Адъютанты любви

Судьбу на мыло

Елена Ковальская

Афиша. Все развлечения Москвы, №162, 10 октября 2005 г.
Сериалы, Обзоры, ТВ

На Первом канале идет премьерный показ сериала «Адъютанты любви»

Сегодня в России производится столько же сериалов, сколько в Европе: пять часов в день занимают телепремьеры. За год на федеральных каналах вышли в эфир 17500 серий. «Бедная Лиза» идет в 30 странах – от Финляндии до Эквадора, рейтинг «Моей прекрасной няни» по утрам доходит почти до 40%, а запущенную в сентябре мелодраму «Не родись красивой» смотрит каждый четвертый, включающий телевизор в восемь вечера. Времена, когда сериалы вроде «Ментов» снимали в собственных квартирах и одолженной одежде, ушли. {Елена Ковальская} и фотограф {Олег Никишин} отправились посмотреть, как выглядят съемки телесериала в новых экономических условиях.
Никому еще в этом не признавалась: я смотрю сериалы. Знакомым говорю, что читаю Бунина, – а сама припадаю к телевизору. Так заведено было у родителей – телевизор работал всегда, когда не работали они. Меня отправляли спать, когда на экране разворачивался локатор – заставка программы «Время». С тех пор я так и не научилась регламентировать день, кроме как с помощью этой штуки. В половине восьмого утра, на титрах «Моей прекрасной няни», из-под одеяла вылезает мой сын. К восьми вечера мы торопимся расквитаться с посудой и уроками – начинается «Не родись красивой». В длинных паузах, когда рекламодатели думают, что впаривают нам средства по уходу за кожей и кафелем, мы укладываем учебники в рюкзак, выгружаем стиральную машину и чистим зубы. Сериал заканчивается в девять, и, как четверть века назад, в девять вечера дети идут спать, потому что ловить больше нечего.
Самое увлекательное в сериалах для меня – титры. Я по профессии театральный критик, а те, кто производит сериалы, рекрутируют кадры именно из театра, откуда ж еще. Так что если меня застукать за телевизором, смогу отвертеться – мол, смотрю по делу.
В апреле, пока Константин Эрнст занимался продвижением «Ночного дозора» на Запад, «Россия» сделала ход конем. Канал поставил в эфир мелодрамы «Кармелита» и «Исцеление любовью», и Первый тотчас же скатился в рейтингах на второе место. Сериалы – а не приветствие президента или политические программы, как было до развала НТВ, – стали главным полем битвы между каналами; более того – превратились в идеологическое оружие. С помощью «Улиц разбитых фонарей» и «Ментов» повышали престиж милиции, которая берет взятки и бьет в метро приезжих. В прошлом сезоне точно так же поднимали авторитет армии и пытались разобраться со Второй мировой («Солдаты», «Штрафбат» и «Диверсант»). «Дети Арбата» и «Московская сага» – еще одно направление: эти фильмы транслируют мысль, что не армия плоха, не милиция, не история и не Россия тем более – просто всегда были и будут люди плохие и хорошие. И поэтому Родину лучше любить, чем не любить. Сериал «Адъютанты любви», к слову, изначально должен был называться «За царя и Отечество». Но тут в дело вступила Елена Гремина.
Когда-то Елена Гремина написала пьесу «За зеркалом» о Екатерине Второй. Ее поставили во МХАТе, а потом – везде, где есть театры, от Магадана до Украины. Еще у Греминой и ее мужа Михаила Угарова есть «Театр.doc», самый радикальный театр страны. Еще Гремина с Угаровым проводят вместе с «Золотой маской» фестиваль «Новая драма», есть у них и собственный фестиваль – «Любимовка». Вообще, Гремина с Угаровым – ключевые фигуры в театре начала века, ничуть не меньше. Когда-то вместе с греминским отцом, ныне покойным Анатолием Гребневым, они писали «Петербургские тайны». Время от времени они пишут для телевидения и сейчас; подозреваю, что гонорары спускают на аренду подвала для «Театр.doc».
Нынешним летом компания «Амедиа» пригласила Гремину главным автором на проект под названием «Адъютанты любви». Время действия – 1800-1807 годы в России и Франции. Прототип главного героя – основоположник российской военной разведки Чернышев. «У нас в сюжете фигурируют несколько сил, которые пытаются строить свои мировые порядки: Наполеон, который создает империю, тайные сообщества – иллюминаты и иезуиты, Россия, которая становится все более могущественной. И есть обычные люди, которые хотят жить, любить, дружить».
Сижу у Греминой на кухне, пока она пытается распечатать сценарий, открываю лежащую на подоконнике «Историю криптографии» – по всему видать, один из источников. «Следует заметить, что нашатырь, луковый сок, квасцы, молочай вполне пригодны в качестве невидимых чернил. Но кровь жабы, ушная сера, жир летучей мыши и так далее – фантазия…» «Мне кажется, мы все развлекаемся, – говорит Гремина. – Это как в детстве, только ты не читаешь «Айвенго» или Майн Рида, а пытаешься это сочинить, причем в веселой компании».
У 48-летнего Александра Акопова – бывшего кавээнщика, телепродюсера, бывшего главы канала «Россия», три года назад открывшего компанию «Амедиа», – есть собственная империя, но нет личного кабинета. «Амедиа» сделали «Бедную Настю» и «Мою прекрасную няню» – едва ли не самые рейтинговые сериалы в новой российской истории. Сам же Акопов сидит на огромном плацу, который ввиду наличия на нем столов, людей и компьютеров следовало бы назвать офисом, но язык не поворачивается. Сидит в углу, откуда идеально простреливается все пространство. «Настоящая демократия, каждый может ко мне в любой момент подойти». Спрашиваю Акопова: не собираетесь ли заняться кино? «Вы имеете в виду коротенькие фильмы для кинотеатров? Да, собираемся. Но пока нам интересней снимать большие сериалы: у нас пока еще нет фильмов с бюджетом в 12-14 миллионов долларов, а сериалы есть. В частности, тот, о котором мы говорим. С тем качеством, с которым мы делаем «Адъютантов любви», – с батальными сценами, с пушками и так далее – сегодня в мире не может работать никто».
Делается это так. Всего в проекте заняты 450 человек. Гремина придумывает сюжет, сюжетчики его разрабатывают и пишут поэпизодник, диалогисты читают поэпизодник и прописывают сцены. После этого рерайтер причесывает текст. Сценарий пишется «неделями». «Неделя» – пять фильмов с общей историей, которая в понедельник начинается и в пятницу заканчивается. Серию снимают за четыре смены, при этом параллельно работают четыре бригады. За шесть-семь рабочих дней снимаются пять серий. Для батальных сцен на компьютере клонируют солдат и коней. Для сцен, которые происходят в Европе, под картинку, снятую на зеленом фоне, подложат виды Лондона и Парижа.
Еще больше впечатляет скорость, с которой инженер-строитель Акопов осваивает физическое пространство, – фабрика грез Акопова строится на заводе «Шарикоподшипник». Несколько не утилизированных еще станков ржавеют на улице, под забором. Киностудия сначала потеснила их из корпусов, а теперь теснит и на улице: здесь строят город Петербург. На уже готовой улице специально обученные люди поливают водой брусчатку и стены домов, имитируя весеннюю капель, а четверокурсник Никита Панфилов и Павел Баршак – главный герой и его друг-кавалергард – мечутся перед камерой, изображая погоню за злодеями.
В огромном бетонном здании семь павильонов. Восьмой только что закончили для «Адъютантов любви». К лету их будет шестнадцать. Для справки: у «Мосфильма» павильонов – двенадцать.
Крупнобюджетные костюмные сериалы – фирменный знак «Амедиа»; но, разумеется, не единственное предложение на рынке. Есть жила, которая только начинает разрабатываться: многосерийный художественный фильм на основе классики. Он на порядок короче мыльной оперы, дороже в производстве и дольше окупается – зато в такие фильмы охотней идут играть звезды, да и публика млеет. На «Централ Партнершип» уже заканчивается производство «Золотого теленка» и «Братьев Карамазовых»; Юрий Арабов разложил на 12 серий «Доктора Живаго», Ираклий Квирикадзе уместил в 8 серий «Героя нашего времени», и надо полагать, здесь обошлось без бригадного метода работы над сценарием.
Бригадой работают на ситкомах (комедия ситуаций), где каждая серия представляет законченную историю – ее пишет отдельная бригада под руководством главного автора. Лучший ситком, «Мою прекрасную няню», удалось снять все той же «Амедиа». Большинство длинных историй со сквозным сюжетом делаются примерно в той же технологии, что и «Адъютанты любви», – за вычетом американских наблюдателей и наполеоновских амбиций. К примеру, Юрий Беленький, продюсировавший мыльные оперы «Ундина», «Исцеление любовью» и «Кармелита», руководствуется принципом «Будь проще, и люди потянутся». От сценаристов он требует как можно чаще и настойчивей повторять «Я тебя люблю» или, допустим, «Как ты мог мне не сказать», а для каждой истории придумывает экзотический антураж – вроде маленького приморского городка в «Ундине». Сами сюжеты Беленький ищет где придется – пять лет назад он от лица Киностудии имени Горького предлагал студентам участвовать в конкурсе сценарных заявок «в жанре лирической, музыкальной или эксцентрической комедии, мелодрамы; две главные героини – восемнадцатилетние девушки-близнецы…». Так же начинался когда-то и рекламный бизнес – я сама, будучи студенткой ГИТИСа, написала десятка два сценариев рекламных роликов про колготки Omsa: вместо гонорара в деканате выдавали пару колготок за удачный сценарий, за неудачный – гольфы.
В комнате, которую условно можно назвать тихой, собралась команда Греминой с поэпизодниками – толстенными распечатками, в которых каждая строка отмечена номером, как библейский стих. Заказчиков пугает количество персонажей – Гремина предлагает «заняться холокостом». Заказчиков беспокоит, что слишком много балов и раутов. «А что поделать, – веселится Гремина, – это жизнь». В результате массового уничтожения людей вылетают целые сцены. «Уличная давка – дело святое, – просит Гремина, – давайте ее сохраним». За стенкой сверлят, так что писателям не слышно друг друга в двух шагах. Гремина не унывает: «Наши нервы крепче, чем их дрели». На стол выкладывается та самая «История криптографии», где про ушную серу, Гремина зовет всех рассматривать картинку – рисунок бабочки, в котором шпион, притворившийся энтомологом с сачком, зашифровал план расположения вражеских войск.
Уговорить «Амедиа» в необходимости уличной давки – это полдела. Впереди Гремину ждут встречи с американскими консультантами. «Они милейшие люди, считают себя носителями некоего тайного знания о том, как делать сериалы. У нас сериал рассказывается главами, в каждой главе укрупняется один из шести главных персонажей. От простого к сложному, от частного к общему – по Аристотелю. А по американской технологии нужно, чтобы в первых пяти сериях появились все герои. А у нас их типа сто восемьдесят в двадцати «неделях». Представляете? Настоящая Ходынка!»
После американцев в дело вступает исторический консультант. «Я столько прочитала, – говорит Гремина, – что сама вполне бы могла преподавать историю. Но для меня история содержится не в монографиях, а в письмах того времени, в беллетристике. Консультант говорит, например: «Почему ваш герой дает пощечину и отказывается от дуэли – дворянин так никогда бы не поступил». А я говорю: «Это ж страшная месть, у Лермонтова в «Маскараде» Арбенин так поступил со Звездичем, значит, такое могло быть».
Уже во время презентации сериала было решено отказаться от его визитной карточки – песни примерно с такими словами: «Ты знал, что в этом мире ты умрешь не зря, тарам-барам-барам, за веру, за царя». «Когда я была приглашена на проект, – рассказывает Гремина, – он уже был в общих чертах придуман и назывался «За царя и Отечество». Мне дали текст первого варианта, от которого у нас не осталось ни слова, – так там молодые люди говорили: «А послужу-ка я России!» А моя идея заключается в том, что слова «За царя и Отечество», могут говорить только отрицательные герои, карьеристы и разные другие подонки».
Очередную серию снимают в Горках Ленинских. В «вызывном листе», который съемочной группе спустили сверху, указан прогноз погоды: 11 градусов, но градусник показывает 7. На аллее, ведущей от дома, в котором умер Ленин, протянуты рельсы; камера катается туда-сюда. На складных стульях мерзнут актрисы в алясках поверх парчовых платьев. Люди сбивают с деревьев желтую листву и чистят граблями траву – дело должно происходить летом. Вдали, в глубине леса, напустили дыма. Телевизионный режиссер орет: «Там что, Хусейн травит курдов?» И чуть тише оператору: «Как только ноги оказываются в кадре, начинаешь панорамировать». Имеются в виду ноги артистов – Алексея Завьялова, исполняющего роль Адама Чарторыйского, и наследника престола – артиста Александра Ефимова. Появляется самый главный режиссер-постановщик – Михаил Мокеев. Как и Гремина с ее диалогистами, как артисты, он тоже из театра. «Пять серий снял – и ничего, живой. Тут используется такая технология, которая позволяет снимать с трех камер, и не кадрами, а как в театре – большими протяженными эпизодами. Другое дело что некогда особенно репетировать…»
Еще одно сходство с театром: тоже просят выключить мобильные телефоны. «Приготовиться к съемке! Мотор!» – и актеры начинают идти на камеру, бормоча что-то себе под нос. Чтобы расслышать, о чем они там говорят, приходится едва ли не влезать в кадр.
– Значит, вам не нравятся эти перелески и тропинки… Я сочувствую вашему положению, князь. Представляю, каково вам приходится…
Наследник престола переходит почти на шепот, я ничего не слышу; вдруг Чарторыйский вскрикивает: «Суворов?!» И все на площадке начинают кричать: «Стоп, стоп!!» Режиссеры вообще ведут себя как-то странно: появляются на площадке по сигналу «Стоп» и исчезают куда-то, когда звучит «Приготовиться к съемке». Я устремляюсь за ними. Они – в полосатую палатку на краю аллеи. В палатке, оказывается, и происходит все главное.
Там показывают кино. На мониторах размером с мой домашний телевизор, за две недели до того как его увидит вся страна, показывают «Адъютантов любви». По тропе идут князь с наследником и тихо разговаривают – ровно так, как говорят в кино люди, желающие обойтись без чужих ушей. «Суворов?! – вдруг вскрикивает, сверкнув глазами князь. – Суворов потопил в крови восстание в Варшаве. Он привез вашей бабушке в подарок трон польских королей, и она употребила его как стульчак. И я терплю. Я не жду уважения к себе – поскольку я сам себя презираю».
«Вы особенный человек, – берет его за пуговицу будущий император России и заглядывает в его глаза. – Что мне сделать, чтобы вы стали моим другом?»

_________________