Что делать, если ты царь, или Как заработать на историческом наследии«Людей, работающих царями, объединяла одна характерная черта. Неспособность к серьёзному виду деятельности, к заработку денег путями, котируемыми в современном социуме. Неопределённость в жизненном пути была одна на всех».
Жители Петербурга не только любят историю, но и, по возможности, зарабатывают на ней: на потеху туристам в городе постоянно трудятся целые бригады ряженых Петров Первых, Екатерин, Потёмкиных и других легендарных личностей. На что похоже «придворное» закулисье, и кто работает под маской протагонистов? Рассказывает ИВАН ЧИЖ.
О том, как грамотно пользоваться имперским прошлым и об искусстве «пётркидо»:
В поисках средств к существованию я набрел на заманчивую вакансию. Надо было работать Петром Великим. После торговли музыкальными дисками передо мной вырисовывалась совершенно сумасшедшая перспектива карьерного роста! Взвесив все я понял, что ничего против такого заработка не имею и отправился на собеседование.
Собеседование на царя проводила женщина, стремительно приближающаяся к последним рубежам своей свежести. Она внимательно вглядывалась в меня, выискивая червоточины и изъяны. Общалась с прохладной дружелюбностью, через которую нет-нет, да проскакивали интонации воспитателя. Внешне спокойный, внутри я сжался в клубочек, как при малоприятных беседах с правоохранительными органами. С первой же встречи мадам попыталась привить ни на чем не базирующееся уважение к себе. Несколько односторонний подход настораживал. Позже, чуть поэкспериментировав с местоположением букв в ее имени, я прозвал ее Татьяна Гремлиновна. Естественно, за глаза. Это немного разбавляло эффект, производимый ее вечно недовольным менторским тоном.
Как бы то ни было, я ей приглянулся и таким образом сделался царем. То есть не совсем царем. Моей стати и осанки хватило только на князя. Меня нарекли Потемкиным, благословили и вот я уже в монаршей семье!
Князем меня делал костюм петровского гренадера, треуголка и застиранные манжеты с манишкой. На манжетах помимо кружев красовались легкие сигаретные ожоги. Костюм предоставлял театр.
Переодеваться приходилось в обклеенном афишами подвальчике, который Татьяна Гремлиновна упорно называла гримеркой. Кроме театральных костюмов в подвальчике располагался местный сантехник и несколько крыс. Там пахло сыростью и, иногда, когда сантехник был совсем уж пьян, мочой. Весной, когда таял снег, а также после обильных дождей, каморку заливало. Из-за этого коротило проводку и тогда приходилось переодеваться в мерцающем свете свечей, красиво отражающемся в лужах. Не смотря на такие условия деньги на аренду помещения вычитали из нашего заработка весьма исправно.
Сама же работа заключалась в том, что я в сопровождении Екатерины Великой (каждый раз разной) вышагивал в центре города вокруг исторического памятника архитектуры. На пару мы предлагали мягкотелым избалованным туристам сфотографироваться с историческими особами в разных импозантных, но жутко неудобных, ракурсах. Стоило это развлечение довольно больших денег и я сильно удивился, узнав, что туристы готовы за это платить.
Для выманивания как можно большего количества купюр из карманов отдыхающих существовала специально разработанная схема смен поз и партнеров, не позволявших жертве вырваться и потерять интерес. Знания сотен поколений Петров были кропотливо собраны и проанализированы. Это позволяло мгновенно выявлять правильные углы, под которыми надо смотреть на туристов, и определять наиболее эффективный крутящий момент при уходе от вопроса «а чё так дорого?». Что-то среднее между танцем и восточным единоборством. Этакий петркидо. Например, руки клиентов ни в коем случае нельзя было выпускать при смене кадра, чтобы рыбка не сорвалась и не залегла на дно.
Таким образом можно было за один рабочий день выколотить из окружающих вполне приличную сумму. Если работать три дня в неделю, то необходимость в побочных халтурках полностью отпадала, что, согласитесь, очень хорошо. Можно было оплачивать квартиру, питание и около трети суммы оставалась на разные безобразия и непотребства.
Правда это оказалась трудовая деятельность с ярко выраженными сезонными всплесками. Если летом ты мог жить припеваючи и забывал о нужде в период новогодних праздников и зимних каникул, то поздней осенью и весной приходилось затягивать пояс потуже. В рацион питания прочно входил рис и другие дешевые крупы; мясо, рыба, колбасы и сыры уходили по английски, не попрощавшись.
Царские личности, трудившиеся туристам на потеху, по большей части были театралами-неудачниками. Также встречались музыканты, психологи, алкоголики и прочие романтики. Например, лучший царь, Коля, работавший таким образом уже не первый десяток лет, был трубачом. Перевоплотившись в Петра Первого он собирал совершенно сумасшедший гонорар за выход, делая свое дело как четко смазанный механизм. Пришел, раскрутил, взял деньги, ушел. Пара минут, ничего не упущено, ничего лишнего. Выжимал купюры из людей как блендер выжимает сок из свежего апельсина. Я не мог так, проклятая совесть мешала высасывать из доверчивой публики последние капли. Мне оставалось лишь завороженно наблюдать за работой маэстро.
Еще один Петр Великий был тем еще шпагоглотателем. И при этом вовсе не факиром. Ухоженный, надушенный, весь в перстнях, кружевах и рюше, он выглядел совершенным порождением высшего света. Скорее лорд Байрон, нежели великий монарх. Декаданс и утомленность жизнью так и сочилась в его взгляде. Мягкой змеей он проникал в доверие клиента, без мыла мог залезть к нему в карман.
А одна из лучших цариц была алкоголичкой, кроме всего прочего балующейся таблетками. Однажды ей пришлось вызвать скорую прямо на место работы. Государыня не рассчитала пропорции и вместо легкой эйфории, позволяющей сократить психологическую дистанцию при общении с людьми, получила тяжелую интоксикацию.
Хотя, крепко выпивающими там являлись почти все. Людей, работающих царями, объединяла одна характерная черта. Неспособность к серьезному виду деятельности, к заработку денег путями, котируемыми в современном социуме. Неопределенность в жизненном пути была одна на всех. В то же блюдо добавим и неуверенность в завтрашнем дне.
Гусарки, барды, сувенирщики, карманники и прочие коллеги:
Биотоп вокруг жил и развивался, цари и князья лишь занимали в нем свою экологическую нишу. Наиболее близким видом являлись ребята, предлагающие фотографию с обезьянками и попугаями. Парни раздобыли где-то несколько яванских макак, одели их в штанцы и курточки и бизнес был готов. Чарующе антропоморфные приматы поступали с туристом как с пиньятой, выбивая не только улыбку умиления, но и весьма серьезные суммы.
Были всевозможные сувенирщики (куда же без них), предлагавшие матрешек, ушанки низкого качества и дерьмовенькие буденовки с нашитыми матерчатыми звездами на лбу. Иссушенный солнцем и завяленный ветрами от постоянного курсирования на улице хамоватый тип продавал яйца псевдо-Фаберже, предоставляя конкурентам простор для всевозможных прозвищ. Толстые тетки торговали хотдогами и вареной кукурузой. Страшные мужеподобные девицы катали туристов в поскрипывающей карете, запряженной парой кобыл. С лошадьми, к слову, всегда так. Ими заведуют только страшные девицы. По-моему это аксиома, закон Мироздания в действии, что-то связанное с сохранением энергии.
Так же стоит упомянуть гусарок. Девушки разной привлекательности в киверах, камзолах и вызывающе коротких миниюбках дополнили искусство петркидо, густо замешав его на кипящем либидо среднестатистического мужчины. Перешли на темную сторону силы. С коммерческой точки зрения это был беспроигрышный вариант.
Отчаянно сверкая нижним бельем они вертели жертвами как хотели, позволяя себя трогать в интересных местах. Явно запрещенный прием, удар ниже пояса! Скованные корсетами и запрятанные под тройными юбками Екатерины Великие с завистью поглядывали на них. Гневно сверкая очами распускали слухи, что девицы позволяют еще большее в ближайших кустах. За дополнительную плату, разумеется. Мы четко блюли границы своих владений, прогоняя гусарок взашей.
Кроме них промышляли еще стритовщики всех мастей, начиная с питающихся подножным кормом уличных ребят с раздолбанной гитарой и незатейливым репертуаром «спрыгну со скалы/белый снег, серый лед...» и заканчивая виртуозами с отработанным сценическим образом, зарабатывающими на жизнь только так. Тут были и хиппи с хэнгами и ситарами и мастера фламенко с пузатыми гитарами-дредноутами и арфисты. Нервный трубач матерно ругался, если считал, что у него отбивают клиентуру. Колоритный старикашка в шляпе и с банджо, приодетый бродягой времен великой депрессии, напротив, приветствовал всех лучезарной улыбкой. Ногой он отбивал ритм, используя вместо бас бочки старый кожаный чемодан, и одновременно подыгрывал себе на губной гармошке. Даже жестянка, в которую благодарный слушатель кидал звонкую монету, была не простая. Это была банка «Unkle Ban`s» образца пятидесятых годов.
Все они, тем не менее, очень четко взаимодействовали друг с другом, никогда не выходя одновременно. Было такое ощущение, что какой-то конферансье составлял им расписание. Профессиональная этика, судя по всему, была у здешних музыкантов в крови.
Стоит упомянуть и барда с цепкой хваткой дельца и идеальным бизнес планом. Он насочинял с десяток приторных песен, записал их на диск, и посадил свою жену включать это творение в магнитофоне на повторе. Таким образом самого барда лицезреть доводилось лишь на плакате, прислоненном к жене, продающей эту липкую звуковую патоку. Проходя мимо можно было зацепить краем уха что-нибудь вроде: «ах, каналы!», «ох, Исакий, ох, Казанский!». По возвращении обратно слух натыкался на уже знакомую звуковую помеху: «ах, наш Пушкин на Фонтанке», «ночи белые-белые, ах-ах-ах, ох-ох-ох!»
Стал ли его альбом платиновым, неизвестно. Но, думается мне, эти музыкальные матрешки, эти ушанки из ноток можно встретить в самых неожиданных уголках нашей родины, откуда только способен выбраться провинциальный турист.
Помимо этих довольно симпатичных представителей были и более опасные виды. Например подонки, называемые, почему-то карманниками. По факту же это были самые настоящие грабители. Эти выходили на промысел стаей по четыре-пять штук. Все они были одинаковые, как трое из ларца — крепкие загоревшие детины с белыми зубами. Ослепительно сверкая своей улыбкой, один из них подходил к жертве и, тараторя что-нибудь отвлекающее, особо не стесняясь снимал с нее в это время сумочку или фотоаппарат. Двое других в этот момент подходили сзади, мешая бедолаге увильнуть в толпу. Остальные крутились рядом на подхвате. После чего работники ножа и топора рассредотачивались и удалялись быстрой походкой, сильно напоминающей спортивную ходьбу.
Жуликов, при всем вопиющем поведении, в тюрьму не сажали. Судя по всему они довольно неплохо кормили еще один местный паразитический вид. Милиция их просто игнорировала, несмотря на то, что по периметру памятника архитектуры, являющегося центром биотопа, стояли камеры и доказать их виновность не составляло особого труда. Один раз их образцово показательно задержали. Приехал наряд, схватил негодяев и приковал наручниками к решетке сада. После чего плохие дядьки исчезли на целый месяц, по истечению которого как ни в чем ни бывало вернулись чистить карманы и улыбаться туристам дальше.
Про закон, обезьян, придворные интриги и бесславный конец:
Милиции отстегивали все. Это была своеобразная страховка бизнеса, будь то продажа открыток или фотография с животными. Подоходный налог, идущий напрямую в карман конечного потребителя. Если оплата задерживалась, то блюстители порядка сразу же вспоминали о законодательстве. Например, владельцы обезьянок, как-то раз отказавшиеся давать на лапу, сами того не желая стали участниками феерического шоу.
Со стороны это выглядело весьма зрелищно и колоритно — первыми, обгоняя ветер, мчались макаки. Это логично, ведь они быстрее человека. Следом неслись, прижимая к груди скарб, повелители приматов. Замыкая пищевую цепочку бежали блюстители порядка, выкрикивая на ходу магические формулы снижения скорости беглецов. Напомню, что это исторический центр города, туристическая Мекка. Не хватало лишь залихватской балканской музыки, которая бы разъяснила, что все в норме, просто действие разворачивается в очередном фильме Кустурицы. В итоге фараоны оказались самыми спортивными и выиграли забег. Обезьянки отправились в обезьянник.
Наша, с позволения сказать, организация, была зарегистрирована официально. Это освобождало от кормежки милиционеров. Последним такое положение вещей сильно не нравилось и они периодически задерживали царскую семью. Для проверки документов, за предоставление фотоуслуг без разрешения, или под другим притянутым за уши предлогом отправляли в отделение. Довелось съездить туда и мне, где мы с Екатериной Великой в полном обмундировании просидели два часа в компании узбекского великого угонщика велосипедов и наркомана-амфетаминщика. Снимая очередных хулиганов для картотеки милиционеры остроумно шутили: «А теперь фото с Петром!» В конце концов нас вызволило начальство.
Такие вот эндемики и более распространенные виды обитали в этой заповедной экономической зоне непуганых туристов. Животные законы уличной экономики в действии. Именно там я прокормился около года. Я всегда понимал, что застревать на этом месте, подобно Коле, не имеет никакого смысла. Но причиной ухода стала подковерная возня. Я пал жертвой придворных интриг.
Татьяна Гремлиновна, живущая в несколько иллюзорном мире, свято верила, что люди, имеющие доступ к деньгам, не пытаются присвоить их без ее ведома. Такой вот она была бизнесмен, собравший команду из алкоголиков, маргиналов, наркоманов и гомосексуалистов, в общем очень творческих личностей. И, тем не менее, она прибывала в уверенности, что между кассой и карманом этих людей надежной стеной стоит ее авторитет. Поэтому когда она поймала за руку на воровстве из казны парочку старых, проверенных, государей, то была крайне удивлена. Просто изумлена.
Тут же последовала серия репрессий. Она перетасовывала царские пары, проводила полуторачасовые разъяснительные беседы. Некоторых монархов просто низвергла. Мне же она предложила стучать на ребят. Среди всей этой игры престолов я повел себя как Нэд Старк, за что и поплатился. «Давайте нет,» неправильно ответил я тогда. И тут же почувствовал, как с меня слезает, точно старая позолота, царская милость.
Татьяна Гремлиновна отобрала у меня сначала самые прибыльные дни, потом оставила лишь один рабочий день в неделю, медленно, но уверенно отрезая от моего рациона ломоть за ломтем. Потом она разжаловала меня из князей, поставив работать придворным фотографом. Таким образом свела к минимуму мое воздействие на процесс зарабатывания денег.
Последний шаг ее многоходовки оказался весьма предсказуемым. Высоким повелением я был приписан придворным фотографом к молодой необстрелянной царской чете, которая по неопытности не могла развернуться в полную силу и пить из реки финансов жадными глотками. Как результат — ничтожные заработки, обвинения меня, как самого опытного, в некомпетентности, бесконечные промывания мозгов после изматывающего трудового дня.
В конце концов старушка Гремлиновна предложила мне выходить на замены. Это значило, что если кто-то свернул шею или у кого-то умерла бабушка хомяка и он не в состоянии выйти, эту дыру предлагалось заткнуть мною. Слава Богу такие черные события случались крайне редко, что напрямую сказывалось на количестве заработанных денег. Но реагировать на них надо было незамедлительно, тут же побросав все дела.
Практически это была ссылка в Сибирь. Я усмехнулся, сказал «спасибо, но нет» и вышел из гримерки, оставив необстрелянную царскую чету на растерзание Татьяны Гремлиновны.
http://www.livejournal.com/magazine/1154739.html