Адъютанты любви

Мадам с четвертью водки поразила таможенника в самое сердце

_________________
Третье тысячелетие наступило.
Увы, на те же грабли...

Герой Кавказской войны, боевой генерал Николай Иванович Евдокимов в 1864 году приехал в Санкт-Петербург просить об отставке. Сорок три года службы он провёл в кровопролитных боях, и благодаря своему уму и редкой храбрости от простого солдата дослужился до генерала от инфантерии и был возведён в графское достоинство. Фантастическая для XIX века карьера! Естественно, у Евдокимова были недоброжелатели, считавшие его умелым карьеристом и беспардонным выскочкой. Евдокимов об этом знал и особенно чувствительно относился к намёкам на своё низкое происхождение.
В Петербурге он встретился с генерал-губернатором князем Александром Аркадьевичем Суворовым. Внук великого полководца и покоритель горцев друг другу не понравились. То ли это было на самом деле, то ли Евдокимову показалось, что Суворов, выпускник Гёттингенского университета и либерал, говорит с ним снисходительно, как с «подлым», но герой вспылил: «Ваше высокопревосходительство, кажется, изволит намекать на мою родословную. Отец мой был унтер-офицером, я начинал службу солдатом, а теперь имею честь носить такие же эполеты, что и вы. И, разумеется, ни отец мой, ни моя мать не могли помочь мне их получить!».
История умалчивает, как отреагировал на этот выпад Александр Аркадьевич, не думаю, чтоб он стал обижаться – ведь свои эполеты он тоже заслужил в бою, а его отец погиб при переправе через Рымник, когда Суворову не исполнилось и семи лет.

_________________

Юная Катенька Воронцова, племянница могущественного канцлера Михаила Илларионовича Воронцова, впоследствии ставшая сподвижницей Екатерины II и директором Академии наук, влюбилась с первого взгляда и навсегда. Да и как было не влюбиться?! Её избранник Михаил Дашков, уверенный в себе и опытный в амурных делах молодой человек, был красив, добродушно весел и галантен. Его забавляла пылкая влюблённость шестнадцатилетней девочки, не обещавшей стать красавицей.
Однажды на балу Дашков стал шутя ухаживать за Катенькой, и она вообразила, что покорила сердце светского льва. После танца Дашков сделал ей двусмысленный комплимент. Катенька поняла его по-своему и с восторгом сообщила стоявшему неподалёку Воронцову: «Дядюшка, князь Дашков только что попросил моей руки!» . Михаил Илларионович взглянул на Дашкова, и у того не хватило духу отказаться. Он женился на Катеньке и вошёл в историю как муж выдающейся женщины.

_________________

И сделал выгодную партию.
А кто поручится что она не воспользовалась моментом этак ловко, по-женски?

Одной из задач молодой санкт-петербургской полиции в 18 веке было сбережение города на Неве от иностранных посольств.
Город был молодой, неокрепший, а посольств было много.
В каждом иностранном посольстве творились какие-то несусветные причуды.
Не то, чтобы при пересечении государственной границы посольства массово сходили с ума от впечатлений, предоставляемых нашей Родиной. Но какие-то подвижки в сознании происходили.
Шведы завели себе в посольстве медведей, которых стали ещё и разводить.
Австрийцы принялись подделывать "ефимки с признаками", завладев старым штампом для перечеканки.
Французы крали коней.
В 1736 году сотрудники персидского посольства, располагавшегося на Мойке у Зелёного (Народного) моста сели покурить. "...Через полчаса дом пылал. Пламя распространилось с чрезвычайной быстротой и вскоре охватило многие деревянные здания на берегу Мойки и Гостиный двор ( это на Невском уже). Пожар продолжался восемь часов и истребил все здания от Зелёного моста до церкви Вознесения". Всего сгорело тогда 10 % деревянного Санкт-Петербурга. Многие погорельцы стали искать эвакуировавшееся персидское посольство, которое пришлось прятать в монастыре. Невский монастырь пришлось, потом заново святить. По результатам пожара в городе будущих трёх революций впервые ввели государственное нормирование продажи продовольствия: 16 видов товаров народного потребления - от мёда до гречи.
Не успели пережить иранскую народную дипломатию, как 6 июня 1737 года на крыше дома, стоявшего между дворцом цесаревны Елизаветы Петровны и помещением, занимаемым посольством Пруссии, нашли мину в виде горшка, набитую порохом и горючими материалами, к горшку прилагался запал. Это уже не просто поджог, тут теракт форменный намечался. Полиция и Тайная канцелярия стала петрушить подозреваемых. Только вышли на сотрудника посольства короля Пруссии по фамилии Ранке, только стали думать, как бы его скрасть для неторопливой беседы, как 24 июля окрестности посольства Пруссии полыхнули с двух концов. Было это в районе Миллионной. Горело до Мойки, до Невы, до Царицына луга и до Адмиралтейства. Дипломат Ранке исчез. Его потом во Франции за шпионаж повесят.
Глядя на французов с конями, австрийцев со штепселем, персов-поджигателей и террористов-немцев, другие посольства не отставали. Англичане не отставали больше всех. Они повадились стрелять из окон посольства. Не очень целясь по прохожим, но регулярно.
Глядя на англичан, постреливать в домах стали и коренные петербуржцы, дети псковских и новгородских переселенцев.
Под перекрёстным огнём из английского посольства и обывательских домов полиция ловкими скачками бегала по городу за конокрадами из французского посольства, следя искоса за притихшим посольством Пруссии. Персидское посольство из монастыря давно попросили, оно и расположилось шатрами у Летнего сада, там было легче прокормить посольских верблюдов, обросших в России дополнительной шерстью. У петербуржцев стали изымать огнестрельное оружие. Опубликовали объявление: "чтобы впредь никто кроме иностранных послов, посланников и прочих министров в домах своих ни из какого ружья, как по обязанности, так и для забав, не смел стрелять". Посольствам стрелять из окон не запретили - неудобно. Но установили перед посольствами первый в истории дипломатии "явный полицейский караул", который гонял жителей столицы от посольств.
Не успели перевести дух, посольство Польши подало о себе весть: разбили огороды перед резиденцией графа Грабиенки.
Голландское посольство завезло коров. Всё это в двух шагах от императорской резиденции. Пришлось полиции ловить по городу россиян, пробравшихся в столицу без паспортов "для следования в столицу". Изловленных "убогих, слепых, дряхлых и увечных, купно и с прочими чудаками и к художествам склонным" бросили на объект века: осушение болот от Лиговского канала до Невского монастыря для организации общегородских огородов и выпасов. Известный потомственный мелиоратор, фельдмаршал и покоритель Крыма Миних Бурхард Христофорович оставил по себе расчеты огородного парадиза. Чтобы посольские не орали, на образовавшийся огородный рай стали свозить навоз из всех возможных мест. Чтобы с огородов не воровали, завезли туда и людей для жительства. Завезённые жители Лиговки встретились со строителями лиговского чуда (убогими, слепыми, увечными и художественными чудаками), которые за ненадобностью совсем уж было заскучали. Встреча вышла непростой. Рядом с городами построили полицейскую караульню. Понаблюдав за развитием событий, полиция к караульне пристроила и небольшую тюрьму, ставшую на долгое время центром лиговской культурной жизни и наложившей некоторый отпечаток на облик лиговского жителя. После к тюремке пристроили мертвецкую. И всё это из-за каких-то поляков с голландцами. Целый район выстроили, ландшафт вручную изменили, повернули вспять течение каналов.
Испанцы из окон своего посольства спекулировали мартышками. Всё бы ничего, но ожесточённая мартышечная торговля и прочие эффекты от процесса мартышечного размножения и взросления, происходили напротив резиденции петербургского архипастыря Иеринея. Мартышки часто убегали от своего испанского концлагеря и искали убежища у православных. Полиция ловила мартышек. Мартышки скакали по подворью, между богомольцами, выбрав свободу. Богомольцы разносили по всей Руси доподлинные сведения о том, что видели в Санкт-Петербурге живых чертей. За это богомольцев Тайная канцелярия крутила и отправляла на восток.
Посольство Ганновера вербовало среди неустойчивых питерцев рекрутов для продажи в Англию и последующей отправки в восставшие американские колонии. Вербовка происходила по кабакам, рекруты приходили в себя уже на кораблях по пути в Гамбург. Полиция ввела запрет на совместное распитие спиртных напитков подданных империи и иностранцев. Пить с иностранцами могли только те, у кого на изнанке кафтана стояла специальная печать обер-полицмейстера, т.н. "доброе клеймо". Это помогало не очень. Ганноверцы сбивали с пути и проверенных бойцов невидимого фронта. Однажды на корабле в Гамбург очнулись агенты сыска Михайло Шишлаков, Игнатий Толкачёв и Михайло Мальцев, о котором в именном списке петербургской полиции говорилось "грамоте и по латыни знает, токмо шумен, вор, пьяница и редкий балагур". Шишлаков сбежал уже в Гамбурге, потом пробирался год с лишним к своим. Толкачёв отправился служить на острова Карибского моря, потом дезертировал к испанцам и следы его теряются на Кубе. А Мальцев организовал в Лондоне контору по проведению собачьих боёв и был впоследствии сотрудником английской полиции, боксёром-профессионалом, сидел на цепи в тюрьме, закончил жизнь в Италии, библиотекарем кардинала Пиориззи. Встречался с Казановой, который собирался переезжать в Россию. Советовал обязательно, обязательно ехать.

www.facebook.com/john.shemyakin/posts/110747206...

_________________

Чудно. Мартышки, огороды, конокрады и поджигатели... прелесть просто. ;)

_________________
Третье тысячелетие наступило.
Увы, на те же грабли...

Хлопоты с этими посольствами! как были так и остались. ))

Огороды меня особо впечатлили.

_________________
Третье тысячелетие наступило.
Увы, на те же грабли...

Это, если кто не понял, в шведском музее армии, десяток лет назад, вспоминали про то, как галерный флот Петра Первого насовал им в панамку в ходе кампании 1719-1721 годов. Это явление в Швеции обзывается как Rysshärjningarna.

А дело было так. В 1718 году тогдашние европейские монархии учинили Аландский Конгресс. В ходе которого, Швеция и РИ дожны были договориться о мином урегулировании конфликта. Швеция всячески процесс затягивала, и всеми силами стремилась сколотить антироссийскую коалицию. "Независимые посредники" на переговорах этому ничуть не возражали.
В результате Петр Первый решил принудить Швецию к миру.
Он просто решил применить тактику викингов к современным ему условиям. Петровские галеры просто прошли вдоль шведского побережья и выжгли на нем все, что попалось под руку. Попалось под руку 8 городов, 140 дворянских усадеб, и 1400 деревень. Поскольку время для рейда было выбрано крайне удачно, а именно июль-сентябрь, то шведы не успели вывести с полей урожай, который точно так же был безжалостно сожжен русскими морпехами, а скотина была забита.
Как ни трудно догадаться, это вызвало в Швеции голод зимы 1720 года. Но шведы отчего-то решили что летом 1720 года им повезет больше, и потому ответили на рейд заключением союза с Англией, тогда в июле 1720 года, Петр решил сходить во второй рейд, в ходе которого на глазах союзного английского флота шведы огребли в шхерах Гренгама от Голицына.
Англичане предпочли не связываться с русскими, и просто ушли с Балтики. В результате летом 1721 года был таки подписан Ништадский мир.

По итогам Ништадского мира, уставшая от войны Российская Империя получила старт как мировая держава, а Швеция лишившаяся балтийских и большинства немецких владений получила "Эпоху свободы". В ходе которой большинство полномочий по управлению страной сосредоточилось в руках Ригсдага.
Кстати в больших территориальных потерях Швеции был виноват не Ништадский мир, а именно Аландский Конгресс, во время которого Швеция сколачивала антироссийскую коалицию, направо и налево раздавая балтийские и немецкие владения и уплачивая контрибуции в обмен на поддержку войны с Россией.

Но кстати говоря, события 1719-1721 годов нанесли такую глубокую психологическую травму потомкам викингов, а ужас от голодных зим 1720 и 1721 годов настолько въелся в память, что они до сих пор впадают в панику услышав про то, что в шхеры якобы зашла российская подводная лодка.


(c)тащено в дайрях

_________________

Но кстати говоря, события 1719-1721 годов нанесли такую глубокую психологическую травму потомкам викингов, а ужас от голодных зим 1720 и 1721 годов настолько въелся в память, что они до сих пор впадают в панику услышав про то, что в шхеры якобы зашла российская подводная лодка.


Оййййй. Ну как всегда. Мы почему-то вспоминая Швецию, вспоминаем Астред Лингред, мумми-тролей, путешествие Нильса. Карла Двенадцатого вспоминаем, но совершенно без исторического подтекста и (ну и с прошлого года лодку, да) а могли бы... ох могли бы им припомнить и набеги времен Александра Невского и интервенцию времен Смуты и втянутую в войну Мазепой и тем же Карлом Украину, да много чего могли бы... но помним Карлсончика и Калле Блюмквиста.
А они...

_________________
Третье тысячелетие наступило.
Увы, на те же грабли...

Сумчатая баллада об Эгоне Эрвине Кише и судьбах языкознания

Часть первая, политическая
В 34 году штат Виктория праздновал столетие основания Мельбурна. Праздновал пышно - с множеством мероприятий и официальным визитом члена королевской фамилии, Генри, герцога Глостера. И конечно же, коминтерновское "Движение против войны и фашизма" не могло не попытаться подложить под эти празднования свой мелкий фейерверк. А потому закатило посредь той же праздничной осени свой собственный австралоазиатский конгресс, на который пригласило выступать нескольких граждан из Европы. В частности, товарища Эгона Эрвина Киша, красного журналиста, уже успевшего лично познакомиться с прелестями нового немецкого режима.

Следует заметить, что мероприятие планировалось небольшое - на несколько дней в ратуше Порт-Мельбурна, человек эдак на 200-500. Просто, чтобы "флаг показать".

Это они считали без Киша. Эгон Эрвин Киш, потому что, обладал очень характерным и даже для чешского коммуниста из сефардов несоразмерным талантом попадать в мировую историю. То есть, местами он эту историю очень решительно пытался делать - как, например, в Вене в 18 году. Но даже там, где не пытался - он в нее влипал, так или иначе.
Так вышло и тут.

О приезде Киша австралийское правительство уведомили заранее. Сказать, что разведка доложила точно, никак не получится, потому что сообщила она, что к сумчатым берегам направляется некий Эварт Риш с целью учинить в пределах Сопроцветания всякие революционные безобразия. Если честно, учинить революционные безобразия практически любых размеров, Киш и правда был способен, см. ту же Вену образца 1918. Но вот именно на предмет Австралии особых планов он не имел, а намеревался, наоборот, выступить на конгрессе, прочитать пару лекций о природе гитлеровского режима и мировых перспективах в этой связи - и благополучно сплыть из этого захолустья обратно на театр исторических действий. (То есть, его тоже предыдущий опыт по влипанию в самых неожиданных местах ничему не научил.)

В общем, пока он добирался себе из Европы, у австралийских властей образовался консенсус: яростного гада в Австралию не пущать. А как? А просто. Приходит пароход с Кишем во Фримантл, а там на борт поднимаются власти и объявляют его нежелательным лицом. Не хотим. И все. Киш решение опротестовывает как безосновательное - я тут по приглашению, приглашение вы не отменяли, никак меня не предупреждали и вообще я даже не член компартии. Власти ни в какую. Но возникает маленькая проблема - куда Кишу-то деваться? Он же на барже. В смысле, на плавсредстве. Ему, чтобы сей минут отправиться назад, с плавсредства нужно сойти и перейти на другое, правильно? А именно это власти ему запрещают начисто. Вот власти решили, что надлежит Кишу следовать с пароходом до Сиднея - и потом обратно.

Это была ошибка с их стороны. В Мельбурне на пристани Киша уже ждала толпа, а в суде - заявление о применении habeas corpus - то бишь права арестованного быть доставленным в суд для пересмотра решения об избрании меры пресечения (в данном случае, фактического заключения на борту). Судья Ирвин, однако, постановил, что право это на иностранцев не распространяется (чем сам много чего нарушил). На сем Киш решил, что дело пора брать в свои руки - и попросту спрыгнул с борта на пристань. Расстояние там было метров шесть и при приземлении он сломал ногу. Расчет, видимо, был прост: Киш ожидал, что его задержат или поместят в больницу, он останется в Мельбурне и сможет сам вести свое дело в суде. Ну еще бы. Полиция, ничтоже сумняшеся, погрузила его на носилки и затащила обратно на борт.

Это была вторая ошибка. У довольно большой толпы, наблюдавшей за этим неприличием, и у еще большей аудитории, узнавшей об инциденте из газет, сложилось совершенно определенное впечатление: "черт его знает, кто такой этот Киш, но он храбрый человек, а суд и полиция ведут себя как полные трусливые сволочи - собственно, как обычно."

К тому моменту, когда корабль прибыл в Сидней, в стране уже сформировалось общественное мнение - а юристы уже успели накопить аргументацию. Киш снова подал в суд - на капитана корабля как на противозаконно удерживающее его лицо. И дело было тут же принято к рассмотрению, потому что в штате Новый Южный Уэльс, в отличие от штата Виктория, habeas corpus распространялся на всех уже лет пятдьесят - и то, что штат Виктория примеру НЮУ в этом вопросе не последовал, пробудило в душах судейской коллегии некоторое хамство.

Итак, дело. По закону, капитан и правда обязан не позволять нежелательным иммигрантам проникать на территорию Австралии. А на каком основании, позвольте, его объявили нежелательным? А вот, постановление министра иммиграции. А на каком основании постановление? А вот тут раздается тоскливый стон. Потому что не показывать же суду данные от информатора. Во-первых, погубишь источник. А во-вторых, ну нет же такого открытого и гласного суда, который способен всерьез воспринять всю эту чушь про "Эварта Риша" и социалистическую революцию. И суд делает закономерный вывод - министерство действовало на основании подозрений и нарушило процедуру. В законе сказано "нежелательное лицо", а не "лицо подозревающееся в том, что оно сбежало из ада и украло луну". Так что капитан не имеет никакого права удерживать господина Киша, а господин Киш имеет право действовать, как ему заблагорассудится.

Киша торжественно выносят с корабля и несут в город.

Казалось бы, уже посреди неба написано "не стой на пути у высоких чувств". Но нет. По дороге носилки перехватывает полиция и тащит Киша в центральный полицейский участок с намерением, которое дорого сердцу каждого поклонника Розенталя. Прочесть ему диктант.

Часть вторая, лингвоэтническая
Почему диктант? Потому что в начале XX века Австралия - как и многие прочие британские территории в южном полушарии - решила написать у себя над входом "только для белых". Правые и левые явили тут чудное единодушие: первые опасались "желтой угрозы" и того, что Австралия перестанет быть "бастионом британских ценностей на востоке", а вторые (с куда большим основанием) демпинга на рынке труда. Но тут возникла проблема, ибо сочинить закон с текстом "никаких нам тут цветных, а китайцев особенно", увы, не получалось. Во-первых, Австралия все еще находилась в весьма тесных (чтобы не сказать "симбиотических") отношениях с Британской империей, а последняя, при всех своих предрассудках, совершенно не понимала, почему это ее гражданам любого цвета кожи может быть куда-нибудь вдруг запрещен въезд. Не понимала она этого в очень резких выражениях - и их приходилось принимать в расчет. Во-вторых, Австралия только что заключила договор с Японией - и было понятно, что к любым формулировкам, включающим термин "раса", Япония отнесется еще более резко, чем Британская империя... а связываться с Японией, не имея даже собственного военного флота - уже слишком вопиющее нарушение техники безопасности. Ну, а в-третьих, австралийский расизм был расизмом специфическим - и как (примерно) простодушно пояснял один из участников дебатов по формулировкам "мы же хотим закрыть дверь для индийских и китайских бедняков, чуждых нам и отбирающих работу у наших граждан, а не для их образованного класса, который ничем не отличается от нашего". В общем, в результате в законе об ограничении иммиграции от 1901 года нет ни слова о цвете кожи, зато есть следующий пункт: любой въезжающий обязан по требованию написать диктант _на любом европейском языке_ ... по выбору чиновника. Проваливший признается нежелательным лицом и депортируется.

Киш в Австралии оставаться не собирался. Но он въехал? Да, только что. Ну вот пусть и пишет.

Однако, тут у полиции возникла новая сложность. Пишет - что? Коллегу Киша, приехавшего на тот же конгресс, срезали на голландском. Но с Кишем-то этот номер бесполезен - он и сам-то не помнит, сколькими языками владеет, и уж тем более этого не знают стука... то есть информаторы. Может выйти, мнэээ конфуз. И во избежание конфуза полиция достает из широких штанин "Отче наш" на шотландском гэльском и требует от Киша - записать. Против лома нет приема - диктант Киш провалил. На чем его тут же и арестовали - через пару дней выпустили под залог... и в процессе пребывания под он и прочел свою первую лекцию - перед многотысячной аудиторией. (Позднее одно из выступлений пришлось перенести в летний сад Сиднея, потому что не то 18, не то 20 тысяч человек слушателей больше негде было разместить.)
Потому как для Австралии вся эта история уже перестала быть каким-то странным спором о мутных европейских делах и стала очень животрепещущим местным вопросом о властях, свободе слова и попрании всего на свете. К тому же, если власти (а мы же знаем наши власти) _так_ не хотят, чтобы этот человек говорил, значит слушать его нужно очень внимательно.

В общем, я полагаю, что к тому моменту правительство Лайонса (не первым и уж точно не единственным) раз этак триста пожалело, что вообще заранее узнало о существовании Эгона Эрвина Киша. Но отступать оно не желало - и местный суд за наглое пребывание в Австралии при ненаписанном диктанте вкатил Кишу шесть месяцев принудработ.

Киш вздохнул - и подал апелляцию в верховный суд. Верховный суд стиснул зубы и начал рассматривать дело. И обнаружил, что:
а) полицейский, зачитывавший Кишу диктант, за время жизни в Австралии растерял свой гэльский начисто - и под его диктовку даже носитель языка ничего внятного написать не мог.
б) сотрудник полиции, удостоверивший, что тот полицейский прекрасно знает гэльский... ну вы поняли. Когда адвокат Киша подсунул ему на перевод строку "и не введи нас во искушение, но избави нас от лукавого" на шотландском гэльском, тот перевел ее примерно так "если/насколько окажется это к нашей пользе, то пусть она вольно рассыпается/распространяется/летит ко злу" - и добавил, что аморальное какое-то получается высказывание.
в) оный шотландский гэльский вообще плохо кодифицирован и единого мнения о том, что и как там будет правильно - не существует.
Так что верховный суд четырьмя голосами против одного постановил, что, во-первых, апелляция принята и Киш второй раз совершенно свободен, а во-вторых, шотландский гэльский не является более европейским языком.
Имелось ввиду, конечно - в рамках данного закона. Но кто же вдается в такие тонкости.

То, что произошло дальше, я описать не могу. Язык мой немеет. Скандал начался, собственно, непосредственно в верховном суде, поскольку один из судей в почти непарламентских выражениях напомнил коллегам, что шотландский гэльский вообще-то старше английского будет. А дальше дело выплеснулось на страницы газет и на улицы городов, где гуляло множество австралийцев шотландского происхождения. Сколько было поставлено синяков, выбито окон, заслушано дел о клевете и нарушении общественного порядка... в общем, предсказание информатора, можно сказать, наполовину сбылось - безобразие, конечно, получилось не революционное, но зато уж крупномасштабное.

А Эгон Эрвин Киш посреди всего этого продолжал, значит, выступать.
Кто же такое выдержит?

Министерство раздобыло свежих данных - и опять обвинило Киша в том, что он проник в Австралию, несмотря на явную свою нежелательность и общеподрывной характер деятельности (заметим, что, если говорить о Европе, то было, было дело в Грибоедове, а вот как раз в Австралии подрывная часть получилась само собой). Киш подал апелляцию в верховный суд.

Верховный суд, мучимый тяжелым дежа вю и отчетливо осознающий, что министерство вообще-то не имеет права применять это положение к человеку, уже находящемуся в Австралии, сказал, что ему это все надоело. Поэтому: господин Киш - вы намерены оставаться в Сопроцветании?
Товарищ Киш: Никоим образом, но я уехать не могу, я под судом.
Суд: Вы уже не под судом. Обвинений больше нет. Более того, мы оплатим вам судебные издержки, но чтобы ноги вашей (целой и сломанной) в нашей юрисдикции больше не было.
Товарищ Киш, радостно: Есть.
Министерство: Но подрывная деятельность...
Суд: Вы, что, хотите, чтобы он тут _задержался_?
Министерство, решительно: Нет.
Суд: Все, вопрос закрыт.

И Киш уехал, поучаствовав напоследок в _факельном шествии_ по поводу второй годовщины поджога Рейхстага.
А комитет по встрече - а потом организации защиты - Киша преобразовался впоследствии в Австралийский союз писателей. За что господа из министерства несут отдельную ответственность.


(с) Аntrekot

_________________

Ой боже, какая дивная прелесть!

_________________
Третье тысячелетие наступило.
Увы, на те же грабли...

Видимо только сюда подходит:


Петр Великий обезглавливает стрельцов в присутствии своего дворянства в 1693 г. ( английская гравюра 1858 года)

_________________

Пасквили они всегда хорошо стряпали.

_________________
Третье тысячелетие наступило.
Увы, на те же грабли...

Весь 18-й и часть 19-го на те же грабли наступали, пока гасконец не решил, что хватит. "Mort au roi!"

_________________
Не дождетесь!!
Клипы АЛ http://oshyl.mylivepage.ru/file/index
Голимый постмодернист
На берегу реки сидел пьяный Змей Горыныч и пел хором.

Грабли, увы, всегда одни и те же

_________________
Третье тысячелетие наступило.
Увы, на те же грабли...

Либерализм по-русски
В 50-е годы XIX века Александр Александрович Стахович (1830-1913) бывал у Алексея Степановича Хомякова (1804-1860), и они часто проводили вечера у Елагиных.
Однажды зашла речь об аресте Михаила Александровича Бакунина (1814-1876) в Саксонии и о препровождении его в Россию. Стахович продолжает:

"Кто-то рассказывал, что из Лейпцига до Вены и оттуда до нашей границы Бакунина конвоировал чуть ли не целый эскадрон, а на границе его приняли и преблагополучно доставили в Петербург всего два жандарма".

Хомяков при этих словах серьёзно заметил:

"Я вам больше скажу, - когда Бакунина заперли в каземат, его даже оставили одного".

_________________
Третье тысячелетие наступило.
Увы, на те же грабли...

Странная регистрация
В начале декабря 1914 года Гашек зарегистрировался в гостинице на улице Каролины Светлой следующим образом:

"Ярослав Гашек, купец, родом из Киева, прямым ходом из Москвы".

Эта шутка стоила Гашеку пяти дней отсидки.

_________________
Третье тысячелетие наступило.
Увы, на те же грабли...

Вот как описала Екатерина II в своих мемуарах один из ужинов:

"Император ужинал у графа Шереметева; тут Елисавета Воронцова приревновала не знаю к кому и приехала домой в великой ссоре. На другой день после обеда, часу в пятом, она прислала ко мне письмо... что она имеет величайшую нужду говорить со мной... Я пошла к ней и нашла её в великих слезах; увидя меня, долго говорить не могла; я села возле её постели, зачала спросить, чем больна; она, взяв руки мои, целовала, жала и обмывала слезами. Я спросила, об чем она столь горюет? ...Она посвободнее стала от слёз и начала меня просить, чтоб я пошла бы к императору и просила бы... чтоб он её отпустил к отцу жить, что она более не хочет во дворце оставаться... понеже все бездельники, а одна я, на ком она полагает своё упование".

Екатерина передала просьбу, но Мельгунов и Нарышкин сумели примирить рассорившихся любовников.
Елизавета Романовна Воронцова (1739-1792) – фаворитка Петра III, родная сестра княгини Екатерины Романовны Дашковой (1743-1810).
Алексей Петрович Мельгунов (1722-1788).
Лев Александрович Нарышкин (1733-1799) – обер-шталмейстер.

_________________
Третье тысячелетие наступило.
Увы, на те же грабли...

Что мы без цензуры?
Когда во Франции проходил сбор голосов для избрания Бонапарта в пожизненные консулы, Лафайет прислал ему письмо, в котором давал различные советы для успешного достижения поставленной цели. Лафайет, в частности, советовал Бонапарту отменить цензуру в книгопечатании.
Бонапарт попросил передать Лафайету, что если бы он послушался генерала, то они оба не смогли бы прожить во Франции и трёх месяцев.
Маркиз де Лафайет (1757-1834) – генерал и политик.

_________________
Третье тысячелетие наступило.
Увы, на те же грабли...