаю, что он был! – он был целиком в интересах первого лейтенанта… однако, получив власть, распорядился он ею бездарно. Именно из-за него погиб капитан и многие другие. Его бредовая мысль о взятии на борт этой толпы испанцев… простите, сэр, но я усомнился в его здравом рассудке в тот день…. Она привела к бессмысленным потерям, сэр.
- М-р Клайв, не могли бы вы подготовить письменное заключение о состоянии здоровья м-ров Буша и Кеннеди? С обоснованием, почему их нельзя допрашивать? - спросил Пэльо.
- Разумеется. К завтрашнему дню вас устроит? – спросил в ответ Клайв.
- И с расшифровкой медицинских терминов, пожалуйста, - попросил Барк, весело глядя на доктора.
- Разумеется, сэр… Я сегодня же займусь этим.

_________________

Черепах, Клайв у тебя реально просто шикарный получился. Как живой.

_________________

спасибо. Ну, вот получился не мерзавец, а очень даже наоборот. Зато Бакленд просто зловещий... дёргает из-за кулис за ниточки... а ведь этим лейтенантам он тоже пел: "Надо что-то делать, Сойер нас погубит... "и за их спины сховался... Так что жду, что же будет дальше...Мне что-то кажется, что Бакленд теперь и решит топить молодёжь...

_________________

Бакленд был в шоке. И немудрено. Сперва, казалось, показания судового доктора были вполне благоприятны для всех подсудимых. Хотя, признаться, они изрядно удивили Томаса Бакленда… Ещё бы! Он догадывался, что Клайв и Хоббс ненавидят молодых и слишком нахальных лейтенантов, и услышать, что теперь судовой врач свидетельствует, фактически, в их пользу, было странно…

Оливер Клайв, как ни в чём ни бывало, пояснил, что признал капитана неспособным к командованию добровольно, без насилия или давления со стороны подсудимых, поскольку его состояние действительно не позволяло капитану Сойеру исполнять свои обязанности… и пояснил, что его решение было вызвано состоянием больного и обстоятельствами боевого плавания, не допускавшими дальнейшего ожидания, пока состояние Сойера улучшится, и он сможет вернуться к своим обязанностям.
Также не было добыто никаких доказательств того, что к болезни капитана или к её обострению причастны лейтенанты – если не считать того, что они раздражали покойного самим фактом своего существования. Всё это касалось Хорнблауэра и его друзей. Но Бакленд был их соучастником… так что, если оправдывали их - оправдывали и его.

Первый лейтенант «Славы» уже готов был вздохнуть с облегчением. Даже при его не слишком быстром уме, он сообразил, что эти показания дают им всем шанс избежать виселицы, потому что рушилось обвинение в незаконном захвате власти, и всё дело рассыпалось.

Да, он терпеть не мог этих троих, с кем, по воле судьбы, оказался связанным одной цепью, но лучше спастись всем вместе, чем вместе погибнуть. Его любовь к себе была всё же сильнее ненависти к ним… Да, он ненавидел этих троих! Те его слова, сказанные им, вернувшимся после взрыва испанского форта,– он совсем не желал этого возвращения, хотя и не признавался в этом даже самому себе!… - « Вы трое сами по себе!» - были единственным проявлением этой ненависти. Слова Сойера о том, что «молокососы» пользуются куда большим авторитетом, чем он, имеющий 22 года стажа, первый лейтенант – упали на подготовленную почву. Бакленд прекрасно видел это и сам, хотя, со свойственной ему трусостью, и пытался закрывать глаза на очевидное. Именно зависть... зависть и ненависть... а потом - осознание своей непригодности к полученной наконец власти... И - понимание, что эти трое - пригодны... Щенки... намного моложе его и по возрасту, несравнимые с ним по стажу и опыту... они были готовы, и брали на себя ответственность, и справлялись с боевыми задачами. Он ненавидел их, но сейчас главным было не это...

... Обвинение, похоже, рассыпалось… Однажды он уже сумел выйти сухим из воды… он предпочитал не вспоминать тот бой… Бакленд старался выбросить из памяти неприятное…

И вдруг… Клайв всё говорил… о, да заткните же его кто-нибудь! Что он говорит? Нет! В этот раз сухим из воды ему не выйти… Бакленд почувствовал, что небо рушится ему на голову, а земля разверзается под ногами. Потому что дальнейшие слова судового врача легко и походя ломали ему жизнь… более того – Томас ощутил мерзкое прикосновение верёвки к своей шее… И было от чего…

Он не ожидал… совсем не ожидал того, что происходило в эти минуты в зале суда. Казалось бы, судовой врач своими показаниями только что спас всех подсудимых от смертного приговора… но – только казалось. Потому что о нём лично м-р Оливер Клайв отзывался весьма нелестно. У проклятого доктора оказалась удивительная память! То, что он рассказывал, сам Бакленд давно забыл – вернее, постарался забыть! А теперь всё это вспомнилось, да так ярко, словно было только вчера. По большому счёту, судьи вполне могли прервать свидетеля, потому что прямого отношения к рассматриваемому делу то, что говорил Клайв, как будто не имело… Но куда там! Бакленд видел, что судьи весьма заинтересовались его биографией… адмирал, сидящий в центре, смотрит в рот свидетелю… двое других – тоже. Ну, конечно! Теперь дело принимает совсем другой оборот…

Про первого лейтенанта «Славы» судовой врач рассказал много такого, что ставило под вопрос как его профессионализм, так и верность своему долгу…

Возвращаясь к мятежу на «Славе», доктор прямо заявил, что никто, кроме Бакленда, не выигрывал от устранения капитана Сойера от командования фрегатом… поскольку с таким некомпетентным командиром, как Бакленд, каждый день – хорош для того, чтобы умереть… и если судно пришло в порт, да ещё с трофеями, и выполнив задание – то случилось это отнюдь не благодаря, а наоборот, вопреки ему, Бакленду… который сделал всё, чтобы погубить судно и экипаж… Да, Бакленд знал это и сам, но услышать это от Оливера... да ещё в такой обстановке, было просто невыносимо!

А вспоминая прошлое ( кто бы мог подумать, что он всё помнит!), Клайв очень прозрачно намекнул на то старое дело… по которому Бакленд проходил свидетелем… И в рассказе доктора, Бакленд выглядел ничуть не лучше казнённого за измену О Нила...

Бакленд замечал после Сент-Винсента, что Клайв и Хоббс стали относиться к нему настороженно, но совсем не думал, что ненависть судового лекаря окажется настолько сильной. И сегодня Клайв назвал его непригодным к командованию, обвинил в организации мятежа, более, чем просто намекнул на его тёмное прошлое.

Бакленд с ужасом понял, что Оливер Клайв разгадал его: действительно, он действовал тогда в паре с О Нилом, потому что и тогда больше всего мечтал захватить власть – но не хотел, чтобы об этом кто-то догадался. Ему удалось использовать ирландца. Это было нетрудно, учитывая национальные распри и не слишком большую сообразительность О Нила. Сам же Бакленд ухитрился остаться в стороне, и он совсем не думал, что Клайв и Хоббс, которых он считал недалёкими служаками, разгадают его манёвры. Он радовался, что Сойер постепенно сходит с ума под воздействием опиума, и ждал своего часа. Появление на борту молодых офицеров с «Неутомимого» сперва не встревожило Бакленда. Они были щенками по сравнению с ним по возрасту, по выслуге и опыту… кто же знал, что они окажутся настолько опасными...

Идиот… какой же он идиот… он, первый лейтенант фрегата… Как же он … не разгадал этих молокососов... и не учёл собачью верность Сойеру этих двоих – Хоббса и Клайва…? Клайв явно видит в нём причину всех несчастий, начиная с того сражения при Сент-Винсенте… Нашёл же случай отомстить, мерзавец… Суд явно заинтересовался показаниями этой твари…

... Заседание суда закончилось… Адмирал распорядился увести подсудимых. В различном настроении уходили в свои камеры Хорнблауэр и Бакленд. Оба были потрясены неожиданными показаниями судового доктора.

_________________

Отлично! Клайв - молодец.

_________________

Не считаешь его поступок подлым? Спалил ведь сослуживца дотла! А Пэльо, умница, не мешал ему фонтанировать... много чего услышали судьи.
Клайв - и Хоббс тоже - не вызвали негодяя на поединок уже давно, а вот так дождались своего часа... Доктор с отличной памятью и огромной верностью... Хоббс окажется не хуже...

_________________

Ни разу.
Он же никого не оклеветал?
А сослуживец заслужил!

_________________

а могли ли эти двое -по статусу- эту гниду к барьеру пригласить? Они в судовой иерархии ниже его, или нет?

_________________

про статус - это не ко мне, это к Ольшил.

_________________

ну, она придёт и скажет! ( если она сюда зайдёт)

_________________

Первый лейтенант-то? - наверное первый после капитана.
а Хоббс всего-навсего канонир, его дело - пушки.

так что не было у них возможности с ним разобраться иначе?

_________________

**

Оливер Клайв в этот день был допрошен последним. На завтра оставался допрос последнего свидетеля – Хоббса, и подсудимых… дальше предстояло исследование материалов дела… которые председательствующий знал почти наизусть… Все присутствующие в зале оставались на своих местах, ожидая, пока уведут подсудимых… Пэльо заметил, как, уходя, Бакленд покосился на Клайва… в этом взгляде были страх и ненависть… Горацио же выглядел потрясённым… при его всегдашней выдержке это особенно бросалось в глаза. Пэльо подумал, что потрясли его больше не фактически оправдывающие подсудимых показания доктора, а его ответ на последний вопрос суда – о состоянии здоровья Кеннеди и Буша. Адмирал не ошибся. Когда молодого лейтенанта проводили мимо судейского стола, он обратился к учителю:
- Сэр, вы же слышали, в каком состоянии Арчи… м-р Кеннеди… позвольте мне навестить его. Ведь может случиться, что…
Пэльо прекрасно понял, что имеет в виду Горацио… Да, он обещал Горацио, что даст ему возможность проститься с Арчи, если будет ясно, что тот при смерти. Однако, сейчас ситуация иная. Если верить доктору, Арчи пока держится… хотя и очень переживает за исход суда, чем вредит себе… При таком раскладе, именно появление друга, неуверенного в исходе дела ( хотя после сегодняшних показаний Клайва эта неуверенность и должна была сильно уменьшиться, но Пэльо подозревал, что из всех слов доктора в голове Горацио осталось только то, что касалось состояния его друзей!) и беспокоящегося за Арчи ( а после сегодняшних слов Клайва трудно было бы не беспокоиться!), может вызвать ухудшение состояния раненого. Возбуждение Горацио сразу передастся Арчи… при их-то понимании друг друга с полувзгляда, в котором Пэльо не раз уже убедился, иного просто быть не может. И, если верить доктору, последствия могут быть самыми печальными… нет, этого допустить нельзя. Сейчас Кеннеди полезнее иной посетитель… Который не усилит его беспокойство, а, наоборот, уменьшит его… Пэльо знал, что его ответ может показаться Горацио жестоким, но именно сейчас парню в лазарете делать нечего!
- Нет, м-р Хорнблауэр, не позволю… я тоже прекрасно слышал, что сказал врач… вашему другу вредно волнение, а ваша встреча, несомненно, заставит его нервничать и может погубить его. Не лишайте суд возможности допросить м-ра Кеннеди позже, когда его состояние позволит ему дать показания. Сейчас ему нужен только м-р Клайв…
Горацио посмотрел удивлённо: ну да, уже дважды Пэльо позволял ему навестить друзей, и это не вредило им… Наоборот, как казалось Горацио, его приход подбадривал обоих… Однако, он не сказал этого вслух, и Пэльо улыбнулся одними глазами: всё же выдержка не совсем покинула парня. Но решение адмирала от этого не изменилось.
Сегодня в лазарет отправится не молодой встревоженный лейтенант… а он, адмирал и коммандор, председательствующий трибунала… И отнюдь не для того, чтобы допросить содержащихся там подсудимых.
Цель его была проста – по возможности, успокоить Арчи… Адмирал понимал состояние прикованного к койке и не имеющего никаких вестей извне, парня. И его страх за друга он тоже очень хорошо понимал… Слова Клайва о состоянии его второго любимца не на шутку встревожили Пэльо, поэтому он решил вновь посетить арестованных лейтенантов.
Когда подсудимых увели, зал начал пустеть… Судьи удалились в совещательную. День был жаркий, и даже в затенённом зале они изнывали от жары. Пэльо слышал, как в коридоре переговариваются матросы «Славы»… выступление доктора явно удивило всех, и сегодняшнее заседание бурно обсуждалось. Но очень скоро голоса стихли: все присутствовавшие в зале спустились вниз. Адмирал запер в сейф толстое дело и прилагающийся к нему судовой журнал фрегата «Слава», попрощался с коллегами, которые уже выходили в коридор, и, подожав немного, вышел вслед за ними и запер дверь. Хэммэнда и Барка уже не было. После утомительного заседания они поспешили по домам. В коридоре было пусто. Только замешкавшийся доктор Клайв, присев на лавку, что-то искал в своём портфеле. Пэльо подошёл к нему и негромко спросил:
- Вы сейчас в лазарет, доктор?
Доктор удивлённо вскинул голову. Меньше всего он ожидал, что адмирал Пэльо заговорит с ним после заседания. «Железный Пэльо» не производил впечатление человека, легко заводящего новые знакомства, или запросто подходящего после заседания к свидетелям по рассматриваемому им делу … Однако, судовой врач не привык робеть перед самыми значительными персонами, поэтому и коммандору Пэльо он ответил спокойно и без малейшего подобострастия:
- Да, сэр… надо сменить им повязки на ночь и дать лекарства. Очень жаль… - доктор покачал головой, – что всё вышло так нелепо… это побоище на борту обошлось им слишком дорого, сэр… я понимаю, что, возможно, выхаживаю их только для того, чтобы они попали на виселицу, но…
Клайв замолчал, как бы устыдившись проявленной им чувствительности. Пэльо кивнул.
- Я также собираюсь туда… Встретимся на аллее у круглого фонтана через четверть часа.
Клайв посмотрел удивлённо, но не подумал спорить. В голосе и повадке адмирала была повелительность, но не отталкивающая, а располагающая к доверию и добровольному подчинению. Клайв начал понимать, что имеет дело с достойным учеником своего друга. Когда-то, когда Джеймс был в здравом уме, он рассказывал доктору о начале пути сэра Эдварда… Это был один из его любимых учеников, подававший большие надежды. Надежды эти оправдались, но назначению Пэльо адмиралом, а затем командором его учитель уже не порадовался… К тому времени контузия и опиум уже сильно повредили его рассудок. Стоящий перед ним Эдвард Пэльо сильно напомнил врачу Сойера, каким он был в свои лучшие времена. Перед глазами Оливера встал его друг и командир… казалось, всё это было только вчера… капитан Сойер, любимец команды, герой морских битв… смелый и мудрый одновременно. Сейчас Оливер Клайв снова видел Джеймса – в этом молодом для адмиральского чина моряке… воспитаннике и последователе покойного капитана… Сойер тоже был таким когда-то… Этому человеку можно довериться, и можно сказать правду… наверное, его ученики также любят и почитают его, как любили и почитали Джеймса его ученики. Клайв подумал, что его слова о безумии Сойера отозвались болью в душе невозмутимого на вид коммандора… и что ему очень нелегко судить своих учеников. Он увидел в Пэльо не только судью, но и живого человека. Эти тёмные глаза смотрели внимательно и требовательно…
Доктор улыбнулся и кивнул.
- Слушаюсь, сэр…
Адмирал улыбнулся одними глазами и прошёл к лестнице. Судовой врач присел на лавку, ещё раз переворошил содержимое своего портфеля, застегнул его, и, не торопясь, направился к той же лестнице, ведущей к выходу из Морского собрания… Он вышел на улицу и невольно прищурился. После полутёмного зала суда и коридора Морского собрания даже клонящееся к закату солнце слепило глаза. Доктор хмыкнул и направился в сторону крепости. Ещё издали он заметил у фонтана подтянутую фигуру в адмиральском мундире. Пэльо смотрел на море... Клайв подошёл к нему и приветливо поклонился, как доброму знакомому. Сэр Эдвард ответил лёгким наклоном головы.
- Кеннеди действительно так плох, как вы описали это в своих показаниях, м-р Клайв? – спросил адмирал, когда они пошли бок о бок по пальмовой аллее в сторону крепости.
Оливер готов был поклясться, что за спокойной деловитостью тона скрывается искренняя тревога. Это тоже напомнило ему Сойера… прежнего Сойера…
- Нет, внешне ему уже лучше, но этот страх за м-ра Хорнблауэра… он выматывает его… и, разумеется, ни вставать, ни давать показания ему ещё нельзя… тут я ничуть не преувеличил опасность, коммандор. Он выживет, но только в том случае, если его рана не откроется. Если это случится – парень обречён. Я не смогу ничего сделать для него, если начнётся внутренннее кровотечение. А оно может начаться от малейшего беспокойства. Надеюсь, вы не будете допрашивать его?
- Разумеется, не буду. И попытаюсь убедить его, что его другу ничто не угрожает. Пусть это будет ложь во спасение… Собственно, для этого я и иду к ним… Я хотел бы сохранить всех обвиняемых для справедливого и объективного суда, м-р Клайв, - Пэльо слегка улыбнулся. – Правосудие не заинтересовано в преждевременной кончине обвиняемых, доктор…
Клайв ответил ему понимающим взглядом.
Про себя Пэльо думал, что сегодня он не солжёт Арчи, потому что, действительно, у подсудимых появилась реальная возможность быть оправданными, но не стоит откровенничать с доктором… хотя, как кажется, он не желает им зла.
Войдя в камеру, Пэльо сразу натолкнулся на тревожные взгляды раненых. Они явно спрашивали себя, зачем председательствующий трибунала заглянул к ним… Но пока Пэльо не собирался удовлетворять их любопытство. Сначала пусть ими займётся Клайв… Однако, спокойно подождать в стороне не получилось… При виде своего наставника Арчи попытался привстать, но моментально оказавшиеся возле койки врач и коммандор придержали его…
- Чёрт возьми, м-р Кеннеди, я непонятно сказал, что вам нельзя вскакивать? – Клайв говорил вроде сердито, но Пэльо уловил тепло в голосе доктора. – Если рана откроется, вы не проживёте и суток… не думаю, что этот исход очень порадует ваших друзей!
- Лежите, м-р Кеннеди, - при докторе Пэльо не стал называть Арчи по имени, опять же из соображений конспирации… не стоило показывать своё близкое знакомство с подсудимым и тёплое отношение к нему…это могло впоследствии поставить под сомнение объективность приговора. Хотя, весьма возможно, Клайв и знает, что Кеннеди и Хорнблауэр –не чужие ему… в конце концов, в судовом журнале было написано рукой Джеймса Сойера « Даже не верится, что эти двое – ученики Эдварда…» Но, в любом случае, привлекать излишнее внимание к этому факту не следует… Однако, свой официальный тон Пэльо смягчил улыбкой. Этого Клайв, стоящий к нему спиной, видеть не мог, а Арчи увидел.
Арчи понял своего капитана и нетерпеливо посмотрел на доктора, словно хотел спросить, когда же тот уйдёт и оставит его и Уилла втроём с Пэльо… Как бы отвечая на невысказанный вопрос лейтенанта, доктор произнёс, обращаясь к Пэльо, но продолжая на всякий случай удерживать Арчи за плечи:
- Сейчас я дам им лекарства, перевяжу – и оставлю вас с ними… только – ничего волнующего… Помните, что его жизнь сейчас зависит от вас, сэр… Малейшая неосторожность может оказаться роковой…
- Разумеется, м-р Клайв, - кивнул Пэльо. – Я не стану тревожить вашего пациента.
Пэльо терпеливо ждал, пока Клайв занимался своими подопечными.
- У вас уже есть улучшение, м-р Кеннеди… - с явным удовлетворением и гордостью за успешно сделанную работу произнёс Клайв, освободив Арчи от повязки и осматривая его грудь. – По-тихоньку заживает… медленно, конечно, но уже лучше, чем было… но чтобы не погубить все мои труды, вам надо быть осторожным. Очень осторожным. И вставать я вам разрешу ещё не скоро, учтите. И, конечно, никаких допросов… Вам это противопоказано… Вы слышите, коммандор?
- Разумеется, м-р Клайв. Я не буду допрашивать его.
Клайв между тем продолжал осматривать своего беспокойного пациента.
- Вот так больно? А так? Только честно, не надо геройствовать….
Арчи покосился на Пэльо, стоящего чуть в стороне.
- Не стоит обманывать доктора, лейтенант, - произнёс коммандор, уловив его взгляд. – Это не в ваших интересах.
- Если честно – да, больно… - Арчи виновато потупился, как бы стыдясь своего признания… - Но совсем немного, честное слово!
Он вскинул голову, и Пэльо увидел, что взгляд у него уже не такой, какой был в прошлый раз, когда адмирал приходил в лазарет. Тогда Арчи явно был совсем плох, теперь же он заметно ожил. Пэльо улыбнулся: « Похоже, м-р Клайв немного перестраховывается… Арчи не похож на умирающего… впрочем, доктор и предупредил, что внешне ему лучше… но беспокойство за друга мешает ему выздоравливать, и может даже погубить его... Так что не стоит рисковать…»
Даже если Клайв и преувеличил опасность - адмирал не собирался порицать свидетеля за эту полу-ложь… как и не собирался убеждаться опытным путём, насколько Клайв сгустил краски…

Пока Клайв занимался Арчи, адмирал задал Уильяму пару вопросов: о самочувствии, об их режиме дня здесь, в четырёх стенах… Буш отвечал охотно, и Пэльо понял, что этот выдержанный и скрытный человек почувствовал к нему доверие… Это порадовало Пэльо. Лейтенант Буш определённо был симпатичен адмиралу. Такой друг его «сыновей» вполне устраивал заботливого и строгого «отца»…
Тем временем, врач вновь перевязал Арчи и дал ему лекарство. Тот покорно выпил, но сразу же и высказался: «Вот чем тут угощают больных… такой горькой дрянью…И как вот с такого можно поправиться, доктор?»
- Лекарство не обязано быть вкусным, Арчи, - наставительно произнёс Уильям и тут же лукаво добавил: Может, ты думаешь, что мне достаётся что-то более вкусное? Попробуй моё, не пожалеешь!
Арчи фыркнул и хотел ответить, но доктор бесцеремонно прикрыл ему рот рукой:
- Много болтать вам также вредно, лейтенант.
Пэльо усмехнулся. Арчи всегда был зубоскалом, и если сейчас начал язвить, - значит, уже начал выкарабкиваться… И, похоже, он тут не один такой весёлый… эти двое стоят друг друга. Что с того, что Уильям – старше возрастом и чином? Судя по всему, он умеет и подурачиться не хуже молодёжи.. Но эти шуточки совсем не понравились доктору.
Клайв поглядел на адмирала, и в его взгляде сэр Эдвард прочёл:
- Вот видите сами, как с ними сложно… это просто мальчишки! Никакой серьёзности!
Пэльо кивнул, соглашаясь…
Управившись с Кеннеди, доктор перешёл к Бушу. Снова Пэльо выслушал удовлетворённое хмыканье доктора и врачебные наставления больному. Буш, в отличие от соседа по камере, не стал язвить, и вежливо поблагодарил Клайва за труды.
«Корректен и выдержан…» - всплыла в памяти Пэльо фраза из служебной характеристики м-ра Буша.
Про Арчи, не кривя душой, такого не скажешь… но зато у него полно своих положительных качеств… хотя бы эта неистребимая жизнерадостность и воля к жизни… отвага и сообразительность… верность и привязанность к друзьям… «Он и умирая, шутить будет, - лишь бы друзей не огорчить…» - подумал Пэльо.
Сразу вспомнился краткий рассказ Горацио – как он нашёл Арчи на палубе и далеко не сразу понял, что друг ранен, - Арчи скрывал своё состояние до последней возможности…
Возможно, что и сейчас он хитрит… и «немного больно» означает на самом деле « терплю с трудом, до чего же болит…» Но определить, врёт ли Кеннеди, или нет, может только Клайв… Доктор же, судя по всему, не нашёл повода сомневаться в показаниях парня… А он, Пэльо, может и должен сделать то, зачем пришёл сюда, то есть рассказать о суде… Это должно успокоить Арчи… и помочь ему выкарабкаться…
Наконец, и лейтенант Буш получил всю причитающуюся ему на сегодня медицинскую помощь…
Доктор Клайв попрощался со своими больными кивком головы, а гостю слегка поклонился, и с достоинствои и не спеша направился к выходу из камеры…

Пэльо подождал, пока доктор удалится и стихнут шаги в коридоре, и подсел к Арчи. Как только Клайв вышел из камеры, Арчи перестал хорохориться и шутить. Его взгляд стал тревожным. Пэльо понял, что, по крайней мере в той части, что Арчи весь на нервах, доктор не преувеличил… Эта догадка тотчас подтвердилась.
- Сэр Эдвард… как хорошо, что вы пришли… я хочу рассказать, как всё было… нельзя, чтобы всё свалили на Горацио, - Арчи настолько разволновался, что даже позволил себе тронуть адмирала за руку…
Но тот не возмутился такой фамильярностью, и сам пожал руку лейтенанту, как бы стараясь подбодрить и успокоить. Слова его вполне соответствовали этому жесту:
- Арчи, успокойся. На суде сейчас очень неплохая для вас всех ситуация. Никто не подтверждает ни мятежные сборища, ни неповиновение капитану, и тем паче никто не обвиняет никого из вас в том, что вы столкнули капитана в трюм… Доктор подтвердил, что капитан был неспособен командовать судном… Горацио не угрожает опасность… не думай о суде, и поправляйся.
- Меня нужно допросить… и я прошу вас об этом, - настаивал Арчи. – Пока нет приговора, всё ещё может поменяться… ведь допросили ещё не всех?
Пэльо теперь понял, что означают слова доктора о том, что волнение может сильно навредить раненому. Действительно, глаза Арчи лихорадочно заблестели, на щеках выступил нехороший румянец… он тяжело дышал, словно его рана, уже начавшая заживать, вновь напомнила о себе…
«Чего доброго, и правда, рана откроется, - подумал Пэльо с беспокойством.… - чёрт, что же делать-то с ним? Вот что значит навязчивая идея… У Сойера это была уверенность, что все вокруг – мятежники, у этого – что ему надо дать показания… чем бы это для него не кончилось…»
Сэр Эдвард удержал снова порывавшегося встать лейтенанта… и стал уговаривать его, как маленького. Поскольку сейчас, похоже, соображения у Кеннеди осталось не больше, чем у ребёнка.
- Арчи, не валяй дурака… Зачем ты вскакиваешь? Ты что, не веришь, что на суде всё спокойно? Ложись и послушай меня ещё раз. Я пришёл сюда не для того, чтобы задавать тебе вопросы … Доктор сказал, что тебя ни в коем случае нельзя допрашивать. И ты же сам это слышал только что, верно?
- Он ошибается, сэр Эдвард… меня можно допросить. Вы же слышали сами, что он сказал, что мне уже лучше! – голос Арчи прерывался, и Пэльо сильно подозревал, что от боли.
Выходит, вместо того, чтобы успокоить этого ненормального, он ещё больше взволновал его? И, возможно, навредил ему? От этой мысли Пэльо стало не по себе. Однако, он не выдал своего волнения, и всё тем же ровным голосом, удерживая Арчи на койке, продолжал говорить с ним, надеясь всё же достучаться до разума парня:
- Арчи… не надо спорить с врачом… Знаешь, Горацио очень волнуется за тебя. Он не хочет видеть тебя мёртвым… и не он один. Я, м-р Буш, и ваши матросы – тоже. Я уж молчу про твою семью … - Пэльо улыбнулся. – Твоя жизнь – не та цена, за которую Горацио захочет выкупить свою голову… так что не заставляй его всю жизнь мучиться… Ты же не видел, что с ним творилось тогда, после штурма «Папильона»… а я видел. И второй раз увидеть такое не хотел бы. Если тебе плевать на себя, подумай о друге… ты так хочешь сломать ему жизнь? Если ты по своему ослиному упрямству навредишь себе - кому от этого будет лучше? Я понимаю, что ты рвёшься помочь другу. Но пойми: сейчас самая лучшая твоя помощь ему – поберечь себя и выздороветь. Ты нужен ему живым. Ты всем нам нужен живым… Поэтому не настаивай. Я не стану сейчас допрашивать тебя. Более того – сейчас в этом нет необходимости. Всё хорошо, понимаешь? – Пэльо вглядывался в лицо Арчи, стараясь понять, верит ли ему лейтенант. - Так что успокойся, ладно? Доктор говорит, что ты всё время волнуешься, и это тебе вредно… я пришёл нарочно, чтобы рассказать, как дела на суде. Там всё благополучно, ты можешь не волноваться за Горацио. Уверен, когда ты успокоишься, рана будет заживать лучше. Так что постарайся скорее выздороветь, это зависит от тебя. Тебя все ждут, понял?
- Но, сэр Эдвард…
- Ладно, упрямый… слушай подробности, если иначе тебя не убедить…
Пэльо пересказал наиболее важные моменты показаний уже допрошенных свидетелей. Он заметил, что по мере его рассказа Арчи успокаивается… и вздохнул с облегчением… кажется, убедил…
- Ты должен слушаться и лежать… А там, на суде – поверь, Арчи! – мы с Горацио справимся сами. Всё будет в порядке, выкини из головы все свои страхи… - так завершил свой отчёт о процессе председательствующий трибунала.
- Слушай, что говорит тебе сэр Эдвард! – высказался Уильям. – Спасибо, сэр… может, хоть вы вправите ему мозги … он всё порывается явиться в суд… встать он ещё не может, но вы сами видели, что это его не останавливает! Рана потому у него и заживает плохо, что он не лежит смирно, как ему велено… У солдат требовал его дотащить в суд… «Хоть сдохну, но я должен быть там!» Они оказались поумнее его, никуда его не потащили. Ну, так силы у него восстановятся, и встанет же! Доктор сказал, что если так пойдёт дальше, ему придётся давать опиум…чтобы спал и не рвался никуда… но если делать это постоянно… тогда же он дойдёт до того же, до чего… - тут Уильям прикусил язык.
- До чего дошёл покойный капитан Сойер, - договорил Пэльо за Буша. – Вот это – совсем ни к чему, вы правы, м-р Буш. Опиум – это, действительно, крайняя мера…
Адмирал поднялся и пожал руку Кеннеди.
- Надеюсь, к крайним мерам прибегать не придётся? – Пэльо говорил теперь строго. – Флоту нужны вменяемые офицеры, Арчибальд… Считай, что это – приказ… Слушаться врача и не нарушать режим. И – поправляйтесь оба.

_________________

Насколько я помню Хоббс - уорент-офицер. То есть сержантский состав. Да еще и из простых. Вы че, очумели? Какая нафиг дуэль? Только линьки. Хоббсу, есличо.

_________________
Не дождетесь!!
Клипы АЛ http://oshyl.mylivepage.ru/file/index
Голимый постмодернист
На берегу реки сидел пьяный Змей Горыныч и пел хором.